Глава 9. Камилла и Кларисса. 25 декабря 1993 года

Глава 9. Камилла и Кларисса. 25 декабря 1993 года
 
В итоге всеобщего бегства красавиц с химфака МГУ к концу первого семестра учиться остались только две привлекательные девушки. Это были близняшки Кларисса и Камилла, обе добрые красавицы, высоченного роста, фигуристые и грудастые брюнетки. Отличались они дружелюбным нравом, никогда не отказывая будущим ученым в радости лапнуть одну за грудь или ущипнуть другую за зад.
Руль однажды пытался потерять девственность с Камиллой. Вышло это так.
У нижнего выхода из северной химической аудитории был Г-образный затон. Там студенты нон-стоп пили пиво, горланили под гитару тогдашний свежак, что-то вроде «Все идет по плану». Там же – поскольку химфак работал круглосуточно – можно было отоспаться. Или часиков в десять уединиться с бухлом и в обнимку с наивной естествоиспытательницей с географического факультета, которая закрутилась в здании химфака, отработав практикум.
Руль шел вечером 25 декабря 1993 года по химфаку, слизывая с ладоней въевшийся три дня назад на занятии красный аммиакат стронция. Мыло брало, но не везде.
«Кожу, что ли, пересадить…» – подумал он. И увидел сидящую плачущую Камиллу.
Руль сел рядом. Положил ей руку на грудь. Красавица перестала рыдать и глубоко вздохнула. Уставший Руль заинтересованно сжал грудь красной рукой, и Камилла вздохнула еще глубже. Руль обнял девушку за талию, залез под юбку и оттянул спереди лосины. Еще чуть глубже обнаружились вроде бы трусы и не обнаружилось никакого сопротивления со стороны их владелицы...
Но тут здание тряхнуло. Посыпались стекла цокольного этажа. Руль натянул на Камиллу лосины, и несостоявшиеся любовники побежали на первый этаж. Отовсюду в коридор выскакивали сотрудники и студенты.
Причина инцидента оказалась банальной в своей простоте. Первокурсник на практикуме слил пол-литра серной кислоты из реактора в открытую емкость, куда спустя полчаса его коллега уронил банку марганцовки. Что особо удивительно, не пострадал никто.
Камилла и Кларисса жили в Солнцеве, «городе солнца», где, как и везде, заканчивался 1993 год.
К слову сказать, 93-й год – часто роковой в истории человечества. Как известно, восстание в Вандее, во Франции, произошло в 1793 году. Виктор Гюго посвятил этому событию роман, который так и назвал – «Девяносто третий год». В нем есть эпизод: пожилой английский аристократ, плывущий в Вандею, чтобы возглавить союзников, стоит на палубе корабля. Пролив Ла-Манш. Перед шпионским корабликом развернут весь французский флот.
– А не перекатить ли нам десять пушек левого борта на правый, сир? – спрашивает капитан корабля.
– Это прихоть шлюхи, крутитесь дальше перед ними как угодно. А мне спустите шлюпку, – в таком роде отвечает аристократ, главный агент влияния и шпион.
Пассаж идеально описывает и тот 93-й год, который выпал на долю Руля со товарищи. Крутись как хочешь, отстреливайся. Потом цепляйся за обломки СССР. Десятилетиями. И тебя до старости будет драть победившая матросня.
Или спусти свою одинокую шлюпку сейчас, пока корабль цел. Доплыви. Там нет системы. Там психи Робеспьер, Дантон и Марат. Наполеон – не скоро. И подымай восстание – ну, как у Гюго. Стань благородным жуликом, по О. Генри. Печатай акции, облигации, уральские франки… Делай все, о чем ты читал в детстве, кроме того, что вычитал в «Технике – молодежи». Выживешь – и ты новый аристократ.
…Добрейшие близняшки Камилла и Кларисса, возможно, были прирожденными химическими гениями, и с ай-кью у них все в порядке было, и фанатичная тяга к знаниям имелась. Но 93-й год для них тоже стал судьбоносным. Учеба на химфаке тогда требовала полной самоотдачи. Работать и учиться было невозможно.
А Кларисса и Камилла вынуждены были работать – подругами местной братвы. А кем еще? Новые рабочие места появлялись только в преступных сообществах. Впрочем, строго говоря, таковыми сообществами стали все организации России, за вычетом, может быть, отдельных НИИ. Все занимались делами, под которые придумали не одну статью Уголовного кодекса.
Однажды Руль стоял на выходе из неорганического практикума и курил. Курил он в те годы родной американский «Парламент», стомиллиметровый, в мягкой пачке, который брал по дешевке на сигаретном рынке у Киевского вокзала (сейчас там торговый центр «Европейский»). Но в тот день пришлось почти весь «Парламент» раздать неимущим, выручила резервная пачка «Столичных».
Вышла заплаканная Кларисса. Увидев Руля, подбежала к нему с надеждой в голосе:
– Можешь врезать по телефону на первом этаже? Позвонить надо.
Руль с Клариссой спустились на первый этаж. Там стояли телефоны-автоматы. Чтобы позвонить по телефону, надо было хорошенько влепить по нему кулаком. Автоматы отличались тем, что динамики орали во всю мощь – собеседника было слышно и издалека.
– Стас! Меня выгоняют! – кричала, срываясь в плач, Кларисса.
– Слушаю. Откуда выгоняют? – ответил поставленный профессорский голос.
– С химфака МГУ!
– Но вы же в МГИМО с Камиллой учитесь, – удивился мужчина. – Эх, любят женщины порисоваться. Ну да ладно. Позволь полюбопытствовать, а где же этот химфак твой находится?
Кларисса, путаясь, назвала адрес Главного здания МГУ и расположение химфака. У здания факультета не было тогда адреса, кроме «Ломоносовский проспект, дом один, МГУ имени Ломоносова, химический факультет».
– Прекрасно. У меня есть отличный специалист по химии. Он сейчас подъедет, подожди десять минут.
– Знаю я, какие у тебя специалисты. Ланин, прошу, не надо! – забеспокоилась девушка.
– Вы меня с кем-то путаете, – из трубки вдруг раздался девичий голос. – Подождите десять минут. К вам подъедет Анатолий Иванович.
Услышав это имя, Кларисса вдруг успокоилась. Руль услышал гудки.
– Слава богу! Анатолий – джентльмен! – доверительно сообщила ему высоченная красавица.
Семнадцатилетние сестры были юными гениями, но Марий Склодовских-Кюри из них не вышло.
Руль поднялся к практикуму, закурил в предбаннике еще одну сигарету. Белый халат с оборванными по химфаковской моде пуговицами он забыл дома и вынужден был занять в лаборатории черную рабочую спецуху, на которой какой-то юморист нарисовал вдоль мелом белые полосы и наклеил на кармане желтую шестиконечную звезду.
Сигареты марки «Столичные» – «столбы» – тянулись плохо и курились примерно по десять минут. В ожидании развязки Руль выкурил две или три.
Вновь до него донесся плач Клариссы.
– Толь, ну не буду я его звать. Не буду!
– Да зови, Клариссочка, научу, как пожилого человека тревожить, – ответил высокий старческий голос.
Кларисса зашла в практикум и осторожно протянула тихим голосом:
– Иван Ефремович, можно вас на минутку?
– Занят! – оборвал ее мужчина.
Спустя мгновение в предбаннике появился, снимая красное пальто, обладатель старческого голоса. Он прошел в практикум. Руль опустил глаза. Интересно, что крикнет Иван Ефремович перед смертью – «Слава КПСС!» или «Господи помилуй!»? До Руля донесся диалог:
– Анатолий! Какая встреча! После того, как вы перевелись в закрытое учреждение… А какая была тема работ?
– Химия, Иван, сначала неорганическая. Вот три года уже органик, – неторопливо ответил вошедший.
– Анатолий, а татуировки, смотрите, на запястьях… Посещали Таити? – голос зазвучал иронично.
Иван Ефремович являлся кандидатом химических наук, в юности (до известного запрета) увлеченным поклонником восточных оздоровительных методик и единоборств. Был он очень сухой, высокий и прямой. Седые длинные волосы, тонкие руки и ладони праведника. А лицом – просто копия экс-президента США Рональда Рейгана. Когда улыбался, вообще не отличишь. Иван Ефремович мог бы зарабатывать деньги, работая третьим среди двойников Сталина и Ленина, которые стояли, стоят и будут стоять у входа в Надвратную часовню на Красной площади, – но только кто бы его туда пустил.
Это вечный бизнес, как вечны работодатели двойников – айсоры, ассирийцы, которые в Москве держат крошечные кабинки по ремонту и чистке обуви. Отличные режиссеры, они понимали, что добавить Рейгана в триаду – это из эпоса сделать цирк, насмешку для прохожих. Поэтому Иван Ефремович нищенствовал.
Анатолий Иванович же был доктором химических наук. Спалился он на масштабных продажах спирта из НИИ в восьмидесятых, попав под какую-то андроповскую кампанию. Был отправлен на «химию», в колонию-поселение, где оброс нужными связями. И дальше работал по профессии, занимаясь некоторыми вопросами трансдермальной токсикологии, причем в неформальной, негосударственной обстановке.
– Выйдем, Толя, – вдруг после напряженной паузы отчетливо сказал Иван Ефремович.
Они прошли в предбанник.
– Как наши старые темы поживают, Ваня?
– Развили, Толя, развили. – Иван Ефремович, обойдя лабораторный стол, обитый жестью, оперся на него ладонями и оказался напротив собеседника.
– Смотри, девочка талантливая у тебя, такая талантливая, а вся в слезах, – вдруг резко перевел тему Анатолий Иванович, пристально посмотрев в глаза бывшему коллеге.
– А что делать, выгоняем. Четыре практикума пропустила…
– Не выгоняй, Ваня.
Толя неуловимым жестом достал нож-бабочку, молниеносно раскрыл его и столь же неуловимо всадил раза три между пальцев кисти Ивана Ефремовича.
Иван даже не вздрогнул, стоял так же ровно и взглянул на пальцы. Спустя несколько секунд тихо ответил:
– Забыл, Толик, по старости, за кого не подписываться... А кто тебя карате до запрета учил?
Дальше они говорили минуту шепотом.
Анатолий Иванович, чуть опустив голову, вышел. Сейчас мы можем сообщить читателю, что эта миссия произвела на него впечатление. А впечатлить Анатолия Ивановича было сложно, потому что он был человек творческий и остроумный. Именно он изобрел такую гениальную вещь, как групповое убийство высоких лиц на официальных мероприятиях посредством рукопожатия.
Контактный яд внедренный агент наносил цели на нечувствительные к липучести проницаемые зоны ладони. Например, во время нежного поцелуя на прощание. Пожимающие начальственную руку на соответствующих точках имели раствор яда другой вязкости и иных геометрических свойств. И так, рукопожатие за рукопожатием, поздравляемый набирал дозу, достаточную для остановки дыхания минут через пятнадцать, на глазах у широкой публики. Сердце...
Анатолий Иванович в тот день покинул химфак с мыслью, что его дело – химия. И точка. В 2003 году в соавторстве с Иваном Ефремовичем взял патент – уже на лечение никотиновой зависимости. Патент того же смысла, что и рукопожатия, – внесение через кожу микрогранул с активным веществом.
Больше близняшек никто из общих знакомых не видел. Кроме Руля.
Он встретил Камиллу в 1999 году, который стал, по общему признанию, апогеем десятилетия. Руль шел в шесть утра зимой по Москве с одноклассником Даней. Шли они из клуба «Арлекино», который находился в нынешнем киноцентре «Соловей» на Красной Пресне.
Время они провели без толку. Новых знакомств не состоялось, и они обсуждали дальнейший выбор мест отдохновения. Даня настаивал на том, что лучшее – враг хорошего. В Руле жил экспериментатор и исследователь: новый клуб, новые люди...
Вдруг притормозило, обдав их грязью, проезжавшее мимо купе «БМВ». Оттуда вышла просто невероятно красивая Камилла и зашла в салон цветов. Сзади сидел ребенок лет четырех...
Даня позже уехал в Канаду, а тогда работал тестомесом на хлебозаводе имени Зотова.
– Да, жизнь представлялась иначе, – сказал он, глядя на женщину, открывавшую дверь купе