А я, Сашка, человек счастливый...

А я, Сашка, человек счастливый.  Да, да! Ты оглянись вокруг? Что видишь?
Поле, речку, лес, наш посёлок. Это же не просто так, Сашка, красота. Это же наш дом. Мы же с тобой, Сашка, едины с природой. Мы часть её. Мы как дети её. Заезженное выражение? Да, Сашка. Но что делать если это правда.
 Если ты скажешь, что человек не может жить, не дыша, это тоже заезженно? Но это  ведь правда.
Пусть избитость фраз, это, так называемая, тривиальность, наскучила. Надоела. Но она, если правдива, она неизбежна.
 Некоторые слова, Сашка, которые используют для определения, часто придумывают циники. Просто потому что придумывают. Они так устроены. Они по- другому не могут. Вот, к примеру, сидит человек. У него душа болит от обиды, а они придумали слово: « Грустный» или « Печальный». А что ему от этих слов? Ты подойди к нему, постой с ним рядом или присядь. Ты ничего не говори. Ему твои слова сейчас зачем? Ему  участие и тепло твоей души нужно. Отдай ему часть тепла. Раздели с ним тяжесть, которая упала на него. И всё!
 Но они так не могут. Они  словами как  зарисовку делают. Как будто картину рисуют. Это их беда.
Это  они, Сашка, свою значимость так поднимают. Простое пытаются выдать это за что-то выдающееся и новое. Неуверенные в себе люди. Ищущие свой стержень. Боятся своей никчемности. Сами выдумали, что они никчемны и боятся её. А чтоб никто не узнал, что они  выдумали свою никчемность, вот они и изгаляются.  Пусть их. В некотором смысле, они полезны. Это так, Сашка. Слова, Сашка, они тоже нужны. Скажем для рассказов о том, чего нельзя увидеть. Пусть их.
Я не о них, я о себе. Чем ближе к финишу, тем яснее я, Сашка, ощущаю свою неоспоримую принадлежность к природе. В смысле того огромного Чего-то, что мне не понятно, но осязаемо. Путанно говорю. Наверно. Но ты это тоже поймёшь, Сашка, когда созреешь.  Это тоже закономерность. Ты хочешь верь, хочешь не верь. Я –то знаю, что  говорю. Мне  словоблудить зачем? Я, Сашка, в той поре, когда  правда мне необходима сильнее, чем выдумки. Я, Сашка, говорю не с тобой, я говорю со временем. А время не обмануть. Да и приоритеты у меня, Сашка, сейчас
не те, чтобы красоваться. Я осмысливаю прожитое. Где-то каюсь, где-то горжусь, но большей частью просто констатирую. И я говорю тебе, Сашка, процедив свою жизнь: « Я человек счастливый».
Сейчас время не то. Сейчас время другихлюдей- Рыхлых, ленивых. Да умных, но рыхлых.
Вот ты скажи: « Ты катался на плотах на Пасху? А сорочиные яйца жарил на костре, тоже на «Христос Воскрес»?
Ты, верно,  нынче и не знаешь, когда пасха. Конечно, в интернете найдёшь. Но это другое. Это не то.
 Верующие? Конечно, мы были не верующие. В смысле, мы так говорили и
думали, что это так. Но  на «Святое Воскресенье», ходили по дворам и собирали «христовые» дары, дружно «христос воскреся» хозяев.
 А потом бились крашеными яйцами и, чавкая, поедали битые.
Конфеты и пряники делили поровну.
Мы будучи пионерами и даже комсомольцами, наивно полагали, что можем проскочить меж идеологиями, так сказать по границе, не  предав партию, и не оскорбив веры в Бога.
Это потом, мы поняли, что нет никакого разночтения в этих догмах, а есть только зрелость или не зрелость верующих. И нам  прощалось. Богом щедрее, партией не так щедро.
А игра в «лапту»? Сашка, ты знаешь, что такое игра в лапту»? Это ж была вторая, по популярности, игра после футбола. Я ещё был-«чибис», «выжигало», «ножички». Я уж не говорю про « казаков разбойников» и «прятки».
А в лапту играли –улица на улицу. До сорока человек. От десяти летних пацанов, до взрослых мужиков  и тёток. Играли от света (чаще всего после обеда), до сумерков, когда и мяч –то  уже не был виден. Мне, в эту лапту, и губу разбили. Всю жизнь ношу шрам. Но игра замечательная. Эх, Сашка, какое время было замечательное. Какие люди были! Все, как родня. Как жаль, что всё это уже сгинуло. Ох, как жаль!
А как мы радовались, когда снег сходил?! Ах, какое это было счастье!
Конец холодам. Конец зиме. Начинали чистить огороды, сгребать и жечь траву. Запах жжёной травы это запах весны. Запах возрождения и радости.
Это  был третий, большой, праздник в году, после встречи Нового Года и Пасхи.
 Ах, как было волшебно и радостно идти под этот запах в штиблетах на танцы, перепрыгивая не высохшие лужи, и ступая на редкие дощечки у дворов, хозяева которых, заботясь о людях, застилали жижи грязи.  Асфальт тогда был только на центральных улицах.
 Но так было везде, и воспринималось как данность. И, согласись, Сашка, это же пустяки и мелочи, когда тебе шестнадцать лет, и ты спешишь на танцы…
Танцы, Сашка, это отдельная глава. Это и трепет от девичьего тела, и расквашенный нос и выбитые зубы на драках. И это, Санёк, не хуже пиратских баталий, которые описывались в книгах, стоящих на полках волнительно пахнувшей старенькой библиотеки….