Глава семнадцатая. Чем живёт коренастый?
Запитый в край и до безумия подсевший на это, Экстэр шатался по утренней улице Бронзового квартала приободрённым, чувствуя лишь лёгкость в теле и добрый напор мыслей. На него смотрели с презрением, осуждали за неприличное поведение; он опорожнялся на самых людных местах, так как ему было плевать на толпу и их мнение в такие моменты. Индивидуальная личность – так он про себя думал. Отличающаяся лишь тем, что больше всех пила, но особо не хмелела – и совершала при этом благородные поступки. Чувствуя себя чуть ли не как рыцарь, закованный в самые прочные и красивейшие доспехи, на бесподобном коне – которого, ясное дело не было, Экстэр предлагал почти каждому свою помощь, и конечно же многие охотно соглашались.
Он понимал, что больше никогда не почувствует такое понятие, как любовь – и резвился как мог с кем и как попало, лишь бы временно заглушить внутреннюю боль. Это помогало, но относительно, порой даже чересчур слабо.
Но ничего нового не происходило из-за того, что он сам не желал менять образ жизни. Считая, что всё правильно, он сильно ошибался. Экстэр мог стать лучше, чем он есть, со многими старыми связями везде где только можно, он смог бы продвинуться по карьере и стать кем-то значимым. И всё же в этом не было толку из-за какого-то побочного эффекта алхимических настоев, или, быть может (он был не уверен), болезни Мутной крови, сжирающей его изнутри, воздействия на голову и тело по-разному. Доживая последние годы, он на левой руке уже сделал пять разрезов, на которые часто глядел. Эти отметины значили для него годы, оставалось резануть ещё ровно пару раз и наступит конец, если верить престарелому адепту алхимии, действительно мозговитому для своих лет.
Он жил разгульной жизнью уже на протяжении семи лет и не желал менять что-либо, считая что всё верно под данную ситуацию. Экстэр думал, что всё бессмысленно, так как скоро наступит неминуемая смерть. В некоторые моменты он был безудержным, дрался на кулаках с тем или иным слабаком и зачастую побеждал, наскребая на следующую бутылку вина. Но та утрата близких ему людей просто разрывала его, не давала покоя голове.
Экстэр, переполненный уверенности, силился помочь хоть кому-нибудь и нашёл наконец-таки старика, который разгружал три тележки с тыквами, арбузами и сливами.
Коренастому думалось:
«Один и без помощника. Нет, это просто неправильно. Не хватало ещё сорвать спину в таком-то возрасте. Да он же еле тащит этот арбуз, нет, вот тут-то и мой выход».
Криво улыбнувшись, Экстэр принялся помогать без слов и советов, просто действуя, а не спрашивая разрешения или же дельного совета в этом деле. Уж он-то знал, как нужно верно поступать с едой – ясное дело, что бережно и аккуратно для сохранности.
Купец вначале ругался, мол:
– Ты неправильно берёшь и слишком торопишься!
А затем тихонько приумолк и обрадовался свалившейся из неоткуда помощи. Экстэр за несколько минут разгрузил всё что нужно было в его лавку, слегка вспотел и обдумывал по пути в таверну, с помощью чего развеселиться за новые премиальные от старика. Вначале он отказывался от денег, отговаривался и уверял что богат, но согласился из-за уважения к пожилому трудяге, взяв половину.
Сумма была не то чтобы большая, но и немалая. Вполне годилась на приятное времяпровождение в одиночестве. Так он и жил – в однотипности, которую пытался не замечать. Но порой, поутру, он сознавал всю безвыходность своей ситуации.
Хоть он и был мастером кулачных боёв, всё равно его лицо ловило удары, которые просчитать было невозможно, как будто бы они были вне правил и его понятия. Его перекошенная физиономия изо дня в день болела, зудела, малость кровоточила; правый глаз подёргивался около трёх лет нескончаемо. Такое самоистязание в чём-то приносило ему удовольствие.
Экстэр был чистой воды заядлым игроком, который зачастую был в выигрыше. У него всегда имелись средства даже тогда, когда он разгуливал почти всё возможное и невозможное. Нечто вроде романтической нотки в нём тоже присутствовало, особенно когда он максимально расслаблялся с помощью выпитого, тем самым выпустив наружу звериные, низменные инстинкты.
Ему нравился голос молодых девиц, что пели под струнные композиции музыкантов. Экстэр вслушивался в голоса певиц – все они были разнообразны и прекрасны по-своему. Но одна из них ему была люба по-особенному, в ней он чувствовал из-за её голоса и хорошо подобранных слов умиротворение, спокойствие и желание жить дальше. Ей было не больше пятнадцати лет, но двигалась на миниатюрной сцене она очень проворно и с опытом, который набрала быстро. Это явно было её призвание, многие ценили её даже за то, что она подпевала более зрелым дамам. Она все представления отрабатывала в своей маленькой комнатке, чтобы не допустить ошибки. Хоть спрос на её песни был, но платили ей всё равно мало.
Но эта история не об этой девушке, а о Экстэре и его муках, которые он пытается скрывать и глушить. Зачастую это получалось легко, изредка же его ломало изнутри до такой степени, что он отчаянно лез драться ко всем, до кого только кулак долетал. Завсегдатаи той или иной таверны, в основном отходили назад под бурным натиском такого крепыша. Были и те, кто был не прочь размяться – в основном это выходило для них же худшим исходом.
Изредка Экстэр просыпался в той или иной таверне нокаутированным, с побитой и до этого рожей, что поражало его и разгоняло внутренний пыл для дальнейшей жизни. Иногда случалось так, что крепкие напитки действовали не так благополучно, как ему хотелось бы. С чувством горечи, охваченный холодом бесконечного одиночества из-за потери близких, стоя посреди толпы окружающей его в центре города, он смотрел на них и как обезумевший не понимал, кто это такие и с какой целью существуют.
Иногда он видел их чересчур радостными, что злило его в такие моменты. Он не представлял жизни без крепких напитков, думая, что он наверное станет скучным собеседником и будет способен не так рьяно изливать поток старинных, но уместных даже в это время шуток, и превратится в простака, не знающего, как дальше жить и быть.
Из-за этих мыслей он и не собирался вовсе бросать и заканчивать с разгульной жизнью; так хоть с него был толк для Вельмола и простого народа. Экстэр не знал, как вёл себя раньше, когда был трезвенником – это было не так уж и давно, но то, что он употреблял, воздействовало пагубно и мало-помалу память о былых и лучших временах улетучивалась. В этом был в чём-то плюс, но и минус присутствовал с тупиковой ситуацией: если он не собирался бросать пить вовсе, и, если он напрочь забудет о смерти близких, то он никогда не догадается и приблизительно – зачем и почему пил. Лишь длинные отметины на руках о чём-то, а иногда о многом намекали ему.
Самому себе он не помощник. Набегов не было уже как четыре месяца, и деньги он получал в основном только от Вельмола, который понимал его ситуацию и не оспаривали его изъяны. Все для себя поняли – не стоит переубеждать Экстэра в намеренном, потому как в этом нет смысла. Они также понимали и то, что за любое пойло он готов пойти почти на всё – а если хорошо выпьет и тем самым взбодрится, то абсолютно на всё. Это было выгодно чернобородому, да и одноглазый одобрял такой напор в поддержке почти каждого аспекта данного намерения против короны.
В Экстэре никто не сомневался; его Гапдумол проверил быстрее, чем остальных и дал абсолютное добро Вельмолу. Более того, старик добавил то, что: «Говоря прямо – он слишком тупорыл, хоть и в прошлом был образованным. Чтобы замыслить предательство или что-либо подобное, ему потребуется дополнительная голова как минимум. Слегка подкидывайте ему денег, и он будет счастлив и предан как хорошо обученный пёс, но, не обижайте его и выслушивайте, это ему необходимо».
На следующий день Экстэр пришёл в подземное логово радостным. Ему показалось, что приняли его как героя войны, но на самом же деле всё было иначе. Он, во время отсутствия Сури, переговаривался с остальными в её адрес исключительно лестное, даже завидно, но до неё доходил через Оросамила слушок о его влюблённости, и они вместе посмеивались над бедным Экстэром и его наивными, мальчишескими мыслями, что могло, несомненно, глубоко ранить коренастого.
От него ужасно воняло потом, кровью и перегаром. Он думал, что Сури начала с ним флиртовать, но было иначе – она из сочувствия помогала ему снять куртку и проверить раны на лице, спине и кулаках, не более того.
С Вельмолом Экстэр в катакомбах обменялся понимающим кивком; тому сейчас совсем не желалось с кем-либо говорить – заговорщические мысли и запутанные моменты мучили его разум.
– Опять налакался и подрался? – снисходительно глянул Ронэмил на Экстэра, у которого кровоточило лицо.
– Ага! – самодовольно отозвался тот.
– Ты хоть умойся для приличия. – предложила Сури, уж давно принявшая повадки этого измученного жизнью человека. – Кстати, твоё лицо стало ещё более косорылым. Нос уж точно выломан. Если хочешь, могу помочь.
– Ну ладно, но только нос! Умыться я и сам смогу! И всё равно ты мне не нравишься! – врал он самому себе, зная, что эта девушка редкий сорт, выдержанной и обходительной девушки.
Она обхватила его шею, схватилась пальцами за кровоточащие ноздри и с силой вправила в нужную сторону. Послышался треск, затем брань, но он поблагодарил её за помощь и пошёл умываться в другую комнату подземелья.
Вся его броня была перемазана в чужой крови, умываться из деревянного ведра пришлось долго, но он уж сильно хотел понравиться этой девушке.
«Да и имя такое необычное, а манера держаться, да, это чего-то да стоит». – думал он, высмаркивая кровь. – Может я и пьян малость, но она права – следить за собой нужно в любом случае. Хотя бы для самоуважения и благого принятия в обществе». – Экстэр и сам уже ничего не помнил про то, что он делал день назад в таверне; только кошель, хорошо нагруженный рунэллами его радовал, вместе с относительно удачными боями.
И вдруг его пронзила ледяная боль в черепе, заставив закашляться от агонии, отчего поток мыслей сменился:
«Хотя, если подумать, я не девушка, чтобы выглядеть прилично, красиво и изящно. Я боец со своими недостатками. Копнуть под любого человека в Горбри, и я уверен – никто не идеален. Нет, всё же я не желаю быть какой-то красавицей, следящей за собой и только и занимающимся, что ухаживает за своим телом». – злобно подумал он, но его внезапно сильно затрясло и он пуще прежнего закашлял вместе со слюнями и кровью.
Положив руку на руку, он пытался унять непосильную дрожь, зная, что это означало – но ему очень не хотелось, чтобы другие знали. Тряска пошла и по ногам, и он, не удержавшись, рухнул от бессилия в позу эмбриона. Молился он очень тихо о том, чтобы всё побыстрее прошло, но приступ только усиливалось. По воле случая в закрытую дверь мягко застучали, затем попытались отпереть.
Он подумал:
«Да, здорово, только тебя мне здесь не хватало».
– Экстэр... ты там скоро? – по-доброму спросила Сури. – Сегодня у нас маленький пир, ко столу подан запечённый фазан с яблоками. Может, помощь нужна какая-то?
– Да не, не! Я уже почти! – он никак не хотел, чтобы она что-либо заподозрила и потому резко справившись с собой встал, открыл наполовину дверь, руки же убрал в карманы кожаной куртки и подмигнул ей.
– Ну давай, Вельмол хочет с тобой поговорить. – она начала уходить с маленькой долей подозрения и недопонимания, почему именно он спрятал руки.
– Да, да, буквально один момент. – Экстэра начало трясти сильнее, и он с шумом закрыл дверь. Он сжал руки как захлопнутый капкан, из-за этого кровь из разбитых костяшек вновь пошла, но тряска начала прекращаться. Для надёжности он ещё раз промыл руки, проверил их на дрожь и убедившись в относительной стабильности присоединился к остальным с мыслями:
«Да, меня убьют три вещи. Либо неграмотность алхимиков и их настоев и случайно приобретённая Мутная кровь, или другая болезнь, а может удар грома, или какой-то воин. Может даже повезёт умереть обычной смертью, но это будет как-то нелепо, при моём-то образе жизни». – он дошёл до главной комнаты и яростные крики сразу же врезались ему в ухо.
Шёл разгорячённый спор между Ронэмилом и Вельмолом, остальные пытались вставить слово, но эти двое злились из-за недопонимания, пиля друг друга недоверчивыми взглядами. Экстэр уселся на стул с пониманием, что прослушал многое, но, и тем не менее их громкоголосые речи заинтересовали его.
Сури никогда ещё не слышала таких громких и яростных голосов. Чернобородый и однорукий были на пределе; злость уже закончилась, но Вельмол вовремя остановил его, словами: «Заткнись и послушай!» И далее он вновь уверовал всех в правдивости намеченного пути.
– ...Нет, это вы мне попробуйте подсказать верное устремление в данной ситуации. Страна в разрухе, обворовывают везде, буквально везде – всякий, у кого хоть чуть-чуть развита внутренняя извилина хитрости. Я верю своему внутреннему голосу – он не врёт, всё сказанное и обдуманное мной – правда. И эти красивейшие высоченные дома в Жемчужном квартале нужны лишь для тех, о ком я говорил недавно. Верхушка изнутри прогнила чернью, любыми способами пытается обдурить, ослабить население, давая тем лишь один вариант – рабское повиновение. Но народу не дают этого понять, их всячески принижают, отупляют целенаправленной одобренной литературой, и не дают познать истину и благи жизни – заложенную в запрещённой.
– И возразить-то нечем. – промямлил Экстэр, а Вельмол продолжил:
– Если кто-то почувствует брешь в этом порядке, как мы с вами допустим – с нами обойдутся тремя способами. Специально и умело поведают сказку, мол, какие мы плохие и это будет совершаться на главных улицах и при том самом народе, чтобы он знал, что предложенный нами путь – ложный. Нас могут казнить на глазах у люда, с целью устрашить остальных, или просто убьют, до этого изловят и выпытают всё что смогут. Ну а третий вариант – это жестокий шантаж, где концовкой тоже будет смерть. Они издавна специально замалчивают истину, привыкли жить безнаказанно. Вы думаете им важен народ? Да это простой расходный материал и не более того – взять хотя бы эту самую войну, где никого не щадят. Только специально подготовленные люди, уверовавшие в истинную правду, смогут потихоньку воздействовать на простой народ. Нас ещё мало, нет, слишком мало, чтобы уже рисковать всем. А они... понимая то, чем занимаются – хуже садистов, воров, и законченных негодяев, если хорошенько присмотреться со стороны. Они – трутни, вот кто. Эти зажравшиеся сволочи – а иначе их назвать никак нельзя, только и делают, что доят всеми узаконенными способами граждан, и без того оголодавших. Усилия же власть имущих направлены только на то, как бы тем или иным обманом потешиться за счёт других тружеников, которым нет времени и сил додуматься до своего рабского, низкого положения. Ох, я нутром чувствую, что у них очень много методов взысканий для себя – и так у каждого герцога, барона, парламентёра! Им наплевать на судьбы малых, только бы воспользоваться и выжать из них, словно из тряпок, драгоценную воду – побольше денег, любыми способами. Я и сам не раз наблюдал такое, да что уж говорить, мою семью хотели взять шантажом, до тех пор, пока я не вернулся домой и мечом не решил эту проблему. Они боятся скопления решительной силы – это я знаю. Видать справедливость сильно граничит с жестокостью, а эти же два пункта никто не полюбит. Мы играем по-честному и всем окружающим это крайне не нравится, а наш противник мухлюет, пользуется своим численным превосходством, и со стороны всё это будет выглядеть так, что мы виноваты, а не они.
– Интересная точка позиции. Тебе, похоже, всегда есть что сказать... Но, разреши-ка спросить – до конца ли твоё мнение верно? – поинтересовалась Сури.
– Никто не идеален, как и моё мнение. Я считаю, что это ещё далеко не всё, что я знаю и могу познать. И конечно же возможен такой вариант, как – всё лучше, чем мне видится. Но в это я не верю, слишком много плохого и мало хорошего происходило только в одном этом городе. А в Лериле то – ты представь сколько проблем? Мерзлота, плохой урожай, дома, не то что наши, а простой, точно такой же как у меня – деревянный, при их-то климате. На этом не всё: у них численный убыток – каждая стычка с силами Горбри просто смешна. У них конечно же есть ярые ветераны головорезы, да Ивралий? – тот мельком глянул на Вельмола, улыбнулся, и продолжил дальше доедать ножку фазана.
Экстэр лишь громко чавкал за столом, полностью внимая слуху и углубившись в процесс насыщения.
– Почти каждый бой на землях Лериля приравнивается к одному со стороны Безымянных на шестерых из Горбри, но этот один – умел, жесток и беспощаден из-за осознания своей ситуации. – продолжал Вельмол. – Я их понимаю, на чахлой земле и хилом климате, на котором еле-еле что-то всходит, где с трудом удаётся удерживать маленькие деревеньки своими отрядами – сам станешь жестоко ненавидеть противников, несущих смерть и стремящегося устроить разгром. И один лишь плюс с их стороны – не сдающиеся воины. В отличии от наших они никогда не сдаются – и бьются до конца. Для них лучше погибнуть в бою, чем быть взятым в плен. Во истину, можно смело сказать, что воины Лериля бесстрашны! Им наплевать на боль, но, если дело доходит до местожительства – тут они готовы на всё, чтобы отстоять право стоять на родной земле. А наши же боязно сдаются в плен, зная, что может быть, если вовремя не сделать этого. Что делают с нашими захваченными воинами – я не знаю, но они больше никогда не возвращаются – и таких случаев множество.
– Хорошо, логово у нас есть, цель... тоже? Но как действовать дальше? – спросил Ивралий.
– У меня и Ронэмила остались преданные друзья, разделяющие наши взгляды, на которых если что можно будет надавить, если они пойдут против нас. Но шантаж – это крайняя мера, как и убийство.
– И как же вы поймёте, кто именно начнёт идти против, а кто яро отстаивает ваши интересы? – вмешался Оросамил, закончивший доедать красное яблоко.
– У нас уже есть методы, разные, но действенные. Вот допустим взять Экстэра, он полностью раскрылся в таверне, и я уверен, что такое бывало уж точно не раз. Хоть он часто и пьян, но на удивление трезво видит мир и суть происходящего. В нём я уверен почти что полностью, а это гораздо больше чем ничего. Ну прямо как с тобой, Оросамил, только наоборот. – Вельмол посмотрел на Экстэра на полном серьёзе, тот просто кивнул.
– Если я до сих пор не проявил себя должным образом... Что я могу ещё сделать-то, чтобы ты начал твёрдо мне верить? – спросил учтиво тихо бледноликий.
– А для тебя, родненький, вот задание. Да, внушительное, очень надеюсь на твою проворность!
«Какой-то запечатанный конверт, с печатью и деньги. Наверное подкуп». – так решил Оросамил.
Вельмол строго, но тихо прошептал ему что и как делать, Оросамил задумался несколько раз, но на последок, нервно оглядев всех, кивнул и скрылся.
«Значит сделать только завтра – понятно». – подумал бледнолицый, уходя.
Спустя четверть часа Вельмол позвал Экстара, Ронэмила, Сури, и Ивралия, всем выдал денег на лошадей, приказал вооружится и захватить с собой еду. Он решил рискнуть и направиться прямиком к королеве Солацине на нейтральную зону с особенным предложением.
Хоть Ронэмил и проявил желание отправится вместе с ними, но Вельмол отговорил его, сказав:
– Выздоравливай, привыкай пользоваться одной рукой.
– Переться в такую даль? – спросил Экстэр с кислой миной. – Скажи-ка на милость – чего ради?
– Ради поддержки. Можешь захватить с собой вино, только не буянь всю дорогу.
– Как можно рассчитывать на поддержку нейтралитета? Им издавна безразлична эта война, на что по-твоему Солацина может клюнуть? – смекнул Ронэмил, почёсывая рану на груди.
– Я с собой кое-что прихвачу и думаю, она это оценит.
– Ты опять подкинул Оросамилу какую-то чушь, лишь бы он не прознал про эту поездку? – спросил уловивший суть Ивралий.
– Верно, но я думаю это недолго будет срабатывать. Приходится терпеть этого назойливого змея, но, опять же, и выгода с его пользы есть. Я чувствую, что он во время отлучки стучит на нас, рассказывает то, чем мы тут занимаемся, о чём говорим... Сури, ты же часто с ним зависаешь? Узнала что-нибудь интересное, о чём я просил?
– Вовсе ничего, он о себе совсем не распространяется.
– Собирайте в темпе. – твёрдо закончил Вельмол.
Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)
Свидетельство о публикации №219033100503