Глава 19. Рассвет у пресненских мажоров. Школа. 19
Специальная английская школа, где преподавали язык со второго класса, и, надо сказать, неплохо преподавали, не была переполнена детьми артистов и дипломатов, как подумалось бы далекому от темы читателю. Нет, в СССР классов не существовало, поэтому был приличный процент неблатных детей, взятых на учебу по принципу «да живет он напротив». Достаточно свободно вместе с сыном всесоюзно известного артиста мог учиться сын продавщицы из гастронома на Большой Грузинской. (В помещении этого гастронома, в бывшем винном отделе, сейчас расположено кафе «Шантиль» для солидных и деловых, а где-то в районе бакалеи – молодежный хипстерский премиум «Ботаника».)
В классе Руля, что сейчас совсем не комильфо, училась дочь школьной уборщицы, и никто на нее косо не смотрел.
Никто в блатную школу на метро не добирался. На папиной машине – тем более. Все жили рядом. И все ходили пешком с класса третьего, сами.
Руль помнит забавный случай. Какой-то одноклассник отправил свои дебильные стишки в журнал – то ли в «Пионер», то ли в «Костер». Опубликовали. За подписью: Саша, спецшкола номер такой-то, г. Москва. И Саша получал письма со всей страны. С общим контекстом: бедный Сашенька, какие прекрасные стихи! Давай переписываться! И за что тебя в спецшколу посадили?
Класс Руля был относительно неблатной, но успехов в жизни новой России 2000-х двое выпускников его года сделали достаточно, на целый московский округ спецшкол.
А вот тремя классами старше – так получилось – училось довольно много детей с известными всему Союзу фамилиями.
Пресня девяностых, равно как и Пресня любых лет, – район фабричный. Сколько там ни строили при Советах спецшкол, домов Управления делами дипломатического корпуса, затем Управления делами Президента, потом элитного жилья – заводская энергетика не вытравилась.
Она прорывалась, особенно у «всесоюзно известных» классов. Общей мажорской модой 1993 года было ходить в школу в американских остроносых сапожках-казаках, но при этом в телогрейке-ватнике.
Школьную форму отменили в 1991 году, на этом настаивали и девочки, и их родительницы. Впрочем, в этом был плюс для всех.
Школьная форма не нужна. Социальное положение понятно по шубке.
А вот надели вы школьную форму, и на полдня у вас иллюзия, будто вы ровня с господами. Затем иллюзия становится жизненной позицией. Вырастает парвеню – выскочка.
Устоявшееся классовое общество устроено иначе: «сын дворника станет дворником». Верный, спасительный рефлекс – рефлекс бедняцкого уклада, начинающийся с дешевой одежды. Его убивает школьная форма. Школьная форма формирует Робеспьеров.
Все, без учета рода и сословия, посещали учебно-производственный комбинат, получая рабочую профессию. Для этого выделялся один учебный день, практически целиком.
Руль приобрел рабочую квалификацию «каменщик IV разряда». Естественно, что все – за взятку или по звонку – пытались устроиться на специальность «водитель категории В, С», но смысла в этом было мало. Комбинату не выделяли денег на бензин, и устроившийся было туда Руль прождал полгода, прежде чем выехать на Большую Грузинскую улицу с инструктором-татарином и встать на ней глухо. И потом сидеть с татарином, курить час, слушать безобразный мат в адрес «автослесарей» – учеников параллельного класса. После этого Руль решил получить простую специальность. Тем более что машины в семье не было.
Советскую фабричную жилку в поколении поддерживал и воспитывал двор, уроки труда и учебно-производственный комбинат – УПК.
Во дворе, имея профподготовку, развлекались изготовлением «самопалов».
Что это было такое? Крупный пневматический однозарядный пистолет под калибр шарика от подшипника, как сейчас сказали бы, 9 мм. Основой, газовой камерой с поршнем, служил насос от велосипеда. Цевье вырезалось деревянное, конструкция спускового механизма – изобретение неизвестного дворового гения. Вместо пружинного механизма были, кажется, укороченные жгуты от подводного ружья.
Выстрел стальным шариком с трех метров пробивал стальной лист в 3 мм толщиной. Выстрел ягодой рябины был очень болезненным и оставлял синяк почти как от современного травматического пистолета.
Руль видел и двуствольные конструкции.
Оружие в юности всегда драгоценность, пока оно не становится тяжкой ношей в карауле в армии.
Перечислять школьные развлечения, на которых подрастали, – не цель этой книги. Да некоторые детские обороты и анекдоты советского детства сейчас и озвучить нельзя. «А дальше в лагере – дискотека. Пулеметчик Ганс прокрутит два новых диска». Не нравится? Откройте нам курсы по десоветизации.
Но некоторые персонажи двора оказали влияние на мир Руля девяностых.
Редко кто тусовался на этом народном сходе постоянно. Было ядро из людей, попавших в пустой месяц или год жизни. Но яркие личности проходили мимо, задерживаясь на сигарету, глоток водки и пятнадцатиминутный яркий монолог.
Яркие были постарше «ядра» на пять-семь лет.
Один из них, Станислав по кличке Вино, учился на экономиста и параллельно зарабатывал тем, что рассказывал анекдоты на Арбате. Там вокруг стояли люди, а рассказчики хорошо поставленным голосом, без микрофона, травили нон-стоп анекдоты.
Речь Станислава как раз и была разминкой перед работой. И разминка обычно интереснее шоу. Избыточный мат, полная пошлятина, грязнейшие анекдоты только для мужской или женской аудитории на Арбате не допускались.
Здесь же – запросто.
Потом, годы спустя, Руль смотрел трансляцию из пресс-центра где-то на Севере.
Утонула лодка «Курск». Судьба моряков была пока неясна. Попытки поднять лодку без участия западных компаний, таких как «Халлибертон», ничего не давали. Легендарные глубоководные аппараты и спасательные секретные подводные лодки оказались мифом или металлоломом с извлеченными на серебро и золото радиодеталями.
Выступает мощный, корпулентный адмирал со следами многодневного пьянства на лице. Прострация. Что говорить? Проклятые янки торпедировали? Или каяться перед народом: «Мы... в 1996-м… на металлолом… Авианосец вот в Китай… Сейчас продадим «Адмирала Горшкова» в Индию, и я честно уйду».
И вдруг в кадре его отпихивает Вино, и начинается бодрый отчет о том, как и по насколько ясному плану все идет, и о том, что все закончится хорошо.
Потом «Норд-Ост»…
И много позже, ранней весной, Руль встретил его в очереди в банк – агрессивного и с подбитым глазом.
– Ты тогда, ну помнишь, по телевизору…
– Тогда – это не в этой жизни.
Вино, невысокого роста, подбежал к полному здоровяку:
– Вы хотите вперед? Пожалуйста, но тут очередь.
– Ты псих? Сейчас выйдем! – завелся толстяк, спрятав «кирпич» пятитысячных в карман.
– Проходи, но здесь очередь, – сказал Вино. Он стоял в ладони от барина, глядя ему в глаза. Подошел Руль.
– Хочешь выйти? Ты рано собрался. Я тебя вижу… Твоя смерть – на воде.
И тот, уже бордовый, занял очередь. «Психи! Они больные!» – доносилось от окошка.
Вино закончил свои дела раньше, подошел к барину сзади и сообщил кассиру:
– Он не опасен.
В «этой жизни» народ безмолвствовал.
Свидетельство о публикации №219040102192