Глава 21. Предчувствие беды

   
   
   Несмотря на замечательные отношения со студентами, их уважение к Георгию Владимировичу, на кафедре, в полную противоположность этому, напряжённость всё возрастала. В особенности, после его защиты. Он о ней никому не сообщал, кроме Павла Сергеевича, но почему-то все каким-то образом уже всё узнали, хотя он ещё не получил на руки диплом. В особенности, озверела по отношению к нему Зинаида Григорьевна. Да и секретарь кафедры, Эмма  Анатольевна, окрысилась и постоянно стала пенять то на его молодость, раскованность, то на популярность у студентов, а также требовать всё более дикую и маразматическую отчётность.
  - Почему они к вам все ходят? У других – прогуливают, а у вас – такая хорошая посещаемость? Что вы там с ними делаете? – спросила как-то Эмма Анатольевна, таким тоном, будто он устраивает на лекциях дискотеку  или танцует канкан.
  В целом, этот год начался для Жорика ужасно. На последнем из заседаний кафедры, которое проводила заместитель завкафедры Зинаида Григорьевна (а Павла Сергеевича на нём и вовсе не было), она вывела его «перед строем». И стала высказывать в лицо  массу обвинений. Что он отбился от коллектива и не сидит, как все, в преподавательской, хотя у Жорика и вовсе не было здесь личного стола. Что он не шпионит за студентами, а мог бы, тем более что они ему полностью доверяют. Что он, живя в общежитии, никогда не сообщает сведения о поведении  студентов в деканат… А рядом с ним, в соседней комнате, между прочим, нелегально жила студентка стройфака. А ещё, он не агитировал никого из студентов, чтобы они шли голосовать, когда были выборы... У Жорика просто глаза на лоб полезли при перечислении весьма странных, с его точки зрения, функций преподавателя. А Зинаида Григорьевна, не останавливаясь, добавила, что он аполитичный, бестолковый, и совершенно не освоил новых методов тестирования и новых форм отчётности (хотя, все  тесты он сдавал всегда и вовремя, и у его ребят были высокие результаты). А потому, как заявила Зинаида Григорьевна, она «вынуждена будет» на следующем переизбрании Георгия обязательно проголосовать за то, чтобы его перевели на полставки или же вовсе сократили. И всем коллегам советует голосовать против него.
  Хлопая глазами и не понимая, что происходит, Жорик мог только смутно  догадываться, что в ход вступила обычная в этих стенах травля. Говорили, что подобная «критика» происходит теперь даже в отношении заведущего кафедрой, самого Павла Сергеевича. Пока что – только шепотками за спиной и в его отсутствие. Атмосфера на кафедре всё более накалялась, становилась злобной, враждебной и нездоровой.
    К тому же, Жорик заметил, что отчётности в последнее время, кроме прочего, навалили столько, что обучать студентов стало вовсе невесело, а вскоре станет и некогда. В целом и общем, его работа больше его не вдохновляла, поскольку приходилось жить в постоянном страхе и напряжении оттого, что в любую минуту на лекцию могла бесцеремонно ворваться заместитель декана или секретарь кафедры и потребовать срочно состряпать очередную бумажку - и каждый раз новенькую и по новому стандарту. Или ворваться совершенно незнакомая мадам, отодвинуть преподавателя как ширму, сказав, что она куратор группы – и объявить студентам, что сегодня … Родительское собрание! У студентов... В основном, иногородних. Жуть! «Какое родительское собрание? Здесь - что, детский сад «Козявочка»?»
   Может, он просто раньше ходил в розовых очках, а только теперь стал замечать то, что происходит в действительности? Об этом можно было бы поговорить разве что с Оксаной – но они с Жориком после Нового Года старательно избегали друг друга, после того разговора в общежитии.
  В общем, Жорик уже заранее начинал задумываться о том, где потом искать новую работу... Возможно, даже не дожидаясь переизбрания – вряд ли оно ему светило. Он звонил своему научному руководителю и просился в его вуз, но Гарик Борисович честно ответил, что у них сейчас - не лучше: живут, как на вулкане. Количество лет обучения, дисциплины студентам сокращают, а предметникам урезают часы. Зато, ввели студентам-историкам кучу часов по педагогике, социологии, философии - и всякой прочей мути, а также, к примеру, высшую математику. Наоборот, его «античку» сократили с двух лет преподавания до полугода, и он сам не знает, сколько часов оставят от всех его остальных предметов и на сколько урежут его ставку, хотя он и профессор. От увольнения это звание его тоже не спасёт – если о том надумают, то вышвырнут в два счета, как котёнка. К тому же, все коллеги бегают полностью озверевшие и чуть ли не бросаются и друг на друга и на студентов. И этот кордебалет, похоже, затянется до самого беспросвета…
  - В общем, дорабатывай хотя бы до конца учебного года. Думаю, что раньше тебя не уволят, как бы не копали. Контракт у тебя до июня. Посоветуйся с Павлом Сергеевичем – вы с ним в одной лодке, - под конец, сказал Гарик Борисович.
  «Значит, в будущем придётся искать совсем иного рода работу - или хотя бы временную подработку... Кто-то сказал, что сейчас нет ничего более постоянного, чем временное. Боюсь, мне контракт не продлят, а с сентября вышвырнут из общаги», - к такому неутешительному выводу  пришёл Жорик. «Если бы я был широким крепким мужиком с крупными ладонями - я бы подался прямо сейчас на стройку или в грузчики. Но - увы...», - подумал Георгий.
 Кому нужен сейчас диплом? Да никому. Кто требуется на работу? Прежде всего, продавцы и грузчики, грузчики и продавцы. И менеджеры среднего звена – но Жорик явно не был бы успешен  во впаривании чего-либо кому-нибудь. У него глаза честные, как зеркало души. Короче, он врать не умеет. Потому, было бы хорошо, если возьмут кассиром. Одного парня с ФГиСЭО (факультета гуманитарного и социально-экономического образования) туда взяли… Георгий у них, в прошлом учебном году, у пятикурсников, вёл историю науки и техники… Встретил как-то в городе выпускника: парень рад был безмерно. До кассы, полгода не мог работу найти: везде нужны с опытом работы, со стажем не менее года. И «знанием кассового аппарата» - хотя, что там знать? Один раз показали бы – и запомнишь. Нет, они - упёртые. В общем, Жорика на кассу вряд ли возьмут. Тогда, что? Грузчиком он в первую же неделю надорвёт себе спину… Уже пробовал. В школу, учителем? Опять-таки запоют про опыт работы: в школе, естественно, а не в вузе. Да и в вузе он по трудовому стажу… инженер. Что в реальности был преподом, три года как – никому не докажешь ведь. В школу сразу после вуза ещё можно было бы, у них какие-то плюшки за взятого молодого специалиста, вроде бы, полагаются. А теперь… Дорога везде закрыта, кроме грузчика. Или – на стройку. А контингент будет… Просто закачаешься! И сколько он там выдержит? Год? Полгода? Месяц? Вряд ли месяц.
    Опыты работы, во время отпусков, у Жорика всё же бывали; и самые отвратительные. С тех пор, он уже примерно представлял себе некоторые виды подсобной работы и производственные отношения. Так, прошлым летом Жорик имел опыт временной подработки – со знаком минус, конечно. В частной деревообрабатывающей мастерской. Один из знакомых познакомил с её хозяином. Этим хозяином собственной "мастерни" был хорошо известный среди художников и реставраторов города человек, которого друзья и знакомые между собой называли Бульбой. Настоящего его имени или фамилии Жорик не запомнил - поскольку колоритная фигура «Бульбы» полностью соответствовала описанию украинского батьки.
   Бульба выполнял сложные заказы с филигранной резьбой. Но, в отсутствие "приличных" заказов, брался и за перелицовку старых диванов и кресел и реставрацию примитивных тумбочек, шкафчиков и детских кроваток.
   Кроме того, он жил в условиях перманентной стройки своего нового дома с запланированной им новой мастерской внизу, этой самой, где они все и работали.  Стены и потолок у этой мастерской уже существовали. Но, пока что, эти стены были голыми, не отштукатуренными. И потому, вне заказов сам хозяин Бульба и его коллеги занимались дальнейшим строительством.
 Весь его штат в то время составляли только что нанятый Жорик, сам Бульба и, кроме них, только Игорёк - мрачноватого вида мужик, косая сажень в плечах. А работа… Лопата, цемент, кирпич - по двенадцать часов в сутки. И – непременные походы Жорика  за самогоном по поручению Бульбы. По указанному адресу, на соседнюю улицу.
 Жорику навсегда врезалось в память картинка… Когда, только он - как единственный непьющий здесь, - пытается одновременно месить внизу цемент, сам себе загружать кирпич и нести наверх… И – в скорости выкладывать на стену, пока не засох раствор. А внизу сидят, неспешно выпивая, Игорёк и Бульба, дымят сигаретами и поторапливают его с работой. При этом Игорёк, искоса поглядывая на Жорика, постоянно напевает: «... У тебя же мама - пе...дагог, у тебя же папа - пи...анист, у тебя же - всё наоборот, какой с тебя - танкист!»
 Платил, правда, Бульба побольше того, что Жорик позже получал в ВУЗе, и даже нервов он при этом тоже тратил меньше: пришёл с подработки домой - и тут же заснул и про всё забыл.
 Но, увы... Постоянные прогулки Жорика, по просьбе трудящихся, на соседнюю улицу за спиртным стали со временем всё учащаться, пока Бульба и вовсе с головой не ушёл в запой, и любая работа не застопорилась.
  Теперь при очередном утреннем появлении на работе Жорик вновь и вновь слышал: «А пойди-ка ты погуляй, парень! Погода сегодня хорошая», - и при этом он видел, что Бульба уже успел опохмелиться с утра - это после вчерашнего...
 Продолжая с горькой усмешкой вспоминать прошлые «работы», Жорик припомнил и то, как его угораздило сразу по окончании университета наняться здесь, в городе, в строительный вагончик, сторожем. Он со сменщиком Лёхой, сутки через сутки, сторожил стоявшую в округе этого вагончика строительную технику. Лёха изображал из себя анархиста, читал какую-то странную газету "Лимонку" и водил к себе по ночам компании друзей с девочками, которые оставались у него до утра и пили портвейн или водку, закусывая это дело сухими «анакомами» или килькой в томатном соусе.
  Такие подробности были известны Жорику потому, что по утрам он будил Лёху и убирал за ними оставленный им и его компанией хлам.
 С этой работы Жорик тоже ушёл внезапно, не дождавшись того времени, до которого запланировал доработать. Потому что, как-то в его смену заявились грабители и первым делом закрыли его на замок в строительном вагончике. Они грозились к тому же там его и поджечь и слили весь бензин с охраняемого трактора. Прибежавший на его звонок по сотовому Лёха божился, что одним из бандитов был Муха, рабочий стройки, но ему никто не поверил. Если б Лёха не отозвался на звонок Жорика и не явился, то, быть может, того бы всё-таки подожгли в вагончике, да утырили ещё и что-нибудь из техники. Но Леха, к счастью, приехал - и поднял шум на улице, такой, что высыпали наружу жители окрестных домов. И Жорик, и Лёха вызывали тогда милицию - но она ночью так и не приехала вовсе.
  Денег Жорику с напарником за их сторожевание так и не заплатили. Во-первых, потому, что по понятиям так называемого начальства, они слишком резко оба уволились. А, во-вторых, потому что сумму за слитый ворами бензин вычли из их зарплаты – и, вроде бы, получилось практически «так на так».
  В общем, в связи с прошлым опытом, сейчас мысли о смене работы приходили в голову Жорика не радостные и не вдохновляющие, а самые мрачные... «Можно, конечно, податься ещё в компанию «Орифлейм», или к каким ещё сетевикам. А больше работы в городе никакой: только торговля и ещё раз торговля», - размышлял он.

Сегодня, между парами, он зашёл к Павлу Сергеевичу, в те классы дизайна и рисунка, что находились в здании институтского музея. Павел Сергеевич сам клеил огромный макет Парфенона. Обернулся к Жорику:
  - А, Георгий Владимирович! Присаживайтесь. Материальную помощь получили?
  - Да, спасибо вам большое.
  - Не благодарите: не стоит. Это – моя своеобразная дань тем людям, что в своё время помогли мне. Тоже был, как вы: не без способностей и усидчивый. Но, денег – никаких, понятное дело. Были старшие, что шли впереди; благодаря им я и поднялся. Вот, даже профессором стал. А теперь, как видите, осваиваю новую специальность. В дизайне, в отличие от культурологических дисциплин, через которые я, как и вы, через все прошёл – многое надо своими руками делать. Вот, вместе со студентами, учусь этому искусству: только бумага, гипс – и получается такое вот чудо…
  - Красиво, - оценил Георгий.
  - Ну, и голова, конечно же, нужна. А то, в прошлом году сдавали мне студенты проект ландшафтного дизайна. А я им говорил, до этого ещё: чтобы показать газон, можно, к примеру, посыпать чуть-чуть заварки чая, а сверху покрасить зелёной краской. И – хорошо смотрится. Ну, и одна студентка принесла свой макет… Чая вбухала – наверное, без преувеличения, целый килограмм… Можно было отдирать – и чай пить, наверное. Ужас!
   - Решила, наверное, чем больше – тем лучше… Кашу маслом не испортишь, - улыбнулся Жорик.
   - Ну да… Поставила комиссия ей четвёрку. Из жалости. А она – в слёзы, в истерику. Валерьянкой её отпаивали. Из коридора мама прибежала, ругаться с нами. «Девочке нужна пятёрка!» - заявляет… Такие, в общем, бывают дела. Привыкай.
   - Привыкаю, - сказал Жорик.
   - Что у тебя, какие вопросы? – спросил Павел Сергеевич.
   - По методичкам… Проблема со списком литературы: нужно ссылаться только на совсем новые издания, а таких в нашей библиотеке нет вовсе. А ссылаюсь на то, что есть – разворачивают назад.
   - Знакомая тема. Специально устроили непроходимое препятствие: чтобы, под этим предлогом, что нет методической базы, можно было взять на заметку неугодных людей, кафедру и целое научное направление. И взять под контроль – в лучшем случае. Забудь. Пока я здесь завкафедрой, тебя не уволят. Придёт диплом – доцентом сделаю. Кроме тебя, да ещё Зинаиды Григорьевны, которая тоже на днях в Ростове защищается, да ещё Ксении Никифоровны – и нет на кафедре людей с кандидатской степенью. Добьюсь для тебя ставки доцента.
  - Спасибо, - ещё раз поблагодарил Георгий, ни на что, впрочем, не надеясь. К тому же, Зинаида Григорьевна вот-вот защитится. И его определённо выживет – видно по намерению. В ход пустит необходимость отчёта по методичкам, сунув ему неблагодарные предметы, для которых нет никаких разработок. Подмухлюет с тестами его студентов, отправив сданные результаты в мусорник. И, несомненно, провалит на переизбрании, проведя подпольную работу среди коллег...
   Ночью Жорику приснился сон.
Снилось, будто идёт он по коридору вуза, на лекцию. И видит, что весь коридор наполнен студентами: при этом, они стоят полностью неподвижно, и возникает ощущение, что они... остекленели. Можно даже сказать, что это уже статуи студентов. Он подошёл к одной из них - замороженной статуе парня -  и щёлкнул по руке... Палец отлетел - и со звоном брякнулся на пол. «Разбился!» - подумал Жорик, с ужасом опуская очи долу. Нет, слава Богу! Палец был цел. Он поднял его - и приставил к руке, обратно. А дальше стояла знакомая девушка - из числа тех, кто ходил с Петькой на танцы в клуб «Ювента». Она тоже была остекленевшая, лишь глаза все ещё оставались живыми. И потому, она могла всё видеть. И смотрела на Жорика с нескрываемым ужасом.
  Он протянул к ней руку - и вдруг, сам того не ожидая, увидел, что от протянутой руки в сторону девушки устремился яркий  луч света. И тогда он, уже осознанно, полоснул по фигуре этим лучом, сверху вниз. Девушка сразу ожила, встрепенулась и стала оглядываться по сторонам, совершенно не понимая, где находится. А Жорик  двинулся дальше по коридору, таким же образом «размораживая» всех остальных ребят.
   И... В конце коридора, оказался перед дверью кафедры. А там, возле двери, стояла Зинаида Григорьевна, будто его ожидая. При взгляде на Жорика, она вдруг любезно заулыбалась - и ласково пригласила  в преподавательскую.
  - Милости просим, уважаемый! Мы тут отмечаем защиты наших студентов - и пьём чай с подаренными ими конфетками. А чай мы отдираем с макетов ландшафтного дизайна. Да вы проходите, проходите! Не стойте в дверях.
  Жорик, осторожно и нехотя, последовал за ней. Вся кафедра была в сборе. Люди сидели за длинным столом. Только вот стены и мебель помещения были покрыты едким, вонючим коричневым налётом, а полы - склизким, похожим на зелёные сопли, веществом, в которое влипли, как мухи в мёд, все, кто здесь присутствовал. И никто из них будто и не замечал этого.
  - А! Вот и вы! Мы только вас и ждали, - послышалось со всех сторон. Все моментально уставились на Жорика.
  - Ну, коллеги, выпьем все вместе, нашим дружным коллективом! - провозгласила Зинаида Григорьевна, подав Жорику чашку с чаем.
  «А она, кажется, подобрела по отношению ко мне. Быть может, она и не так уж сильно меня ненавидит», - подумал Жорик. Он взял из рук Зинаиды Григорьевны чашку и отхлебнул немножко. Напиток оказался горьким и настолько ожёг внутренности, что бедный преподаватель скорчился, согнулся пополам. Потом весь мир перевернулся, пол заходил ходуном, и Жорика всего будто охватило пожирающее пламя... Последнее, что он услышал - это резкий, злой и надменный смех своей преуспевающей коллеги.
«Пейте, пейте! - орала она. - Напиток отравлен, и яд - смертелен».
 «Я умираю... Я уже умер», - подумал Жорик, когда, в приступе боли и жара, стал куда-то проваливаться на фоне искажающихся и поплывших черт реальности...
   «Я уже умер», - первое, что пришло ему в голову даже после пробуждения.