Калейдоскоп 2 часть Город 2. 4. На нашей улочке

Глава 4. На нашей улочке

 На нашей улочке из детей оказалась только Галка старше меня на год и младше брата тоже на год. Ее мам-Люся обещала нас навестить, ее бездетная сестра Лёля подслеповато и оценивающе рассматривала нас долго через толстые стёкла очков, папа приподнял шляпу, просто поздоровался. Ее сразу отпустили с нами, помочь Шурочке в хорошем деле.
Рядом с ними жили Коробовы, но мальчику было всего четыре года, конечно, мы потом играли с ним, как с пупсиком, купая в корыте. В последнем доме жил мальчик чуть старше пупсика, но он, как и остальные внучата, приезжал только на выходные.
Представляясь, мы от Шурочки узнавали короткую историю о каждом доме, знакомились с бабками-дедками друзей. Чопорная и манерная Шурочка ушла, исполнив долг. Мы, конечно, изумлялись, что всех она называла Сашеньками, Андюшечками, Галочками, моего Серого – Серёжечкой. Получалось, что сверстников всего четыре человека. Разумеется, сразу появились прозвища – ласковые и любимые и на всю жизнь. Галка сразу стала Шипилкой, вместо домашней «Лялечки», я Мусёнком-Муськой, мой Серёнька – Серым. Она откровенно созналась, что здесь очень скучно, все выросли, пока она была маленькая, а Лёля (тетка-домоправительница) никуда ее не выпускает, что Санька в доме наискосок приедет только завтра, и мы пошли обсасывать стручки цветущего барбариса с пышного куста. Еще жил лилипутик дядя Лёня, но дразнить нельзя.
Шипилка рассказала, что уличком, очень вредная тетка, проверяет, чтобы все включали уличный свет над номером дома. А единственная подруга Галки была старше Шурочки на год, и скоро ее предки продадут флигель в глубине двора, потому что совсем не ладят в огороде с соседями, и она показала на глухую калитку. Двухэтажный дом Жуковых наполовину кирпичный сдавали студентам, но летом их не бывает. На большой поляне ребята с других улиц обычно играют в футбол и волейбол, на скамейках перед летней сценой собираются с гитарой совсем большие парни с гитарами, что нам будет слышно, а ее теперь, будут отпускать в гости, если я об этом буду просить мам-Люсю.
Нам не снились вольности, назвать взрослых по именам, папу – шляпой, стариков – партизанами, идти на хитрости, чтобы выбраться из-под надзора. Но Шипилка, прозванная дылдой за длинные ноги и породистый рост, в маму, научила нас к зашифрованной культуре общения на улице, куда чужаков не пускают.
Значит, мы здесь свои!
Неслыханная радость быть своими не только дома!
Конечно, мы учились хитрить. Грача отпускали с Серым, потому что он старше, меня с Галкой, по той же причине. Шипилка сочиняла занятие, чтобы помочь маленькой Мусеньке. Слово «помочь» ключевое и всегда срабатывало. Также быстро в нашу жизнь вошла дружба наших родителей, неразрывная до самой смерти.
Вскоре пришел контейнер, вещи быстро скинули во дворе, мы начали заносить в дом. Из растрепавшегося узелка выпал чугунок. Папа наклонился поднять и замер, его плечи судорожно затряслись, он рыдал всем телом, запустив чугунок в огород. Сел на крыльце, закрыв голову руками, словно ожидая удара.
Мы тоже застыли, не зная, что теперь будет. Только мама не побледнела, нашла чугунок, занесла в дом.
– А что ты хотел увидеть?! – в сердцах воскликнула мама. – Даже камень на одном месте мхом обрастает, а у нас каждый год переезд, времянки-времянки-времянки.
– Сейчас всё порубаю, – взвизгнул папа и взялся за топор, торчавший на ступеньке.
– Рубай, хоть всех нас рубай, барахла не жалко, только ничего не прибавится, – вздохнула мама, присев рядом, опустила голову на плечо папе.
Как она не боялась папу в гневе?!
Меня такие редкие приступы сильно пугали, благодаря невозмутимости мамули мы всегда жили в непререкаемой уверенности, что всё будет хорошо.
Минуты слабости бывают у всех, они глыбами придавливают человека до крайнего отчаяния, внезапного осознания своей беспомощности. Кто испытал подобное, всегда знает, что надо оставаться спокойным, не попадаться под горячую руку, но быть рядом.
Попятившись, мы сделали вид, что ничего не случилось, занесли в дом взятые вещи. Взрослые имеют право поговорить без детских ушей. Нас никто не учил этому, сообразительность была своя собственная.
  В доме включили лампочку, занавесок, конечно, не было. Мы рассуждали о достоинствах новой переложенной печки, изразцы обновились, вновь употребленные в дело. Достоинство в небольших размерах, сразу увеличивших кухню, где уже прибили пару полок для посуды. Самодельную мебель не стали забирать, перевозка была бы дороже. В спальне полы были помыты, на матрасе раскинута перина, гора подушек в кружевных наволочках. Углы под перины тоже чисты, мы начали сами устраиваться, разделять стопы книг и альбомов.
Предки шушукались во дворе. Войдя, улыбались, словно солнце взошло, а время уже позднее…