Эля и новые русские

    1997 год. Свершилось непривычное для нашего района и долгожданное для меня чудо. На пустыре, где росли высоченные одуванчики, прямо перед моими окнами, гордо возвысилась необычная своей красотой девятиэтажка. Мой нервно-дергающийся глаз все еще помнил, как звонко и радостно забивали ее сваи. И вот она величественно явила себя, осмелившись выделиться на фоне панельных хрущевок. Бережно огороженная кирпичным забором, с собственным шлагбаумом и охраной. В ней совершенно не было изъяна. На днях, заплаканная незнакомка, решила спрыгнуть с крыши этого дома, дабы поквитаться с жизнью за несчастную любовь. Но мягко стукнулась о кожаную крышу кабриолета. Даже кабриолет не пострадал. Вселившиеся в этот чудный дом «новые русские» жили удивительно тихо. Для нашей хрущевки, вечно гудящей бурными разборками и праздниками было любопытно созерцать столь явное отличие. Вот и сейчас, шум только нарастал... Толпа зевак подтягивалась к соседнему подъезду на собрание жильцов.
    Продолжив смотреть в окно, я мечтательно затянулась сигаретой. А в это время, местные алкоголики, оплакивали только что  умершего Витька, ходили по квартирам и собирали деньги на «погребальные венки». Возле первого подъезда громоздились летние ароматные переполненные мусором баки, там же прямо под лавкой, мирно похрапывал «покойный» Витек. Моя подруга, стояла посреди сборища соседей и кричала, что эти, мол, скоты украли фары с ее Нивы (с такой "люстрой" на крыше она понтисто напоминала Джип), а потом пили портвейн в «Липках». Тетя Люба, предвкушая зреющий скандал, разволновалась так, что не заметила, как наступила на лапку своему пекинесу. Обиженный малыш был тут же спрятан между пышных грудей, почувствовал защищенность и уснул. Внезапно, из-за угла дома появился дворник – худенький мужичок, метр с кепкой, почуяв разъяренную толпу, попытался свернуть, но был замечен.
-А этот! – кричал председатель, - гонялся за мной с топором! Ворую, говорит!
-Воруешь, вместе с бухгалтером на пару! За свет пятьдесят рублей насчитали! – защитился дворник.
-Кто бы говорил! Извращенец!- вмешалась Люба, -три бабы одновременно приводит! Я сама видела, в глазок!
   Моя подруга удивленно посмотрела на дворника и явно собиралась что-то сказать. Но просигналил ее пейджер. Дворник, прижавшийся к подвальной решетке, облегченно вздохнул, а вся толпа накинулась на нее.
-Откуда у тебя пейджер? Ты же не работаешь? – зашипел бухгалтер.
-Не по средствам живешь! - завопил дворник.
И тут, «покойный» Витек, приложив изрядное усилие, поднял голову и громко стукнулся затылком о лавку:
-Шаболда! Уууу…больно...…
Все накинулись на Витька, предъявив ему неоспоримое обвинение, что он гуляет от жены. А его жена, зарыдала в рукав замасленного халата:
-Импотент проклятый!
Началась «Санта Барбара», внизу стихло.
     Тем временем возле нового дома царствовали тишина и покой,  мирно гуляли женщины с детьми, мужчины загоняли на парковку машины, яркие и блестящие, как пасхальные яйца. Даже на роликах катались тихо плавно, словно на экране немого кино.
     Я затушила сигарету и полила стойко-самурайский алое, который рос сам по себе, вне зависимости от моего присутствия дома. Стало жарко, вентилятор глох. Сняла халат, оставшись в рейтузах и модной майке с гордой надписью «Натура». Телика не было. Ну и ладно, все-таки есть еще радио, уже не скучно,- подумала я и изящным шлепком нанесла на лицо питательную жижу из тертых огурцов. Играла песня «Крематория»:
-Безобразная Эльза, королева флирта, с банкой чистого спирта я иду к тебе.
"Гномик" достирал. Приложив изрядные усилия и пыхтя, как паровоз, при этом не растеряв ни грамма огурцов, мне все же удалось почти насухо выкрутить пододеяльник. Гордо кинув трофей в таз, я пошла на балкон. И тут чьи-то загорелые пошкрябанные ручищи схватились за перила... Появилась лохматая голова соседа с пятого этажа. Небритая рожа в испуге уставилась на меня. А неаппетитная жижа капнула на "Натуру":
-Ты куда, скалолаз?
-Да я…так… Домой!
-Тебе этажом выше.
-А это?
-Четвертый! –хлопнула балконной дверью. Зашла в комнату и расхохоталась. Что уж там говорить, ведь первое слово, которое я произнесла в детстве - было имя его матери. Соседки перекликались: - Женя дай соль, Женя дай перец. Да так часто и звонко, что я, стоя на карачках, тоже вопила, взывая к источнику внешнего блага: - Зеня!Зеня!
    Помыв волосы и лицо от питательной жижи, села на деревянную табуретку у окна и задумалась о Портвейне. На голове мокрая химия (это был последний писк моды), высыхая и шурша, образовывала нечто странное. На улице кто-то завопил - Эля! Это был Славик гитарист. Я элегантно просунулась в форточку, на сколько мне позволила распушившаяся, словно сладкая вата, шевелюра:
-Что надо?...
-На концерт поедешь? Там Череп на басе исполнять будет!
-Не хочу я ехать, буду жизнь свою менять. Вот.
    Захлопнула форточку и зажмурила глаза. Вспомнив, прилюбопытную школьную историю моего громкого перехода из простого класса к умникам. За успехи в учебе. А дело было так: в беленьком накрахмаленном фартуке, зашла я тогда в столовую, чувствуя свой эксклюзив. Но заметила внимательные и злые буравчики бывших одноклассников. В одно мгновение, словно сговорившись, каждая маленькая ручонка зажала по котлете и запустила ей в меня с криками:
- Бей предателя!
А повара и кухрабочие заметались по стенам, в истерике ловя свое кулинарное искусство.   

     1999 год. Стойкий алое все так же укутан смогом сигарет. Все та же толпа знакомых людей громко шумит возле пятиэтажки. За окнами моего девятиэтажного дома. В этот раз без брошенных котлет.