Глава 23. Проблемы начинаются

 

  Всю ночь Георгию снились маленькие, стройные девушки с зелёными огромными глазами, длинными светлыми волосами, где-то на берегу абсолютно невероятного озера кристальной чистоты. Может, феи, а может, эльфийки. Одна из них подошла к нему поближе, протянула ему цветок, нежно-голубого цвета… И вдруг – превратилась в кошку. Маленькую, трёхцветную.
  - Садись ко мне на спину – и мы полетим на Луну, - предложила она.
  - Как я сяду тебе на спину? Ты – маленькая, - ответил он.
  И тогда кошка, прямо на глазах, стала расти, расти – пока не превратилась в саблезубого тигра. И этот тигр зарычал… Так, что сотрясались стены…

  Проснулся он от жёсткого, требовательного стука в дверь. Стучали так, будто всерьёз вознамерились её сорвать с петель.
  - Комендант и полиция! Откройте: проверка паспортного режима! – раздалось за дверью.
    Жорик подскочил на кровати, мимолётно бросив скользящий взгляд на спрыгнувшую на пол кошку. Шерсть на спине Мнемозины стала дыбом. Она зашипела.
   Жорик посмотрел на часы: было пять утра.
   Он ещё раз взглянул на кошку и сонным голосом ответил:
   - Сейчас! – и пошлёпал по направлению к двери. Неожиданно, Мнемозина вцепилась когтями в его ногу.
  - Что с тобой? Что такое? – тихо спросил Жорик. Та замурчала, потёрлась о его ногу - и направилась к спортивной сумке, которая стояла на полу под вешалкой. Подошла к этой сумке и стала об неё тереться.
  Жорик, немного туго соображая, расстегнул на сумке «молнию» и осторожно извлёк на стул содержимое: тетради, книги, тёплый свитер: он его не носил сейчас под курткой, а брал с собой и надевал, когда вёл лекции. В помещениях института было холодно; плохо топили, да и стёкла порой были выбиты. А на улице было относительно тепло, и свитер под курткой был лишним.
   В опустевшую сумку быстро нырнула кошка и затаилась. Раздался новый требовательный стук. Жорик застегнул на сумке «молнию», и, наконец, снял крючок с входной двери.
   И в его комнату тут же, с напором, ввалилась пожилая дама весьма пышных форм. За ней притаился высокий, сухощавый субъект в сером, с ничего не выражающим, отсутствующим взглядом.
   - Ваши документы! – попросил он резко. – Проверка паспортного режима… Проверяем всё общежитие, на наличие посторонних.
   Жорик полез в шкаф и достал паспорт. Пока полицейский разглядывал документ и записывал данные к себе в тетрадь, пожилая дама, которая являлась комендантом общежития, внимательно осматривала все углы и даже не преминула открыть дверцу шкафа и осмотреть его внутренности. Потом откинула полог одеяла и пошарила взглядом под кроватью.
   Жорик, который застыл неподалёку от двери, загораживая ногами сумку, просто онемел от такой наглости.
  - Про вас сосед сказал, что вы полночи вели с кем-то беседу, - злобно прошипела комендант, с трудом разгибаясь. - У вас новый сосед вчера вселился, и вы сразу же преподнесли ему такой сюрприз: он полночи не мог заснуть из-за шепотков за стенкой.
  - Ну… Вы же лично уже, похоже, убедились, что я не прячу под кроватью юных дев, - съязвил Жорик. – Может, мне и по скайпу нельзя ночью разговаривать? У нас здесь что, тюрьма особого режима? Думаю, что шепотки были бы слышны, только если сосед приложил к стенке какое-нибудь специальное подслушивающее устройство...
  - Не хамите! Вы у меня ещё допрыгаетесь! – угрожающе огрызнулась дама.  После чего, утренние посетители, ни слова больше не говоря, покинули эти, сразу ставшие мрачными, апартаменты.
  - Дела, - пробормотал Жорик, закрывая дверь. Пошёл, устало плюхнулся на кровать. Вспомнил о Мнемозине, вернулся к двери, закрылся ещё на цепочку и крючок и вытряхнул из сумки кошку. Мнемозина была испугана и сразу забилась под кровать, в самый угол.
  Жорик снова прилёг. Хотел было заснуть: время ещё раннее… Но не спалось. Вскоре к нему пришла кошка: запрыгнула на кровать, лизнула руку. Жорик погладил её по спине.
  - Похоже, здесь становится не безопасно. У комендантши есть запасной ключ. У неё есть ключи от всех комнат, якобы на случай пожара. То есть, в моё отсутствие она может сюда войти. И обнаружить тебя, Мнемозина, - пробормотал Жорик растерянно. – А вдруг, это именно комендантша работает на те силы, от которых бедный Масик прятал трансформер? Отнести тебя на время к Петьке, что ли? – спросил он, задумчиво глядя на кошку. Та громко замурлыкала.
  «Нельзя её здесь оставлять одну. Теперь, к тому же, браслет у неё на шее. Мнемозина может оказаться в очень большой опасности… Особенно, если комендант действительно замешана в этом страшном деле охоты за трансформерами. Но, если и нет – всё равно кошку одну оставлять теперь нельзя. Если это не комендант воду мутит, то накрутивший её новый сосед, к примеру... Вселился ведь какой-то гад. Да, и мало ли кто из жителей общаги может в моё отсутствие открыть дверь отмычкой, когда она не закрыта ни на крючок, ни на цепочку, изнутри».
   Подумав так, Георгий решил взять кошку с собой. В той самой спортивной сумке. Тетради и книги положил в пакет с надписью «Магнит». Свитер не взял: решил обойтись без него. Дно сумки простелил небольшим полотенцем, чтобы Мнемозине было мягче. Посадил в сумку кошку: она не возражала.
   Георгий вышел из общежития гораздо раньше, чем требовалось, чтобы  успеть вовремя на лекцию. Он намеревался занести к Петьке Мнемозину и оставить у него, в безопасности, до вечера. Как к нему пройти, Петька недавно рассказал в подробностях.
   Что-то, казалось, пошло не так в это утро. Температура была снова минусовая: лужи подморозило. Ветви деревьев покрылись инеем. Улицы были подозрительно безлюдны: почти отсутствовали и прохожие, и проезжающие машины. Только, где-то вдали ковыляла одинокая старушка, да в окне мелькнул девичий профиль.
   А ещё, из студенческого городка, в котором проживал Жорик, разом исчезли студенты, спешащие на занятия, пропали бабки, что вечно торговали на углу магазина семечками в стаканчиках из газеты, а также торговцы беляшами, киоскеры и даже трамваи. Город будто вымер…
   С сумкой, в которой сидела Мнемозина, он шёл тихой улицей: вдоль задней ограды территории института. Он слушал, как гулко отдавались его шаги в тишине и в полном безлюдье. Запорошённые инеем деревья, высокий забор с литой оградой, чёрные, графитные контуры ветвей и стволы акаций… Крупные грачи, не улетавшие на зиму, сидели на деревьях гроздьями, ветки провисали под ними. Или же, это были чёрные вороны… Издали не разглядеть. Но, какие бы птицы это не были, они снялись с веток, и теперь с карканьем проносились над головой Жорика, явно его преследуя. И отстали, только когда вместо витой ограды вдоль дорожки пошла глухая стена лабораторного корпуса.
  Домик Петьки Жорик отыскал без труда. Калитку, закрытую изнутри на вертушку, легко открыл, просунув руку через верх забора. И вскоре стоял перед обычной, деревянной и обшарпанной, входной дверью. Не решаясь постучать.
   Постояв с минуту на пороге, он вдруг, будто подвергнутый гипнозу или ведомый странным, неожиданным наитием, повернул на девяносто градусов и пошёл вдоль стены… Завернул за угол.
   Последовало плотно занавешенное окно, и ещё одно; ряд деревьев слева: похоже, абрикосы, вишни и яблони. На краю клумб – вросшая в мёрзлую землю утварь: старый горшок для цветов, прохудившаяся кастрюля; вбитый в землю кол со старым, ручным рукомойником.
   С другой стороны дома, куда вынесло Жорика, тоже была дверь. Сейчас она оказалась вовсе не запертой. Из щели слегка открытой двери на улицу проникал свет.
   «Наверное, Петька переселился в эту часть дома; иначе, почему бы меня сюда повело?» - подумал Жорик. В сумке завозилась, даже забилась кошка, которая до этого сидела абсолютно спокойно.
  - Сейчас, Мнемозина, сейчас я тебя выпущу. Холодно тебе, наверное? - пробормотал успокаивающе Жорик, и, недолго думая, нажал на кнопку звонка.
   - Войдите, открыто, - раздался голос. Вероятно, Петькин. Очень, во всяком случае, похожий.
   Пройдя небольшой предбанник - так почему-то называли в городе любой пристроенный к кирпичному помещению коридорчик, состряпанный из фанеры - или из чего придётся, - Жорик отдёрнул пыльную ситцевую занавеску. Его взору предстала картина всеобщего разгрома: перевёрнутая мебель, криво повешенная на стене картина в рамке. Вернее, вырезанная из журнала репродукция: «Иван Грозный убивает своего сына». А также, грязный, ничем не застеленный матрас на железной перекошенной кровати и старый столик у плотно занавешенного окна, устланный обычной газетой. У столика не хватало одной ножки. Полы были обшарпанные, с оторванным местами линолеумом, а розовые изначально обои в мелкий цветочек приобрели сероватый оттенок. Кое-где на обоях красовались скабрезные надписи и уродливые рисунки. Картину завершали следы пуль, кое-где продырявившие стену, битая посуда и некое, почти не осязаемое, а скорее тайно присутствовавшее зловоние этого места.
   Посреди полосатого матраса, сбитого слегка в сторону так, что была видна железная кроватная сетка, сидел Петька. Он завернулся в старое ватное одеяло, и, похоже, это и всё, что было в данный момент на нём надето. Петька курил, выдыхая дым через ноздри. Под его ногами перекатывались три пустые бутылки из-под водки. Петька потушил сигарету прямо об стену и приподнялся, пошатываясь. При этом одеяло чуть не упало. А Петька мрачно выругался.
   - П-привет, - промямлил Жорик. – Т-ты… В порядке, Пётр?
   - Хм, - одной рукой придерживая одеяло, второй Петька зажал одну ноздрю, дунул через вторую - и в сторону полетел сгусток зелёных соплей. – Я - в полном порядке. В отличие от тебя. Потому, что не такой книжный червь, как ты… Давно надо было от тебя свалить и вести нормальную жизнь нормального мужика: пить водку, баб приводить… Ты, Жорик, хоть знаешь, что такое секс? А, профессор? – Петька злобно захохотал. – Вот его-то тебе и не хватает, умник. А мы… ребята простые, работяги. Вкалываем, пашем, а потом – отдыхаем да расслабляемся. Как все люди.
   Посмотрев на мрачного Петьку, Жорик в момент попятился задом к двери, мысленно навсегда вычёркивая этого человека из разряда своих друзей. И при этом инстинктивно прижал к груди большую сумку, в которой находилась кошка. И почувствовал, как колотится сердечко Мнемозины...
   - Стоп! Чего стреманулся? Не уходи. У меня есть бутыль пива на опохмел. Не выпьешь с другом? Мужик ты или не мужик, в конце-то концов? Друга уважить – первое дело. За моё здоровье вздрогнем, профессор.
  - Нет, я уж пойду, - белый, как стена, тихо, но твердо ответил Жорик, продолжая отступать к двери.
 Тогда Петька встал.
  Вдруг ноги Жорика будто вмёрзли в пол, хотя в комнате было относительно тепло. А в голове ритмично зазвенело. Оцепенев, он смотрел на приближающегося Петьку. А тот, подходя всё ближе и ближе, наконец, и вовсе вцепился рукой в спортивную сумку. Поскольку, Жорик по-прежнему прижимал её к себе, на уровне груди, рука Петьки оказалась почти у его носа. Но это… Была вовсе не Петькина рука… Нет! Во всяком случае, раньше у него были не такие руки. Здоровенная лапища, покрытая чёрными волосками, с квадратными грязными ногтями, была Жорику явно не знакома. К тому же, лапища эта имела слегка зеленоватый оттенок.
   Голая лампочка на потолке вдруг стала мигать и мерно раскачиваться из стороны в сторону, порывисто освещая полутемную теперь комнату с единственным маленьким окошком, плотно задёрнутым сейчас шторой. Вправо – влево, вправо – влево… Жутко, совсем не по-кошачьему, взвыла в сумке Мнемозина.
   И тут… Жорик понял, что… Скорее всего, это был не совсем Петька. Вернее, совсем не Петька. И тогда он, следуя посетившему его вдохновению, продолжая левой рукой придерживать сумку, правую резко высвободил,выронив на пол кулёк с книгами - и размашисто перекрестил того субъекта, что пытался отобрать у него сумку с Мнемозиной. «Ом мани падме хум», - пролепетал он при этом почему-то. Мнимый Петька, однако, тут же выпустил сумку и отступил на шаг.
   - Гад, - пробормотал он гневно.
- Отче наш, иже еси на небесех, - начал Жорик, и повторно перекрестил этого урода. - Да святится имя твоё...
 И… Тот растаял в воздухе, оставив лишь облачко перегара и зловония. И только малиновое ватное одеяло осталось валяться на полу.

  Жорик поднял пакет с книгами, и, по-прежнему прижимая к груди сумку с кошкой, спешно ретировался на улицу. Вышел на свежий морозный воздух. Вдохнул его полной грудью.
   Снова завернул за угол, прошёл обратно вдоль длинной стены дома с окнами, занавешенными шторами в цветочек. Миновал поворот - и вновь оказался на тропинке, ведущей к калитке. Подскочил к забору, повернул на калитке вертушку… «Бежать!»
   - Привет! А ты что здесь делаешь? – раздался сзади голос. Он обернулся. На порог дома только что выскочил Петька, в майке и спортивных шортах. И, несмотря на холод, прямо в домашних резиновых шлепках. Он направился к Жорику. – Я увидел в щёлочку, как ты сейчас прошмыгнул мимо моего окна. Ты что, в пристройку, что сзади, стучался, вместо этого входа? И чего это тебя туда понесло? Там, к тому же, замок на дверях висит.
   «Боже мой! Он не стал нелюдью? Вот это же - он. Настоящий Петька», - подумал Жорик, но не слишком уверенно.
  – Да вот… Решил тебя навестить, - отвечал он тихо. - И почему-то подумал, что ты живёшь там, в пристройке. А здесь – твоя бабушка, - он озирался вокруг, но и периодически присматривался к лицу друга. Вроде бы, это было нормальное, человеческое лицо. И вокруг не смердело.
  - И откуда… Ты вообще знаешь о пристройке? Но… я сейчас именно с бабушкой и живу. В основной хате. А в той пристройке основательный ремонт требуется. Внешняя дверь на замок закрыта, вторая - вообще, заколочена сейчас наглухо. Ну, ты сам, наверное, замок видел. Нехорошие люди там обитали. Бабушка на постой пустила: квартиранты, типа. Её напугали тогда до полусмерти…
  - Кроме ремонта, наверное, там потребуются свечи, ладан церковный, вода крещенская, - шутливым голосом, добавил Жорик. Хотя, всё это и не было шуткой. А сам подумал о том, что пристройка эта, к тому же, сейчас почему-то вовсе и не была заколочена, как считает Петька. Кто-то её открыл.
   - Ага, - согласился Петька тем временем. – Думаю, чистить там надо по-серьёзному. Слушай, а ты просто так ко мне зашёл, или дело есть?
   - Было дело. Но, пожалуй, отложим его на потом. Задержался я слишком, пока забрёл не туда… Теперь пора бежать на лекцию, - Жорик не решился теперь у Петьки оставить Мнемозину. Друг уйдёт по делам, а дом тут довольно странный. Всё в это утро было странным.
   - Ну, тогда… Во сколько ты сегодня заканчиваешь? – поинтересовался Петька.
   - Сегодня занятий немного. В три с небольшим уже освобожусь.
   - Ага… В это время меня здесь уже не будет. Но, приходи к нам, в Будда – бар. Это – наше кафе в центре города. В восточном стиле. Принадлежит моему коллеге. Это кафе - новое; открылось недавно, и там йоги и тому подобные личности собираются. Адресок запиши, на всякий случай. На память не надейся: замотают тебя дела, на твоей кафедре. Я знаю, что это такое: работа преподавателя. В Будда – баре найдёшь и меня, и Семён Семёныча, если дело есть. Заглянешь? Там и поговорим.
   - Обязательно приду, - ответил Жорик, пожимая руку Петьке.
  Рука была обычная, розовая и тёплая. И Петька был трезв, как йог в понедельник.