Глава 18. Цыганка

 
    
 
Когда Жорик уехал, Петька вполне вписался в общий гайгуй: гостей было много.
 Три парня пришли уже навеселе - Димыч и Костик с Иваном. Последних двух Петька встречал ещё осенью, у Собора: они были первыми, кто его опознал именно как Петьку, а не принял за Жорика. Сейчас ребята приехали в Ростов, развеяться. Димыч, который пришёл почти одновременно с ними, оказался своеобразным парнем: он сидел от всех в стороне и всё время странно  похихикивал. А Иван и Костик почему-то именно сейчас решили дружно вспомнить тот день, когда вместе поступали в православный институт.
Остальная куча народу выкладывала на стол, быстро внесённый Аликом из «прихожки» и наспех застеленный новой клеёнкой, еду и бутылки. Теперь стол стал продолжением подоконника, и вскоре был весь заставлен; многие блюда располагались и на подоконнике. Вскоре все начали потихоньку закусывать, то и дело подходя к столу, впрочем, не прерывая рассказа Ивана и Костика. Петька с содроганием выискивал среди группок вновь и вновь прибывающих девушек Зелёную. К счастью, её не было.
Перехватив инициативу по развлечению народа, Костик начал так:
  - Мы пришли слишком рано: перепутали время сдачи экзамена...
  Послышался, так сказать, общий «закадровый» смех.
- Это он виноват. С ним вечно так. То время перепутает, то ещё что-нибудь учудит. К примеру, телефон потеряет, или в кафе пиджак забудет, - пояснил Иван.
- Не без того. Бывает. Времени оставалось очень много, ну, и потому, после некоторого шатания по улице, мы решили пойти покушать и выпить пива, - продолжил Костик.
Снова разразился общий хохот.
  - И, вы бы видели, как мы возвращались, - не удержался и встрял снова Иван. - Костик судорожно вцепился мне в руку, бледный весь. И всю обратную дорогу говорил мне, что теперь плохо себя чувствует, что у него голова болит,  что  он ничего не помнит. Совсем ничего! - хихикнул Иван. - «Ничего не помню. Я совсем ничего не помню».
  - А ты сам! Подпрыгивал и орал: "Я не сдам, не сдам! Вот увидишь, что я - не сдам! Специально пойду, чтобы доказать тебе, что я - не сдам! - хихикнул Костик. - Однако, мы пришли. Стоим, стену подпираем. Оба - зелёные, перепуганные. И тут...
  - Из дверей кабинета, где шёл экзамен, вылетел батюшка с длинной бородой, и, с криком "ура!" - помчался вприпрыжку вдоль коридора! - перебил Иван. - А когда мы сидели уже в кабинете, там другой парень отвечал... Белобрысый такой, весь в конопушках, - припомнил он дальше. - Его экзаменатор спрашивает, въедливым таким голосом: «А скажите, молодой человек, а каким было знамя у евреев в описываемые вами времена?» Парень молчит - и краснеет всё больше. А мы, хором, громким шёпотом, ему подсказываем: "Медный змий!" - ну, он, вытянувшись, напрягшись весь, еле слышно и выдаёт: «Змий». Экзаменатор поднимает  голову - и смотрит на него удивлённо. « Что-что? - спрашивает, - Повторите погромче!» Ну, парень, по-видимому, решив, что мы бред подсказываем, но что - двум смертям не быть, а одной – не миновать, тут как гаркнет во всю силу лёгких: «Змий!» Экзаменатор от неожиданности даже шею в плечи втянул, и робко так на него смотрит. «Продолжайте, - говорит, - молодой человек!» Парень  расхрабрился, приосанился, и снова, громко так, как грянет: «Змий! – и, помолчав немного, добавляет: «Медный!» Экзаменатор хихикнул, и отпускает его, рисуя оценку: «Ну вот – и умничка. Вот – и молодец!»
  Ну, этот ответ нас позабавил - мы и расслабились. И сразу всё повспоминали, что забыли, - заключил Костик.
 - Поступили? - спросил Алиик.
 - Поступили, - подтвердил Иван.
  Петька смотрел, слушал - и думал о том, что он сейчас среди своих друзей. Только они его - знают, а он их - нет. Он не помнил ни о себе, ни о своей жизни, ни о своих друзьях - по-прежнему, ничего. И всё из-за одного лишь странного происшествия в прошлом, после которого он вдруг стал котом... Он потерял все знания о себе: о своих делах, о своих знакомых, о своих привычках... Это полностью изменило его судьбу – и знать бы, почему это случилось. Может, он вообще - из другого измерения? Или же, над ним проделали эксперимент - кто знает? Трудно начинать жизнь - как бы с нуля. Или - наоборот, легко? Легко было бы, если знать, что ему не встретятся на дороге неожиданные тени забытого им прошлого...
  Он потихоньку подсел к Алику и спросил:
  - Помнишь, у тебя вроде в соседках девушка была, в зелёном платье? Она и сейчас здесь живёт?
 - Ты что, забыл как звать даже? Ну, ты даёшь. Уехала она. Училась на психологическом - а тут предложили поехать по обмену, в институт в Германии, где педагогов готовят к обучению школьников по вальфздорской педагогике. Мы её отговаривали - мол, когда вернёшься, что ты с этим образованием здесь делать будешь? Нафига козе баян, словом. Какая тут, к чертям, педагогика, кроме правила: учитель, ори на всех громче! Да ещё и вальфсдорская... Но, она упёрлась: хочу ехать - и всё тут. А что?
  Но тут вернулись девчата - Юля, девушка Алика, и её подруга Анюта, которым захотелось пойти и докупить продуктов. Кроме покупок, они притащили небольшую ёлку – им досталась бесплатно; продавцы уже ушли, а ёлки на улице остались. Поставили дерево в ведро, начали наряжать. К тому времени, Костик и Димыч уже изрядно подвыпили и слишком заинтересованно рассматривали коллекцию кактусов на подоконнике.
  - А пейот среди них есть? - спросил Димыч.
 - Да, вот этот кактус - и есть пейот! - показал Алик. - Я его недавно купил на  выставке кактусов. Я вообще - начинающий кактусовод. Люблю кактусы.
 Не успел Алик опомниться - как Димыч вырвал с корнем пейот, надкусил - и стал жевать.
- Придурок! - выругался Алик, хватаясь за голову. - Это было одно из моих любимых растений!
 - Я хочу постигнуть божественную суть мира! - сказал Димыч, высоко подняв вверх указательный палец.
  А остальные уже уплотнились в небольшой кружочек - и танцевали под электронную музыку, как кто мог. Впрочем, внедрившийся тут же в толпу Алик вместо танца зачем-то стал крутить пассы. Присоединился и Петька - тоже стал крутить пассы, только – из другой серии. Остальных же неожиданно и явно пробрало. Костик схватил в углу айкидошный бокэн - и стал, размахивая им, изображать из себя шамана, а Иван с Анюткой - устраивать ритуал братания, сделав каждый по надрезу у себя на руке и капнув кровью в общий бокал... А двоих, совершенно незнакомых Петьке парней, чьих имён не называли - вообще вырубило: они вышли из круга и сразу пошли спать. В углу сидел Димыч и смотрел на всех абсолютно ошалелыми глазами.
  «Нет, пора останавливать Алика - и разруливать ситуацию, пока не начался полный крышеснос. Понакрутили мы тут!» - подумал Петька, вышел из круга - и выключил свет. Тогда Алик зажёг иллюминацию на ёлке, и все разошлись из круга в разные стороны. Костик прицепил искусственную бороду Деда Мороза - и сказал басом: "Ёлочка, гори!
- Ребята, с Новым Годом! - объявил Алик. - Кажется, он наступил минут пять тому назад.
Действительно, за окнами забухало, и в небо возносились фейерверки, не умолкающие ещё полчаса. Открыли шампанское, выпили за Новый год, подзакусили, а потом были снова танцы – только, теперь парные. Под спокойную музыку. Алик танцевал с Юлей, Иван - с Анютой, а Костик с бородой - с рыжим котом, которого он упорно называл снегурочкой. Димыч вышел покурить – и пропал; говорят, заболтался на кухне с какой-то соседкой. Петька не любил пьяные парные так называемые танцы – во всяком случае, сейчас. Это ведь был далеко не вальс, какой он недавно разучивал с Оксаной… И ему не оставалось ничего другого, как засесть за компьютер – и " пойти мочить фрАгов", как выражался Алик.

На утро он проснулся на верхней полке - "втором этаже", укутанный старым одеялом без пододеяльника. Он даже не помнил, когда и как туда забрался: видимо, осуществлял это в полусне, на автомате. Там же, рядком, спало ещё несколько человек - Алик и его гости. Было тихо: слышно, как тикают настенные часы.
Первый день нового года...
   Петька осторожно, стараясь не разбудить товарищей, лежавших здесь тесно, штабелями, слез вниз по деревянной лесенке. Внизу, посередине стола, по случаю праздника накрытого белой клеёнчатой скатертью, одиноко стояла ваза с солёными помидорами. Всё, что осталось от вчерашнего… На подоконнике красовалась груда немытой посуды. Рядом с вазой сидел наглый персиковый кот Уксус и поедал один из оставшихся помидоров с явным наслаждением на наглой физиономии.
   Димыч спал на полу, рядом с компьютером, даже не укрываясь – было, кстати, тепло. Не то, что у Жорика в общаге. Несколько девушек увалились в противоположном углу, на импровизированный топчан из подушек и одеял.
  Петька пошёл на коммунальную кухню - ставить чайник. Там не было никого. Заварив крепкого кофе, он вышел на балкон, прямо в рубашке и спортивных штанах: покурить. Сигареты он взял из «общего пользования», на подоконнике у Алика.
Ростов ещё спал. Будто вымер.
Петька курил, пил кофе и вспоминал то, что мог вспомнить: Жорика, своё преподавание, Оксану...
Потом затушил сигарету о перила балкона. Снял с плиты горячий чайник, захватил свою кружку и вернулся в комнату.
   - Петька! - удивлённая рожа Алика, смотрящего сверху, с полки, была несколько перекошенной с недосыпа. - Чего это тебя подняло так рано? Может, ты и кофе уже сварганил?
   - И - сварганил, и - выпил, - ответил Петька.
   - А ты ещё раз чайничек не поставишь? Будь другом! Ты - повторишь, а я - тоже присоединюсь!
   - Чайник ещё горячий. Давай, заварю нам по кружке чая.
Остальные пока спали.
  Алик слез вниз вместе с кульком сухарей.
- Специально захомячил вчера, чтоб было наутро, - пояснил он.
  Петька поставил на край стола кружки, заварил чаю.
  Но Алик сел не за стол, хотя пара стульев около него всё же наличествовала: он извлёк чуть ли не из-под Димыча, спавшего беспробудным сном, пустой поднос. Сел посередине комнаты, по-восточному, поставив поднос перед собой. Выложил сухари.
- Неси сюда наш чай. На столе пусть теперь Уксус поспит. Побеспокоили вчера гости мою животину.
Кот, действительно, дрых прямо там, на белой скатерти. Рядом с пустым уже блюдом из-под помидор.
Петька притащил и поставил на поднос две кружки, сел напротив Алика в полулотос.
- Ты просто гений! Твои сухари сейчас - в тему, - одобрил он.
- Есть-то первого числа - тоже хочется... А все ближайшие магазины, скорее всего, будут закрыты сегодня, - объяснял свою запасливость Алик.
   - Ну... Да, - согласился Петька.
 - Празднуют-с, понятное дело! Видел, как народ перед Новым Годом в магазинах всегда тарится? Будто - на случай ядерной войны, или как будто - последний раз в жизни едят. То-то!
  Помолчали немного, хрустя сухарями. Очень крепкий чай понемногу возвращал к жизни Алика и ставил его мозги на место, приводя их в относительную адекватность. Интересное было зрелище.
   - Мне вчера твоя Светка звонила. Узнала от кого-то из наших, что ты, наконец, объявился. Не знаю уж, каким таким образом.Заложил ей кто-то тебя. Говорит: пыталась тебе позвонить по сотовому - не получается. При всех я не стал тебе про Светку говорить.
   - Да нет у меня сотового... Совсем.
   - Значит, его из твоей комнаты квартирная хозяйка спёрла, когда ты исчез. Наверное, сдала на пункте приёма юзанных телефонов - и погуляла слегка. На опохмел, думаю, ей хватило. Но я надеялся было, что ты хоть его всё-таки с собой прихватил... Я тебе звонить пытался – «недоступен или вне зоны действия сети» мне отвечали. Впрочем, если симку вынуть и в стол положить – он тоже так отвечать будет. Я пробовал.
  - А - что за Светка?
   - Ты меня разыгрываешь - или впрямь совсем ничего не помнишь? Вчера я подумал, что ты пошутил. Хорошо же тебя, должно быть, головой приложили. Или, мозги обработали чем…
   - Совсем ничего не помню, понимаешь! Очнулся – в чужом городе, на улице. Жил у того парнишки, которого ты видел, и пытался вспомнить хоть что-нибудь. С трудом припомнил эту хату. А больше не помню ничего. Ни - матери, ни - отца, ни Светку - тем более.
   - Светка - это не "тем более"... У неё, между прочим, пацан от тебя. Колей зовут. Малой, три года. Правда, не помнишь?
   - Правда.
  - Ну, ты и раньше говорил, что это - ещё не факт, что ребёнок - от тебя. Когда узнал, что она не только косметикой всякой-разной, нескольких фирм, приторговывает, но и моет полы всяким папикам. Типа: гувернантка. Ну, и она там  не только полы моет по вызову, но и для других потребностей её используют. Ты  случайно про то узнал, когда её в ресторан как-то потащил - гульнуть, крутизну показать… А оказалось, что в ресторан для неё сходить  - что раз плюнуть, баксы у неё сами в карманах берутся. Вернее, не в карманах, а в трусиках. И по её понятиям - ты человек никчёмный и нищий. И тебя надо пристроить в "хорошее место". Какое - ты мне тогда не сказал. Но, как мне показалось, на то место, куда тебя протежировала Светка, тебе не просто не захотелось, а ОЧЕНЬ не захотелось. Хотя, за пару дней до той нашей с тобой беседы, когда ты мне про Светку гутарил, именно ты и говорил мне, что в наше время и в наших условиях нельзя быть щепетильным. И что ты, в принципе, сейчас не знаешь такой работы, какую бы с омерзением отказался делать за деньги. Лишь бы хорошо заплатили - а так, хоть в дерьме плавать, потом отмоешься...
 - Это - что, правда, что я так говорил?
  - Честное слово!
 - Ты знаешь, кажется, что мне становится всё страшнее и страшнее вспомнить о себе всё... Вначале посмотрел паспорт - вроде, всё здорово: не женат, лет - двадцать восемь с хвостиком, не красавец - но и не урод... Впрочем, это я и в зеркале видел... В общем, всё классно! А теперь, чем больше я о себе узнаю - тем больше ужасаюсь. Будто, надо мной начинают кружиться тени... Тени прошлого. И бодрость, и даже желание жить - пропадают.
  - Ерунда! Хочешь, мы тебе устроим палатку потения? Поставим её тут, прямо в хате. И ты станешь совсем новым человеком. И твоя карма больше не достанет тебя. А хочешь - наоборот, устроим так, что ты не только эту жизнь - но и прошлую вспомнишь? Устроим рибёфинг... Наберём в ванну тёплой воды, и ты будешь лежать в ней в позе зародыша, а мы с ребятами станем на дверях, и не будем туда пускать никого из соседей, или табличку повесим: "Ванна на ремонте. Просьба не стучать".
  - Палатку потения, говоришь?
 - Да! Костик принесёт шаманский бубен - и будет петь: "Эй, гэйя-гэйя-эх!" А Иван - танец индейского воина исполнит.
 - Хорошая идея! Но - пойду-ка я пройдусь  по городу для начала. Там тихо и пустынно: почти никого нет на улицах. Дрыхнут после вчерашнего.

   Петька выруливал из подворотни на Садовую, когда к нему пристали двое амбалов.
  - Слышь, паря! Я тебя сразу узнал, хотя - давно не видел.
 «Жаль, что усы вчера вечером, у Алика, опять сбрил... Ведь, был бы с усами и в очках – никто бы не прибодался. Я на себя прошлого не похож делался, и сразу рожа становилась дюже интеллигентная,» - подумал Петька.
  - Ты, паря, в накладе не будешь - только принеси одну ветку, срочняком! - прогундел второй.
  - Какую - ветку? - удивился Петька.
  - Ты - это, того, столбняк не строй: хошь - марихуаны, хошь - конопли, да хоть мимозой назови, лишь бы от неё пёрло хорошо!
- Ребят, да нет у меня сейчас. Пойдите, таблеток в аптеке купите - и наглотайтесь, - Петька попробовал оторвать от стенки пригвождённую к ней чужой лапищей руку. Не получилось.
- У Михи от таблеток - только депрессуха, а глюки не вставляют! - пояснил его противник.
- Да ты цену назови - у нас бабло с собой. И не парься гнать, что ты - это не ты. Это же ты у нас в общаке дурью торговал? - уточнил, по-видимому, Миха.
- Дурь была убойная! К Шкету тогда в технарь отец приехал... Открыл холодильничек, поел кашки... Помнишь, Миха?
- Гы-гы... Потом смотрел дивидишник. "Подводную одиссею команды Кусто" поставил. Разделся до трусов и напялил ласты и маску с трубкой... Пробрала папаню "кашка".
- Вот что, ребята! Я – правда, с наркотой завязал, не приторговываю. Хотите, денег дам - всё, что с собой? - спросил Петька.
- Не гундось. С этим - не завязывают. А если действительно завязал, значит - подставил кого! - заявил вдруг Миха. - Вован, бей его!
 Оба отступили от Петьки в сторону. Вован размахнулся - и ударил кулаком в направлении Петькиного лица. Но тот проворно увернулся от удара, нагнулся и подался в сторону, а затем гибко просочился меж парней в совершенно невообразимо малое для человека пространство, наклонившись при этом почти до самой земли.
   Он услышал сзади вой Вована, который тряс ушибленной рукой, и недоуменные слова Михи: «Удрал, однако! Как это он, а? Меж нами бы и кошка не проскочила!»
 Только пробежав несколько кварталов, Петька перевёл дух. «Ничего себе! Я, оказывается, после того, как побывал котом, теперь владею ниндзюцу - наверное... Или - новым стилем борьбы... Смывающегося кота», - и он пошёл дальше - так, бесцельно слоняться по городу. То двигаясь прямо, то - сворачивая на боковые улочки. Будто бы, по кошачьей привычке, запутывая следы...
 «Ну, вот. Ещё одна деталь мозаики. Мало того, что я - бабник, сволочь и подлец, так я ещё - и торговец дурью! И надеюсь, что только лёгкой... Жуть!» - подумал Петька.
  Он брёл и брёл, погруженный в невесёлые думы... Грязь, тем временем, подмораживало: скользко… Внезапно Петька остановился. Когда бродил, полностью занятый размышлениями, не придавал значения тому, где находится. А теперь осознал, что это уже - не центр Ростова, а его окраина. И как он мог, как успел так далеко забрести? «Где это я?» - задал он вслух глупый вопрос самому себе. Он остановился напротив небольшого дома с белёными стенами и дверью, выкрашенной зелёной краской.
 Несколько минут он провёл, тупо уставившись на эту дверь. Она была до боли знакомой.
   - Что стоишь, соколик! Кто  мой адресок дал - али как? - услыхал он позади себя голос, от которого мороз пробрал по коже и волосы зашевелились. Как он от него драпал, от голоса этого, будучи котом - чтоб не быть съеденным с потрохами!
 - Погадать пришёл, мил человек? Случайно тут не стоят, да на дверь не пялятся! Хороший сегодня день для гадания, да и я - в ударе. Хочешь, даже бесплатно погадаю? Да ты заходи, заходи! Ребятишек у меня там - полон дом, и свои внучата, и - родственники оставили, - цыганка уже открывала зелёную дверь огромным ключом, поставив на порожек абсолютно неподъемную, набитую всяким барахлом, сумку - такую, с какими некогда ездили "челноки".
 - Проходи, проходи, соколик! Да не бойся! - вновь любезно предложила старая карга, широко распахнув двери.
 Петька, немного помявшись на пороге, зашёл вовнутрь. Из приоткрытых дверей, ведущих в соседнюю комнату, высыпали цыганчата, которым цыганка сразу же стала раздавать, вынимая из сумки,  конфеты, мандарины и печенье, по-своему приговаривая что-то.
  Первое помещение было даже не комнатой – так, летняя застеклённая веранда с большими окнами во двор, и скорее всего, плохо отапливаемая зимой. В ней было холодно. Здесь стоял стол, накрытый скатертью с бахромой, тяжёлый деревянный комод, явно повидавший виды, слегка покосившийся диван и старый, давно не работающий, холодильник советских времён. Пол был застлан протёртым до дыр паласом.
  - Присаживайся, соколик! Не раздевайся, - сказала цыганка. Она ненадолго удалилась, чтобы запихнуть в соседнюю комнату всех высыпавших наружу цыганчат, и вскоре вернулась. - Тебе - на Таро, или на цыганских?
 - На чем угодно... Если - действительно бесплатно.
 - Не жадничай, соколик - иначе судьба не откроется. А не откроется - не изменится к лучшему. Тяни карту! На сердце у тебя - странная печаль. Но печаль - не твоя, а от тени принятая. Какой тени - про то не ведаю. Твоё прошлое, соколик, от тебя отрезано. Как отшептали его от тебя. А впереди - неопределённость полная. Полностью – на твой выбор… Нет у тебя судьбы, соколик! Такие карты я впервые вижу... Веришь, не веришь - в первый раз! Как повернёшь - так оно и будет. Дай руку!
  Цыганка, отложив в сторону карты, уставилась в линии протянутой ей ладони.
  - Сызнова рождён - но, не заблудись в иллюзиях... Сны скажут тебе больше, чем явь. Старый путь будет отрезан - даже не ищи его. Ищи - нового! Многие люди хотели бы забыть старое - и начать жить с чистого листа, а ты пытаешься притянуть к себе прошлое. Суета это, и только! Люди в свей жизни иногда имеют такой шанс: начать её сызнова. Поскольку побывали в таких краях, после которых меняется душа. Но новая, очищенная испытаниями, душа часто не осознаёт перемены - и притягивает к себе старое: старые деньги, место жительства, профессию, старый возраст и старую одежду. И вместе с этим всем притягивает к себе старые тени - те, что следуют за каждым, питаясь нашими соками. Отбрось старые тени, выйди в другую дверь. Ты можешь стать другим человеком - забыв прежнее.
  Пробормотав всё это быстрой скороговоркой, и - будто находясь в отключке, "на канале", как говорят эзотерики, старая цыганка откинулась на спинку дивана:
  - Ух! Сама не знаю, что я тебе такое наболтала, соколик! Редко меня так несёт - и чаще всего тогда, когда я цыганам другим гадаю. Ты же знаешь, что на себя гадать нельзя? Разве что - руны кинуть, али камни - чёт или нечет... Потому – даже цыгане гадают друг другу. У тебя, случаем, нет цыган в крови?
 - Кто его знает... Вся кровь нынче - мешанная.
  - И то - правда. И по внешности  не определишь. Бывает, отец и мать цыганка - а ребёнок белобрысый бегает... И не потому, что отец  не его. Лицом как раз-таки - в отца, один к одному. Ступай теперь - больше нечего мне тебе сказать. Пустая я теперь.
 - Возьми, мать, купи саранчатам ещё конфет, - протянул Петька цыганке мятую сторублевку.
 - Что ж! Спасибо за это не говорят. Но - давай, коли от души - и не жалко. А я в соборе свечку поставлю - за твоё здоровье.
  Петька не стал уточнять, ходят ли цыгане в церковь. Сам открыл дверь - и вышел, не оглядываясь и не прощаясь, интуитивно уверенный в том, что именно так  и нужно.
  На улице было уже сильно холодно, тихо и безветренно. Петька натянул на голову капюшон, ссутулился – и двинул назад, к Алику. Нагулялся уже.
   В подворотне ему, на этот раз, никто не встретился. Наверное, торчки уже отыскали где-то своё счастье.
   Дома у Алика он внезапно понял, что помнит о себе всё... Ну, настолько же помнит, как и все другие люди. Амнезия прошла полностью.