Бегом на Красную площадь

                Цикл. Из архивов памяти
   
     Утро 14 апреля 1961 года выдалось не очень. Небо было затянуто низкой облачностью, и хотя ни дождь, ни даже морось с небес не сыпались, всё равно было как-то неуютно и совсем не по-весеннему. После долгих споров и препирательств мне пришлось уступить настойчивым маминым уговорам и надеть пальто, правда, от шапки с кепкой мне удалось отбиться, но пальто… Оно так надоело мне за долгую зиму, а тут на тебе апрель, а на тебя опять эту тяжесть нахлобучивают. Это пальто было совсем некстати, ведь в тот день я собирался отсидеть занятия по военной подготовке, а затем слинять, чтобы вволю пошляться по букинистическим магазинам. Лекции были совсем неинтересные и пропустить их было вовсе не страшно, по учебникам всё прочитаю, а вот с "войной" напряженка, её не пропустишь, тем более, что в тот день у нас занятия должен был проводить полковник Дымов.

     Из упрямства я снял пальто сразу же, как только мой дом скрылся за следующим зданием, и перебросил его через плечо. Минут пятнадцать быстрым шагом, и вот вдали появилась проходная Института. Две студенческие реки вливались в её ворота: большая начиналась у выхода из метро, принимала в себя множество мелких притоков, сочившихся из других видов общественного транспорта и основное пополнение с Миусских улиц, а маленькая, составной частью которой был я сам, тянулась со стороны Лесной. Я быстро взбежал по лестнице на второй этаж к БАЗ'у, как называли в институте Большой актовый зал. Именно там крутились постоянно одни и те же люди, те с кем я хотел и любил общаться, но в этот день времени не хватало и, поздоровавшись с некоторыми из своих знакомых, я помчался на шестой надстроенный этаж в ту аудиторию, где у нас и должны быть занятия. По дороге я чуть не сбил с ног Дымова, на которого налетел на полном ходу, он как-то не очень вовремя вынырнул из-за поворота.

     - Извините, Владимир Николаевич, - запинаясь и очень смущаясь, пробормотал я.

     - Ничего, ничего, бывает, - с улыбкой произнёс полковник.

      В аудитории, только я занял привычное место в одном из последних рядов, не любил я светиться перед преподавателями, прозвучало:

     - Здравствуйте, товарищи!

      - Здравия желаем, товарищ полковник, - отрепетировано прозвучал дружный смешанный хор мужских и женских голосов.

     На первом курсе военную подготовку проходили мы совместно всей группой, что только всё больше и больше объединяло нас вокруг какого-то незримого стержня.

     - Товарищи, - продолжал Дымов, - мне очень хочется поздравить вас с тем знаменательным событием, которое произошло два дня назад. Первый человек в космосе, невероятно, но факт. И этот человек – наш советский офицер, майор Гагарин. Хочу вам сообщить, что на сегодня все занятия в институте отменены, намечается митинг на Красной площади и колонна института уходит через час, но не радуйтесь так, рано еще радоваться. По приказу начальника кафедры, генерала Черткова, мне необходимо провести с вами это занятие от начала до конца.

     Увидев наши сразу же сникшие огорчённые лица, Владимир Николаевич добавил:

     - Ну и огорчаться не надо. Я зашёл к руководству, чтобы узнать маршрут движения институтской колонны, и вот, что выяснил. Наши студенты и сотрудники идут в сторону Сокола, где неподалёку от нашего общежития будет формироваться районная колонна. Ну, а далее она привычным маршрутом пойдёт по Ленинградке на Горького и Красную площадь. Так что, возможно, вы будете в более привилегированном положении. Занятия закончатся через час после того как колонна уйдёт, вы окажитесь свободными и сможете или встретить их на улице Горького, или, что разумней, как мне кажется, рвануть дальше и попытаться дойти до Красной площади самостоятельно. Ну, а теперь внимание.

     Занятия были увлекательными. Дымова не зря любил весь институт. Высокий, стройный, сохранивший хорошую фигуру, несмотря на небольшую полноту, этот остроумный  и весёлый человек, прошедший через горнило недавно закончившейся войны, обладал редким качеством настоящего педагога – справедливым отношением ко всем и каждому. То памятное занятие было посвящено проблеме преодоления радиоактивного следа облака после взрыва различных видов ядерного оружия. Два часа занятий пролетели совершенно незаметно, все его нюансы я помню до сих пор, запомнилась и последняя фраза Владимира Николаевича:

     - Вы должны понять одно, что остаться в живых можно, только одев свое тело в танковую броню, а лучше вообще туда не соваться. Будем надеяться, что это страшное оружие больше никогда и нигде не будет применено. 

     Занятия окончились, мы прошли по непривычно пустым институтским коридорам и вывалились все толпой на улицу. Мне это было совершенно непонятно, но на Красную площадь пошли далеко не все. Только двенадцать человек решились на эту прогулку. Это мы так в самом начале назвали этот поход, и именно под этим названием он и остался в моей памяти.

     Не прошло и десяти минут как мы уже вышли на улицу Горького. Пальто в руках мне мешало, пришлось надеть его на себя, да так и носить до самого вечера. Сразу же поразило, что по самой центральной улице Москвы, прямо по её середине шли люди, никакой транспорт не ходил, даже троллейбусы, которые обычно почти непрерывной лентой тянулись вдоль тротуаров, и те отсутствовали. Не скажу, что людей было много, сплошного потока или каких-либо организованных колонн не было видно. Люди шли примерно в одном темпе, как правило, небольшими группками, не связанными друг с другом, зачастую на довольно-таки значительном расстоянии их разделяющем. Вскоре впереди появилось Садовое кольцо, на котором тоже никакого автомобильного транспорта не было видно. Там тоже шли люди, и все они стремились повернуть в сторону Кремля, но и на нашем и на их пути стояли сплочённые ряды людей в серых суконных шинелях, опирающихся на какие-то ограждения, дальнейшей дороги  ни для кого не было. Толпы, скопившиеся у ограждений, были достаточно большими, при этом они непрерывно пополнялись прибывающими со всех сторон группами людей. Мы остановились за несколько шагов до тех, кто нас опередил и уперся в солдатскую шеренгу. Шло ленивое переругивание с обеих сторон. Время от времени из рупора милицейской машины, стоявшей за ограждением, разносилось:

     - Товарищи, проход будет открыт только после прибытия организованной колонны, просим вас соблюдать спокойствие и порядок.

     - Придётся ждать, - раздавались голоса и мы с ними молча соглашались, но тут произошло неожиданное. Раздались крики: "Поберегись! Разойдись!", подбежала хорошо организованная толпа в полсотни человек, которая на полном ходу врезалась в солдат. Те, не ожидавшие такого напора, невольно расступились и мимо нас промчались незнакомые смеющиеся молодые ребята. В образовавшуюся прореху тут же хлынули все стоявшие рядом. Прорыв всё расширялся и расширялся, невольно в него были вовлечены и мы. Бежали все изо всех сил, вслед нам звучали милицейские трели, но никто нас преследовать и не пытался. Когда мы добежали до дома, где располагался магазин "Телевизоры", я оглянулся, сзади стояла незыблемая серая солдатская шеренга.

     - Хватит бежать,- окликнул я друзей, – за нами никто не гонится.

     И опять прорвавшаяся толпа разбилась на отдельные группки, которые не спеша вышагивали по почти пустой улице. Это было здорово, мы начали петь песни и веселиться, но вскоре все закончилось. Впереди нас ждала более серьезная преграда. От  дома "под юбкой", так в обиходе назывался угловой дом с магазином "Армения" на первом этаже и до здания ВТО сплошной стеной, прижавшись круп к крупу, стояли лошади с всадниками:

     - Конная милиция, конная милиция, - раздались выкрики впереди.

     Это было серьезное препятствие, мы неоднократно видели этих коней в деле, когда конная милиция патрулировала около "Лужников" или стадиона "Динамо", тогда они легко рассекали группы разгорячённых футбольных болельщиков. Страшны были не плетки в руках милиционеров, а оскаленные, в пене морды лошадей, хорошо обученных и готовых и лягаться и кусаться.

     - Постойте, я знаю, как обойти Пушку и выйти к Моссовету, - раздался голос Иры Стрелковой, маленькой смешливой девочки в круглых очках.

     Ира живёт совсем рядом, пронеслась у меня мысль, она парень в юбке, так что, наверное, знает, что говорит. Я не стал ни с кем делиться этими мыслями, все всё должны понимать сами. Но ребята уже так и сделали. Ира жила в доме ТАСС, мы справляли у неё первый наш совместный Новый год. В огромнейшей квартире ещё совсем недавно проживало восемнадцать семей, к памятному мне Новому году оставалось около половины. Расселение проводилось уже два года, а вот на дверном косяке всё ещё была укреплена целая гирлянда звонковых кнопок, некоторые с одной фамилией, что означало – звонок прозвучит непосредственно у них в комнате, а некоторые с несколькими фамилиями с указанием – этому один длинный, а вот тому - два длинных и три коротких, прямо азбука Морзе какая-то. 
 
     Ира повела нас в какой-то дом на Тверском бульваре, сейчас я этого совсем не помню, а специально ехать в Москву, чтобы восстановить события пятидесяти трех летней давности и некогда, да и особого желания не имеется. Но что осталось в памяти, так это подъём на последний этаж, вход на чердак, выход на крышу, проход по крыше до другого чердачного окна, спуск вниз и выход в переулок, за этот дом. После этого мы немного поплутали по узеньким старинным переулкам, опасаясь, что выход из них на улицу Горького может также быть перекрыт милицией, и только через улицу Станкевича вновь вышли на неё. На удивление всё было совершенно спокойно, по Горького шли в сторону центра люди, не так много как до Пушкинской площади, но всё же шли, при этом, также как и мы, из переулков и проходных дворов появлялись всё новые и новые лица. В общем, к Центральному телеграфу подошла уже достаточно мощная толпа. В этот момент над улицей появился то ли небольшой одномоторный самолёт, то ли вертолёт, сейчас вспомнить точно не могу, помню только, что из него разбрасывали портреты Гагарина. На небольшом кусочке красной бумаги в чёрном цвете был напечатан первый космонавт Земли, видно очень спешно печатали, потёки краски свидетельствовали об этом. Какой-то булавкой, выделенной кем-то из девчат, я прикрепил этот портретик к лацкану своего пальто.

     У Центрального телеграфа стояли тяжёлые армейские грузовики, заполненные солдатами. За грузовиками была редкая цепочка офицеров, препятствующих попыткам пролезть под машинами, но делалось всё это как-то нехотя, вот мы все там собравшиеся и воспользовались ситуацией. Народу собралось много и началось раскачивание одного из грузовиков. Весит он немало, да ещё солдат там много, но желание сдвинуть его с места было таким великим, что огромный Урал начал потихоньку сдвигаться в сторону Охотного ряда. Это была уже почти победа. Не знаю, сколько там было человеческих сил, помню, как у меня буквально трещали рёбра, а руки, упершиеся в какой-то кусочек борта автомобиля и на которые давили ещё и ещё чужие руки, болели несколько дней. Удивительно, как я себе там ничего не сломал. Вот уже грузовик отодвинут настолько, что можно по одному пролезать за него, но этого нам мало, народ всё более ожесточенно двигает машину и вот дело пошло быстрей и быстрей, грузовик практически повёрнут на девяносто градусов, и мы бежим вперед, там Красная площадь и никаких преград на пути не видно. Мы все несёмся в сторону Александровского парка, обегая Исторический музей с правой стороны. Откуда-то появляется всё больше и больше людей, мы уже не бежим, нас несёт толпа. Можно было оторвать ноги и всё равно буквально лететь вперед, на чужих ногах, на чужих руках. Мелькала мысль: вот так всю площадь промахнём и окажемся на Васильевском спуске.

     Но, нет, движение остановилось неожиданно, просто врезался я в какого-то парня и чуть не грохнулся ему под ноги, спасибо, он во время подхватил и поддержал меня.

     Всё, мы прибыли туда, куда стремились.

     На площади оглушительный шум, все что-то кричат, что сразу и не разберёшь, слышны лишь отдельные выкрики: "Слава", "Да здравствует, Гагарин" и всё такое. Но вот –  кто-то, вероятно, всем этим хорошо дирижировал –  началось дружное скандирование: "Слава КПСС", "Да здравствует Советский Союз", "Га-га-рин!" Поднимаю голову. Прямо перед нами Мавзолей, на котором появляются знакомые по плакатам лица; не видно, как они туда попадают, мы стоим очень близко к этой великой трибуне, под которой виднеются слова: "ЛЕНИН", а чуть ниже "СТАЛИН", а прямо над этими буквами стоят люди в пальто и головных уборах, а среди них один с сияющим лицом в военной форме с красным бантом на лацкане шинели – "Га-га-рин", ликует вместе с ним площадь, и мы во все горло вторим ей: "Га-га-рин!" Счастье трудно описывать, но то чувство, которое нас всех охватило там, на этой главной площади страны, осталось на всю жизнь. Вот сейчас я пишу эти строки, а сердце начинает бухать: "Га-га-рин", трудно оторваться от этого чувства и вернуться в сегодняшний день.

     Митинг остался где-то там, в прошлом, смутно звучит в памяти голос Хрущёва, помнится только, как Гагарин своим звонким голосом отрапортовал о выполнении задания Центрального Комитета КПСС и Советского Правительства. Не знаю как кого, но меня переполняло счастье, неизбывное счастье, что я живу в такой великой стране.

     Митинг закончился, мы, все те, кто стояли на площади, начали её покидать, а за нами  пошли те самые организованные колонны, они шли очень долго, я потом уже дома смотрел по телевизору. Добрались ли туда студенты нашего института я не знаю, а может быть и знал когда-то, да просто напросто забыл.

     Домой я возвращался один, все смертельно устали и разбежались сразу же, как только мы, уже еле ковыляя, добрались до метро "Новокузнецкая". Мама, моя добрая и всё понимающая с полуслова, полувзгляда мама, только тихо охнула, когда открыла мне дверь. Наверное, видок у меня был тот ещё. Всё за меня говорил смятый до невозможности портретик Гагарина, который держался неизвестно за счёт чего на моём пальто. Как хорошо, что оно оказалось на мне, без него мне было бы совсем плохо.


Рецензии
Автор, не пора ли Вам снять лапшу с ушей? Мало того, что Вы в ней красуетесь, так ещё и предлагаете окружающим такой же "ушное" украшение.

Евгений Попов-Рословец   20.04.2021 09:54     Заявить о нарушении
Позволю себе процитировать ваш же вопрос: А внятнее можно? Сделайте одолжение.

Владимир Жестков   20.04.2021 11:03   Заявить о нарушении
Внятнее?.. Может Вам по слогам и нараспев? (шучу). Сначала лапшу с ушей сбросьте, а потом и объясню смысл слова "имитация". Вся страна была - сплошная имитация. Вот и полёт Гагарина... Как бы не обидеть чувств верующих!...

Евгений Попов-Рословец   20.04.2021 15:17   Заявить о нарушении
Сэр, имитация, это то, что вы считаете - отравлением Навального. А СССР была великой страной. Жаль, что там стали появляться деятели подобные вам. Прошу вас больше мне не писать.

Владимир Жестков   20.04.2021 16:18   Заявить о нарушении
Владимир, судя по всему, вы далеко уже не подросток, в жопе которого полыхает пионерский задор. В таком случае надо признать, это у Вас... увы, возрастное. Так вот, чтоб Вы знали, задорный вы наш, СССР (в частности, брежневскую эпоху) ошибочно называют временем застоя. Какой там застой! Это была эпох ГНИЕНИЯ. Понимаете, Вова?.. ГНИЕНИЕ - вот чем являлся ваша социализЬма, по которой Вы млеете до сих пор. А гниение, - что и естественно по биологическим законам, - заканчивается ГАНГРЕНОЙ. Да, да, именно ею.
Не верите? Да просто посмотрите в окно. Или Вы на Луне живёте и ни ухом, ни рылом.
И эта гангрена поразила не только ваши мозги... Всё гораздо хуже. Она поразила совесть вашу. А это - ну совсем уже погано. Человек без совести - это не только труп, но смердящий труп. Жестков, может и по Ленину тяжко вздыхаете? Так вы напишите в кремль записочку. Вам Вову дадут в аренду. Положите это бревно к себе в спаленку... Попользуйтесь им.
Смех - смехом, но обратитесь к психиатру. Может он и поможет Вам.

Евгений Попов-Рословец   20.04.2021 21:06   Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.