В бане. Шестидесятые годы

В открытую дверь бани пахнуло сыростью, пропитанной запахом веников, мокрого белья и мужских тел, вперемежку с запахом тараканов и пива. Взяв билет за двадцать копеек, я с трудом протискиваюсь между стенкой перегородки и полным мужчиной, сидящим в проходе. Кабины в те времена были большой редкостью. Даже в Сандуновских банях второго разряда раздеваться приходилось у сиденья, в которое едва можно было втиснуться голым.

Смачно откусывая огромный кусок яблока, шевеля раздутыми, как у хомяка щеками.
детина неодобрительно посмотрел на меня, словно я занимаю его место. Затем с трудом развернулся, освобождая мне проход. Спущенные до колен кальсоны, сидящего рядом мужчины с зеркальной головой, явно мешали пропустить меня. Наконец, они упали на пол, он высвободил пропахшие потом ноги, и тоже довольно странно посмотрел на меня. Что их так заинтересовало во мне, я так и не понял.

Поставив на сидение сетку с веником и бельём, я осмотрелся. Мрачное, грязно-коричневое покрытие из дермантина делало сидение весьма неприглядным, и давно требовало ремонта. Сквозь глубокие трещины просматривались внутренности сидения, а кое- где войлок вылез наружу и торчал грязно-серыми клоками.

Лежащие на полу длинные серые, с коричневыми полосами дорожки, набухли от влаги, стекающей с мужиков и от капель пива, пролитого во время его потребления разгорячёнными парильщиками. Пивные кружки непрерывным потоком плыли от стойки, через всё раздевальное отделение и рассредотачивались между сидящими на сидениях жаждующими охладиться пивом, не вегда свежим.

С кружек падала пена, а иногда её просто сдували, отходя от стойки, шагающие к своим местам отдыхающие, при этом на их лицах просматривалась такая блаженная улыбка, словно они шли к голой бабе. Я пиво никогда не любил и  никакой тяги к нему не испытывал. Но судя по всему, среди всей этой братии я был один непьющим.

Взяв веник и принадлежности парильщика: тапки, шапку и рукавицы, я нашёл тазик, в котором наверное мылся ещё Иван Грозный и налив в него воду, утопил в нём берёзовый веник. Сходил погрелся в уже начавшую остывать  парилку.
К вечеру печь уже успевали изрядно залить водой любители крепкого пара, и камни в печи  не имели того ярко оранжевого цвета, который был утром.

Сидевший со мной рядом  сосед, с каким-то особым  наслаждением допивал уже не первую кружку пива. Иногда он останавливался, отрывал кружку ото рта и с сожалением смотрел на убывающую жижкость. Кружку он ставил на колено, вдыхая аромат напитка и совершенно не обращал внимания на падующие с потолка крупные капли скопившей от пара влаги.

Я хотел сесть на своё сидение и в ту же минуту увидел, как огромный чёрный таракан, с дико вращающимися усами, стремительно метнулся из под разорванного дермантина. Его явно не прельщала перспектива быть прижатым моей попой. Непрерывно работая  всеми восемью лапками, он поспешил скрыться в ближайшую щель. Дождавшись пока таракан благополучно скроется, я уселся отдыхать.

Не знаю, видели ли соседи моё лицо в момент встречи с тараканом или нет, но мне показалось, что тарканы здесь чувствовали себя вполне вольготно и не у кого из посетителей бани не вызывали удивления. В подтверждение моих слов, сосед каким-то непонятным способом, поймал таракана и старательно тыкал им в оставшшие в его кружке капли пива. Похоже тараканы привыкли к этому напитку, и не особенно вырывались, когда их здесь мужики на спор ловили и окунали в кружки. Не знаю, мыли ли здесь кружки когда - нибудь но вид тараканов, и мужиков поивших их пивом, вызывал у меня непонимание, а если точнее, то отвращение. В субботу попасть вечером в баню можно было только отстояв длинную очередь.

Внимание на тараканов в бане  никто не обращал, каждый был занят своим делом. Входившие мужики, быстро хватали тазики и спешили занять свободное место, потому, что вечером свободные места найти было трудно. В бани с копеешной ценой, стремились попасть все: и те, кто хотел помыться, но чаще для того, чтобы выпить с друзьями  по кружке пива. Пили в банях всегда, нередки были случаи, что выходящих из бани, в метро не пускали, ввиду сильного подпития.

Стоящий через два сидения от меня верзила, допив третью кружку пива громко  икнул и принялся доедать лежащий на сидении кусок воблы. Соседи с завистью смотрели, как он обсасывал кусочки, похрустывая косточками, но просить у незнакомых мужиков, даже воблу, было не принято.

Появился мой сосед, с ним парень с волосатой грудью и пышной шевелюрой, который наливал в стакан водку парню с тощей грудью. Последний был уже в изрядном подпитии.- И когда он успел набраться,-подумал я. Только что он был трезвый?

Наконец, последние капли, "выжатой" из бутылки водки, упали в стакан. Глаза выпившего радостно заблестели. Сидевший через сидение усатый парень внимательно смотрел на пьющего, вернее на его грудь. на груди у него была выколота голая женщина с пышными формами. Обнажённая, она сидела на лавке, опустив ноги в тазик с водой, слегка склонив голову, явно демонстрируя свои прелести.

Польщённый вниманием к своей внешности, парень не спешил удалиться в парную.
Иду в помывочную и я. В глаза бросаются длинные из серого камня скамьи, с сидящими голыми мужиками; груды навленных на скамьях металлических и пластмассовых тазиков. По полу плыла мыльная пена к сливочным отверстиям, заливая проход. Неосторожный шаг в пену мог обернуться падением на пол, покрытый скользкой плиткой.  Антисанитария была привычным явлением в копеешных банях и никто особенно-то на это не обращал внимание.  Но бань в Москве было много и пойти мыться можно было в любые. Но обычно ходили только в понравившиеся, которые были ближе к дому.

К впросу о Московских банях шестидесятых, я ещё вернусь.