Игрывыгры. Часть вторая

Часть вторая

   Уже все было сказано, и надо было уходить, но она не уходила.
   М.Зощенко «Повесть о разуме».

   Когда дела идут хорошо, что-то должно случиться в самом ближайшем будущем.
   Второй закон Чизxoлмa.


   ***
    – Не терять из виду! Столько сил вложено, столько людей задействовано и знакомств…
    – Свобода выбора – жуткая штука. А если не догадается, каких шагов ждут дальше? Вдруг придумает что-то свое?
    – Этот? Шутишь?
    – Скажешь, не может быть?
    – Еще как может. Для того и следим.
    – Значит, ты уверен, что он непременно выберет один из заготовленных вариантов?
    – Зуб не дам, а если что-то пойдет вразрез с планом, по ходу подстроимся.
    – Но план-то – примерный. Муть, жуть и чушь вперемешку. Цель не ясна. Даже направление не просматривается.
    – И что? Работа такая.
    Помолчали.
    – Ему деваться некуда. И там, и дома мы готовы встретить.
    – А если к кому-то из друзей подастся?
    – В этом районе у него друзей нет.
    – Чтоб у пьющего человека в родном городе да где-то друзей не нашлось?!
    – Ну…
    – А если на частнике умотает?
    – Ты бы повез голого и без денег?
    – Но все же? Всего не предусмотришь.
    – Согласен. В этом случае переиграем события в другом порядке. Пусть сначала загремит в обезьянник.
    – Думаю, так будет лучше. Интересно, кто заказчик по этому субъекту.
    – Может, как говаривал незабвенный предшественник на этой доходной стезе, тебе еще ключ от квартиры, где деньги лежат? Тихо! Приходит в себя.

1
    Знакомый потолок. Не домашний. И не…
    Еж твою каракатицу!!! Снова морг?! Михаил вскочил как ужаленный, отчего каталка под ним отъехала в сторону. Вокруг опять никого. Только рядом, на соседнем колесном столике, лежал труп. Настоящий. Синий, противный, жуткий. А где-то недалеко беседовали невидимые мужские голоса:
    – Готово?
    – Еще два за стенкой.
    – Отлично. Заканчивай с этим, а я перекушу. Потом теми займемся. Сейчас за почками приедут. Сколько сегодня перепадет?
    – Погоди, скалькулирую. Три свежих жмура в хорошем состоянии, у каждого по…
Ноги хоть и затекли от неподвижности, но подняли Михаила лучше, чем мощная пружина. Спрыгнув, он выглянул за дверь.
    Никого. Разговор доносился из соседнего помещения, а коридор свободен.
    Что за морг такой? Или это не совсем морг? Или…
    На большее, чем приватизированный морг на самоокупаемости или секретное отделение больницы, где убивают людей для изъятия органов, воображения не хватило. Впрочем, того, что привиделось, оказалось достаточно. На этот раз ничего, чтоб прикрыться, не нашлось, и он как был, нагишом, бросился по коридору к знакомому окну. Оно привычно вскрылось в момент, когда из боковых дверей выскочили среагировавшие на шум сотрудники.
   От забрызганных кровью халатов засосало под ложечкой. Михаил сиганул наружу. В очередную ночь. Да, опять ночь. Невезуха. Хотя… как посмотреть. Появись он в таком виде из окна некоего медицинского учреждения днем, далеко бы убежал?
   Удар голых пяток о землю пронзил болью. Михаил отпрыгнул в свободную сторону и, прихрамывая, понесся вдаль.
   Загрохотал приближающийся топот, гнались нескольких человек.
   – А ну, стой, по-хорошему говорим! Кто не проследил?! Уволю!
   Преследователей не удивило, что труп сбежал. Видимо, не все, кто обзаводится номерочком на ноге, прибывают мертвыми… скажем так: на сто процентов. Об этом знают. Осознание этого знания прибавило сил.
   – Почему объект не в отключке, наркоза пожалели?! Денег не хватает?! По миру пущу! – неслось сзади. – Головы поснимаю! Из оплаты вычту!..
   Главный крикун нещадно отставал, зато остальные старались. Особенно подстегнул материальный стимул.
   Прежде в этом районе города бывать не доводилось, Михаил даже вспомнить не мог, что здесь было раньше. И некогда было вспоминать. Глаза видели несколько зданий неизвестного назначения, вокруг – нечто среднее между пустырем, заросшим и загаженным, и приусадебной территорией заведения, которое до сих пор не определилось с размерами. Ограды не было. Близлежащие темные корпуса казались заброшенными, туда вела аллея из деревьев. Несмотря на ночь и видимость заброшенности, навстречу попалось несколько человек. Работники сей небогоугодной конторы? Героев среди них не нашлось, все однотипно шарахнулись при виде несущегося голого мужика, которого преследуют санитары. Машины на убитой гравийке отсутствовали. Ну и местечко.
   Вроде бы центр, но по периметру ни жилых домов, ни офисов, ни контор. Впереди ясно просматривалось заросшее колючками пространство, голому не пересечь, и Михаил припустил под прикрытием темноты в ближайшую тень от здания. Ночная тень скрывала лучше шапки-невидимки, но не от толпы преследователей. Хотелось спрятаться, залечь, отдышаться… Топот гнал глупые мысли. Спасти могла только скорость. Ступни разбиты в кровь, полны колючек и ссадин. Неважно. Жить! За строениями в ноги бросилась перемежаемая кустами и деревьями зелень, это обрадовало. За стеной древних лип пролегала дорога; ведя из центра в частный сектор, она уже не относилась к логову живодеров.
   Обочина вдруг выступила в роли магического круга: на чужой территории кровавые монстры то ли теряли силу, то ли самоликвидировались, то ли еще черт знает что (например, боялись крестного знамения ордером на арест). Когда преследователи достигли лужи, в которой Михаил помог девушке, они остановились. Не все. Один продолжил погоню. Видимо, полукровка, если продолжить сравнение с нечистью. Или алчность выиграла спор у инстинкта самосохранения.
   Беглец и догоняющий миновали улочку, их окружили трущобы деревянных халуп и покосившегося штакетника. Из-за каждой оградки рвались с цепей обрадовавшиеся веселью псы. Окна пугали тьмой и скрытыми за ними возможными неприятностями, уличное освещение отсутствовало как понятие. Отличная декорация для фильма ужасов. Натуру даже выбирать не надо, снимай любой дом с любого ракурса, и зритель ужаснется. Запах гнили и сгоревшего мяса на чьих-то вчерашних шашлыках добавили натуралистичности. Путь оставался только вперед.
   Злобно-восторженный лай усиливался, к ночной потехе подключились едва не все собаки города. Подгоняемый наступавшей на пятки погоней Михаил через пару кварталов выскочил в соседний район. Словно машину времени включили: из кровавой мистики девятнадцатого столетия – прямиком в цивилизацию века двадцать первого. Дорожки блестят помытой тротуарной плиткой, бордюры побелены, трава на газонах подстрижена. Идеальный асфальт под ногами.
   Не цветные многоквартирные коробки привлекли взгляд, а то, что обрамляло путь. Слева – глухой забор чьей-то охраняемой территории. Справа высились недоразобранные строительные леса, они перекрывали проход между двумя отделывавшимися фасадами. Михаил нырнул туда.
   Преследователь не отставал. Однако, здесь, в кромешной тьме, он лишился преимущества. Свет мощных ламп с улицы падал сзади, и хребты наваленных стройматериалов выглядели противотанковыми заграждениями: стены, доты, ямы, баррикады из чего-то вроде стальных ежей. Внутри мог прятаться полк. Мотострелковый. Вместе с техникой и поддерживающей авиацией. Причем последняя приземлилась вертикально, произведя соответствующие разрушения.
   Михаил втиснулся в одну из ниш и замер. Дрожащие пальцы подобрали с пола арматурину, сердце приняло грудную клетку за боксерскую грушу, внутри организма стало тесно до невыносимости. И жарко. И сухо. И больно.
   Дальше не убежать, нет сил. Сейчас все решится.
   Над буреломом застыло грозное пятно. Прислушивавшаяся тень нависла почти над самой нишей. Она опасливо и сосредоточенно покачалась из стороны в сторону, но двинуться в неизвестность не решилась. Михаил задержал дыхание. Сознание проклинало предательские удары изнутри.
   Незнакомец выбрал не рисковать. Отступив в полосу света, он чертыхнулся, тихий голос просипел:
   – Ну, попадись еще… Выпотрошу. Обещаю.
   Силуэт в освещенном проеме, похожий на изображение святого внутри сияющего нимба, исчез.
   Нервы не железные, а организм иссяк и выдохся, как проколотый бурдюк с вином, превратившийся в противную безобразную тряпочку. Михаил разрешил себе выдохнуть и тут же упал в жестокой одышке, закашлявшись так, будто наглотался напалма. Сердце взрывалось. Гортань выжигалась горячей сухостью, забывшие о тренировках мышцы трещали и грозились лопнуть. Когда он последний раз так напрягался? Лет десять назад? А регулярно? Вообще двадцать, даже двадцать пять. В армии. С тех пор жил себе припеваючи, в ус не дул.
   Пробил истерический смех, когда перед глазами возникла картинка с видом, как он поет и в ус дует. Колени постыдно дрожали. Одновременно хотелось смеяться и плакать.
   Все. Все кончилось. Все кончилось хорошо. Нужно успокоиться и решить, что делать дальше. Как пробираться в свой район. И понять, что, вообще, происходит.
   Сколько прошло времени с момента отключки – неизвестно. Судя по темноте и минимуму народонаселения под тусклым светом фонарей, уже поздняя ночь. Та же самая или следующая? Или… может быть, он немало пролежал в клинической смерти, если его снова отправили в морг?
   Осторожное выглядывание убедило: рядом никого нет. Он направился в другую от морга сторону, продираясь через сваленные доски и буераки. Перед выходом на освещенное пространство Михаил разодрал по шву подобранный пластиковый пакет с цветочками, полученное полотнище прикрыло бедра. Какая-никакая, а одежда. Ну, видимость одежды. Для начала сойдет. Придерживая псевдоодеяние руками, он двинулся вперед…
   Перед глазами  высилась знакомая по последнему воспоминанию многоэтажка.
Домой отменяется. Сюда. Здесь расскажут, что случилось.
   Михаил прятался от случайных прохожих в тень или за деревья, короткие перебежки одна за другой упорно вели его к цели. Хорошо, что ночь, если б тени были от солнца, а не от уставших от жизни фонарей, ему бы не поздоровилось. Еще триста метров. Еще сто. Еще пятьдесят…

2
   У бордюра перед подъездом дремала та самая машина. Значит, дома. И, наверное, куда-то собирается, если в гараж не загнала.
Ждать, пока выйдет? А вдруг не одна? Вдруг испугается человека в наряде аборигена, что вышел на тропу войны с отходами цивилизации? Вдруг крик поднимет? Лучше самому. Он выбрал момент, и нелепая фигура, чья еще более нелепая тень от наддверной лампочки за несколько метров уменьшилась от бесконечности до незаметности, прокралась к видеодомофону. Номер квартиры… хорошо, что поговорили по этому поводу.
   Пик-пик-пик – сто одиннадцать. Вызов. Зуммер. И – блаженство. Сквозь металлическую решеточку на динамике прошелестело:
   – Кто там?
   – Жанна?
   – Кто это?
   – Прости, пожалуйста. Это… Михаил.
   – Михаил?! – в голосе сквозило недоверие. – Ты жив?
   От нахлынувших эмоций девушка обратилась к нему на ты. Вчера до этого, кажется, не дошло. Или…
   На лбу стало липко от пота.
   – Как видишь. – Он нервно помахал рукой в зрачок видеокамеры, начиная сомневаться во всем. И в том, что было вчера, и сегодня, и вообще.
   Голос из ящика произнес:
   – В призраков я не верю… Это действительно ты. Почему опять в таком виде? Снова амурная история, приключений не хватило?
   – Я пришел по тому же поводу.
   Жанна не поняла:
   – В каком смысле?
   – Узнать.
   – Подожди… – Девушка отвлеклась на что-то, и через некоторое время раздалось желанное: – Поднимайся, поговорим здесь.
   Ракета чудо-лифта вознесла, позволив не пересечься ни с кем из соседей, что, наверняка, сподобились бы вызвать полицию или скорую психиатрическую помощь. Жанна встретила его в открытых дверях.
   – Ты же умер?
   На ней был запахнут халатик, в котором недавно ее благодеяниями щеголял Михаил. Ножки погружены в пушистые тапочки. И никакой косметики. Во взоре, направленном в его переносицу – испуг и любопытство.
   – Да? – Он взял маленькую ручку в свою. – Я столь бесплотен?
   – Вызванные врачи подтвердили смерть.
   Девушка посмотрела на исхлестанное ветками тело, в районе пояса завернутое в полиэтилен. Придерживаемые одной рукой, чтобы не свалиться, красочные цветочки радовали глаз, но не грели. Понятно, что, не знай она его раньше, близко бы к порогу не подпустила.
   – Какие врачи? – Михаил запнулся и вскинул не занятую поддержкой «одежды» руку: – Стоп. Можно по порядку, с момента, как мы выпили за любовь, и я потерял сознание?
   – Войди для начала, а то соседей всполошишь. – Сонная фигурка подалась в сторонку. – В такое время нормальные люди спать изволят.
   – Прости. – Михаил резко понизил голос. – Ты одна?
   – Одна, – так же тихо упало в ответ.
   Дверь затворилась.
   Когда кровоточащие ноги, вытертые о половичок, вделись во вчерашние тапки, взор пробежал по квартире: ничего не изменилось, Михаила окружали прежние шик, блеск и окончательно согнавшая с себя сон красота по имени Жанна, которая сообщила:
   – Мы разговаривали. Ты упал. Я решила, что перепил, и постаралась втащить тебя на диван… но у тебя сердце остановилось! Вызванная «скорая» констатировала смерть.
   – От чего?
   – Сказали – отравление некачественным алкоголем.
   – Некачественным? – Его брови поднялись, глаз покосился на кухонный шкафчик со злополучным питьем.
   – Не смотри так, это стандартная формулировка, чтобы с анализами не возиться.
   Жанна насупилась, глубокие глаза стали темными, сжавшиеся губы выглядели злобным оскалом, и даже красивые конусы под халатом, которыми недавно любовался взор, обратились в несущие смерть тараны.
   – Ясно.
   Последовавший вздох показал собеседнице, что Михаил никакой не мститель, пришедший за кровью, а несчастный страдалец, и личина монстра-убийцы, примененная девушкой в качестве защиты, сменилась жалостью.
   – Слушай, если у тебя второй раз одно и то же… может это аллергия на что-то? – предположила она. – Например, на спиртное. Сейчас так питаемся, что у каждого какая-то непереносимость имеется.
   – Болезни в моем организме давно уничтожены главным природным лекарством. Никаких аллергий. Тем более на спиртное. Даже как вариант не рассматривается.
   Категоричность ответа подтвердили поза и взгляд.
   – А ты не думал … – Девушка на миг умолкла, белые зубки пожевали губу. – Может, тебе вообще нельзя пить? Как такое объяснение?
   Как? Логично, как многое в жизни. Прошлое пробуждение – тоже в морге. Тоже после бурного застолья. Что-то здесь явно наклёвывается…
   Логику можно найти во всём, ну нужно ли? Журнал «Наука и жизнь» однажды сообщил, что девяносто девять процентов умерших от рака при жизни ели огурцы. Вывод о природе рака, весьма логичный, напрашивается сам собой, но кто назовёт его правдой?
   – Народ говорит, что в России один показатель здоровья: можно пить или нельзя пить, – отделался шуткой Михаил. – Что было после того, как я отключился?
   – Хочешь сказать – умер.
   – Пусть так, – не стал он спорить с очевидным для посторонних фактом.
   – Тебя накрыли простыней и, как дрова, уволокли на носилках. Всё. Прошли сутки, и ты снова являешься с того света. И как там? Расскажешь?
   – Там нормально. Особенно высоко запасные части ценятся.
   – Что?
   Он болезненно отмахнулся. Итак, прошли сутки. От смерти до смерти. От морга до морга. Михаил поднял ноющую ногу:  в ступне торчала огромная заноза. Прислонившись к косяку, он осторожно вытащил причину боли, взгляд рыскнул по сторонам – куда бы положить?
   – Давай, выброшу. – Жанна кончиками пальцев приняла окровавленную щепку. – Иди в душ, а я придумаю что-нибудь с одеждой.
   Вот это дело. Но сначала…
   – Можно попить? – попросил он.
   – Чего?
   – Да хоть воды из-под крана, только побольше!
   Душа, конечно, просила чего-то покрепче, но пришлось сдержаться.
   Воды Жанна не пожалела. Когда огонь внутри погас, опорожненная сувенирную кружка объемом под литр вернулась на стол, Михаил некстати икнул, извинился и скрылся в ванной.
   Израненное тело превратилось в рисунок ребенка, выполненный ножом по холсту.
   – Может йод и бинт принести? – донеслось с той стороны двери. – И пластырь?
   – Нет. Не сейчас.
   Кого девушка видела в нём? Вчерашний спаситель второй раз возник в невообразимом облике. Судьба била по заду и по голове – он изворачивался, удирал и жил себе дальше. Михаил был из вынужденно героического поколения, что сумело пережить самое интересное, произошедшее со страной, и страдало от единственного недуга – излишней тяги к уходу от реальности в душевность призрачного бытия. Страдал и он. Возможно, многого бы достиг, если б не решил для себя, что теориям о возрастных кризисах нужно верить. Мужчины созданы для войны, их дело побеждать. Когда (вариант: если) победили – удерживать завоёванное. Но стоит решить для себя, что больше не участник боевых действий в войне за счастье… тогда – всё.
Очищающий водопад глушил звуки, мысли стекали вместе с грязью, и через минуту Михаила вынесло за пределы квартиры, вернув в материнское лоно, где он и плавал в счастливом отрешении и неведении.
   Счастье омовения было долгим и прекрасным. Простая радость, и такой оживляющий эффект. Давно подмечено: чем проще радость, тем она приятнее. Мир принадлежит любителям простых радостей, остальным приходится делать вид, что такие же. Или что хотя бы понимают, о чём речь. Жалко непростых.
   Прекратившийся шум воды словно подал знак. Дверь бесцеремонно распахнулась, и Жанна внесла тепло-бархатную стопку.
   – Вот, держи запасной халат. – Она совершенно не стеснялась чужого мужчины, перешагивающего бортик ванны во всем древнегреческом великолепии. Погрубевше-разжиженного Апполона смерил оценивающий взгляд. – Не знаю, что еще предложить. В мои вещи ты не влезешь.
   Это точно. Тоненькое холмистое тельце хозяйки было раза в два уже и на голову ниже.
   – Спасибо. – Михаил потянулся за одеянием.
Когда он запахивался, девичьи плутовские глаза разглядывали намечающийся животик.
   – Вижу, спортом занимаешься.
   Причем здесь спорт? Ах, вот в чем дело. Соответствие размера возрасту. По сравнению с ровесниками живот Михаила не выглядел пузом. Если же сравнивать с одногодками новой приятельницы…
   А не надо сравнивать. Судя по тону, высказанное – скорее комплимент, чем укол.
   С другой стороны, откуда она столько знает про размер животов его ровесников?
   – Угу, – произнес Михаил, недовольный как разглядыванием, так и выводами. – Особенно сегодня.
   – А что сегодня?
   – Сбежал из ада.
   – Из з… – Полное лукавства личико отвернулось, глаза скосились на кокетливо отставленный образец.
   Ребенок. Дитя, которое притворяется взрослым. Михаил через эту шутку прошел лет сорок назад.
   Натужно выдавленная улыбка вышла кривой, и собеседница поняла неуместность темы.
   – В каком-то смысле можно и так, – по размышлении признал Михаил, когда девушка вернула середину на место, – но лучше оставить в моей редакции.
   – Из преисподней? И как там, горячо?
   – Очень.
   – Заметно. Оттого ты ведро воды выхлебал.
   – Зато теперь точно возьмусь за себя, – дал себе слово Михаил, чужим присутствием заверяя клятву, как нотариальной печатью.
   Взяться стоило непременно, поскольку восемь часов рабочей беготни вокруг немецкого «полноцвета» спортом можно назвать с натяжкой. Потому что… вдруг все только начинается?
   Одобрительный взор еще раз окинул его фигуру, и завуалированный комплимент повторился прямым текстом:
   – Другие в твои годы пузо на тележках возят.
   «Другие в его годы» вновь резануло по сердцу, но углубляться в тему было противно. И не нужно. В одном случае настроение испортится у него, в другом – у нее, если все окажется не столь плохо, как он себе насочинял.
   Жаркое содержимое халатика посторонилось, давая Михаилу дорогу.
   – Пойдем, лечить буду.
   – Само заживет, – буркнул он, затягивая узел на поясе, затем ладони пригладили поредевшую с возрастом шевелюру. Пусть не прынц на белой кляче, а на роль короля в изгнании еще сгодится. – Как на собаке.
   – Так и знала, что все вы кобели, – смешливо упало в ответ.
   – Не надо продолжать собачью тему, в ответ обидеть могу.
   – Меня? Такую хорошую, пригожую и всю из себя замечательную? – Выйдя следом, Жанна по-детски прокрутилась перед ним по комнате. – Не получится.
   Девушка остановилась, взор обжег непредставимым в такой милашке огнем.
   – Я ведь не только тявкать, я и кусаться умею, – добавила она с суровой доверительностью.
   В это верилось. Было в раскрепощенной проказнице что-то одновременно волчье и лисье. И острые зубки, и хитрые глазки. Связываться с ней глупо и опасно. В то же время все в ночной квартире подталкивало к по-современному очень логичным, но неправильным действиям. К событиям, которых Михаил не собирался допускать.
   – Значит, сам свои раны залижешь, кобель? –бросила Жанна с явным желанием уколоть.
   Михаил еще раз осмотрел промытые водой, но не обеззараженные ноющие ранки. И… согласился.
   – Только быстро.
   – Так бы сразу. – Девушка потянулась к уже приготовленному пузырьку перекиси водорода. – Будто для себя стараюсь. Садись.
   Центр гостиной занимал диван, Жанна толкнула туда Михаила, сама разместилась рядом.
   Протянутые ноги заняли место на нежных коленях, девушка начала священнодействовать с ранами. От ласковых прикосновений, холодящих, но таких желанных, он таял. И вздрагивал от неожиданно-резких.
   – Откуда сбежал на этот раз, герой-любовничек? Мистической мутью зубы больше не заговаривай, я люблю конкретику.
   – Из морга, – признался Михаил, душой летая в небесах, ногами находясь в руках у добровольной помощницы, а мыслями стараясь не сорваться.
   – Ого. Уверен?
   – Или из чего-то похожего. Возможно, из больницы, предназначенной для таких уродов, как я.
   – Зачем ты так?.. – обиделась девушка за него.
Влажная ваточка почти с любовью промакивала ранки, а пару глубоких порезов залепил бактерицидный пластырь.
   – Потому что урод. – Михаил скривился. – Кто еще, оставив долго строившуюся и наладившуюся жизнь, будет пить вусмерть и ночами по чужим квартирам слоняться?
   – Значит, ты здесь просто слоняешься? – Жанна сделала попытку сбросить с колен жилистые ворсистые ноги.
   – Прости. – Игривое отталкивание Михаил легко преодолел, ноги водрузились обратно. – Я чересчур обобщил.
   – Учти, – жестко сказала Жанна, вновь принимаясь изливать волшебную благодать на раненую плоть, – я не общность. Я – частность. Всегда и во всем.
   – Разве кто сомневается?
   – Другое дело. – Девушка решила не заметить шутливость. – Не хочешь проблем – внимательнее следи за словами и мыслями.
   «За словами и мыслями». Хорошо сказано. Именно так, как сейчас нужно.
   – Я не хочу проблем, – честно признался он, – их у меня выше крыши в последнее время.
   Взгляд упал на окно, где за далеким горизонтом начинало лилово-розово светать.
   – Что там за здание, недалеко от лужи, в которой мы познакомились? – Он указал в сторону темного пустыря и корпусов за ним.
   Бровки Жанны забавно-серьезно сошлись:
   – Мы познакомились не в луже.
   – Да, но мы сделали это в ее присутствии.
   – Пусть хотя бы так, все не свиньей обозвал. В той стороне действительно находится морг.
   – Вот. Именно оттуда мне пришлось делать ноги, пока не разобрали.
   Томные глазки округлились:
   – Хочешь сказать, что и первый раз…
   Михаилу оставалось повинно развести руками. Скрывать непричастность к амурным похождениям он не собирался, и если она что-то навоображала в его отношении – зачем поддерживать девочку в нехороших подозрениях?
   – Все, любитель приключений и луж, готово. – Жанна спихнула объект заботы на пол, оставшиеся препараты отправились назад в аптечку. – Жить будешь. Пока не умрешь.
   Потом она небрежно отбросила аптечку и вновь уселась в своем углу дивана, забравшись туда с ногами. Руки обхватили поднятые к груди колени, задумчивое лицо, опущенное подбородком на гладкую коленную чашечку, пристально смотрело на Михаила.
   Ему стало не по себе. Не столько от непонятного пронизывающего взгляда, ничего прямо не говорящего, но заставляющего нервничать, сколько  от выставленных в его сторону открытых белых голеней. Сведенные сверху, книзу они слегка раздваивались, меж разъехавшихся пол халатика темнели дурманящие глубины. Окружающий мир накрыла звенящая в ушах и мозгах тишина, удары пульса били под дых. Если странная девушка, которая не только не боится оставаться наедине с едва знакомым мужчиной, но и разными способами исподволь провоцирует его, сейчас что-то надумает…

3
   Михаил поднялся, ноги сами привели к окну, лоб уткнулся в стекло. Нет уж. Каждому свое. Кто забывает об этом, кончает в могиле.
В могиле он уже почти побывал. Сбежал на полпути. А насчет остального… Все прямо-таки ведет к чувственно-бесчувственному обрыву, и только шажочек отделяет от пропасти, о последствиях которой для души он, как более взрослый и мудрый, хотя бы догадывается, а эта не умеющая следить за раструбом ножек чаровница, кажется, нет.
Впрочем, чего это он: «не умеющая». Прекрасно умеющая. Все понимающая. И прямо намекающая.
Нет, такие игры не для него.
«Или все же..?» – противно зудело голосом невытравливаемого внутреннего бесенка.
«Ну, и на чем же остановились?» – заметался разрываемый мозг.
– Куда-то собираешься? – Михаил смотрел на оставленный без присмотра автомобиль.
Довольно дорогой, между прочим. В столице такими все улицы запружены, а здесь счет максимум на десятки. Особой криминальностью город-трудяга не отличался, но защиту от дурака даже на компьютеры ставят. Кто-то походя может гвоздем поцарапать, или сверху бутылку уронят. Страховка страховкой, а время и нервы будут потеряны, и средство передвижения, в данном случае (вопреки афоризму) одновременно являвшееся роскошью, после ремонта резко потеряет в цене.
– Собираюсь? – Огромные ресницы изобразили испуганную бабочку. – Нет, а что? Ах, машина…
– Надеешься на сигнализацию?
– Здесь ничего не случится, у нас район тихий.
– Ничего не случится?! – Руки Михаила демонстративно огладили раны.
– Соседи тоже оставляют, и ничего. И утром не надо в гараж спускаться. Время экономлю.
– Лентяйка, – пожурил Михаил.
Он не оборачивался, смысла не было: в комнате царил день, за окном – ночь, и стекло частично работало зеркалом. Будто в кинотеатре, огромный экран показывал как вазы, картины и дорогие обои, не представимые в его собственной квартире, так и волнующую позу собеседницы.
Взгляд Жанны встретился с разглядывавшим себя отражением. Девушка завозилась, ноги спустились на пол.
– Уже поздно. – Она тоже поднялась.
Скорее, рано. Темнота еще не сдавала позиций, но далеко за домами рождалась новая заря.
– Постелю тебе здесь, на диване, – сообщила девушка, – а перед уходом разбужу и отвезу. Устроит?
Да он просто мечтает об этом! Уф. Значит, с глупыми детскими играми в некстати повзрослевших покончено. Он выдержал испытание. Можно расслабиться.
– Не знаю, как благодарить…
– Да ладно, – юная хозяйка махнула ладошкой. – Ты же первый пришел на помощь. Если бы не ты – кто знает, что со мной было бы.
С этим нельзя не согласиться. С любительницей среди ночи знакомиться в пустынных районах с вышедшими из морга полуголыми мужиками действительно могло произойти что угодно. И, особенно, что не угодно.
Из соседней комнаты, где, видимо, располагалась спальня, девушка принесла подушку и простыни.
– Держи. Здесь тепло, одеяло не потребуется.
Свет погас. Хозяйка прошелестела подошвами в сторону ванной, слепящий всплеск полоснул по глазам, и квартира окончательно погрузилась во тьму.
Михаил скинул халат. Покалеченное и приятно полеченное тело нырнуло под простыню, конечности с удовольствием вытянулись. Когда ноющие члены утихомирились, он попробовал восстановить события последних дней.
По порядку. Сначала – ссора с Наташей. Жена опять грозилась уйти, если он не перестанет пить. В ответ в который раз звучали клятвенные заверения, что больше ни-ни, но…
Дали отпускные. Подкатили друзья. Понеслось.
Итого, позавчера – торжественный уход в отпуск, что закончился знакомством с моргом. Кто присутствовал? Петрович, Денис, Славик, Володька и этот, новенький, молодой. Второй день, как пришел. Он и наливал в основном. Плеснул какой гадости? Михаила-то и в морг… Вопрос: зачем это ему?
Еще был Смирнов, он со школьной скамьи по Наташке сохнет. Она предпочла Михаила, выбор давно сделан, но былого конкурента словно закоротило. Смирнов так и не женился. Может, его проделки? Место себе, так сказать, расчищает. Никто же за стаканами и бутылками специально не следил, хоть цианистый калий влей – не заметят.
Новый удар по глазам заставил их непроизвольно распахнуться, и все мысли исчезли. Девушка закончила водные процедуры, дверь ванной открылась, тонкая рука нащупала оставшуюся снаружи кнопку. Быстрое нажатие – и свет потух, но за это время…
Михаила пробрало до печенок. На Жанне были только трусики.
Видение еще долго не покидало его после того, как обладательница сочного урожая пробежала в темноте в свою комнату. Н-да, поспишь тут, как же. Усилием воли отвлекающие миражи были разогнаны, он вновь сосредоточился на былом. С трудом. С огро-омным трудом, но все же – сосредоточился. Сосредото-о-очился-а…
С позавчерашним днем разобрались. Теперь – вчера. Сумасшедшее возвращение к жизни, опять выпивка, опять врачи, опять остановка сердца, констатация смерти и очередная отправка живого трупа по знакомому адресу.
Почему – живого? Для всех он умер. Не приди неведомым образом в себя, был бы уже разобран, как угнанный автомобиль, и распродан на детали. А остаток ржавого кузова был бы кремирован или похоронен с почестями под ритуальный плач вдовы и детей.
Что с ним происходит? Позавчера был готов собственноручно придушить супругу на месте. Вчера клялся себе, что никого, кроме нее, не любит. Сегодня…
Сегодня он снова в квартире красотульки, что вроде бы к нему неровно дышит. Как иначе объяснить заигрывания и намеки? Неужели в таких хоромах по живому обществу истосковалась? Причем – именно по мужскому обществу. Почему бойфренда не заведет?
Осенило. Дурень он стоеросовый, вот с чего начинать мыслить надо было. Дорогая машина, элитная квартира, шмотье… Новая знакомая – содержанка. При таком раскладе ниточки вяжутся в понятный узелок. Живет Жанночка за счет покровителя, оттого вся роскошь вокруг. Но одной роскошью сыт не будешь. Вот и потянулась к случайному попутчику.
То есть он, Михаил, просто причуда, каприз. Тот, кто попался под руку. Поиграет с ним наша кошечка и забудет как звали.
Перед внутренним взором вновь пробежала гологрудая чертовка, но вслед возникло родное лицо Наташи – умиротворяющее, искреннее, любящее. Любимое. Каким счастьем было бы перенестись к себе, в знакомую скрипучую постель, под теплый бочок супруги, зовущий и соблазняющий невиданным покоем. Как ненавистна стала любая неустроенность! Вернуться бы в желанное поза-позавчера, которое прожил бы совсем по-другому. И позавчера, и вчера, и сегодня. И завтра. Совершенно по-другому.
Теперь он знал – как. Крепкость задним умом – отличительная черта любого человека старой закалки.
Да и новой, если быть справедливым.

4
Задремать не удалось, вновь послышались шаги – тихие, осторожные. Веки создали небольшую щелочку: искушающее привидение, чей вид с предыдущего прохода не изменился, проскользнуло через гостиную к туалету. Середину прикрывал согнутый локоть, на «спящего» скакнул быстрый взгляд.
История со светом повторилась. Дважды. Сначала он успел полюбоваться станом скрывшейся за дверью ночной феи, затем новым царским выходом. Кто-то красиво сказал, что ночь придает блеск звездам и женщинам. Точно сказано, особенно насчет последнего. Призрачная чудесница обхватила себя за локти, аккуратно ступающие ножки приближались к месту его горизонтальной дислокации. Вскоре головодробительная плоть оказалась близко. Чересчур близко. Михаил изобразил сопящий труп, но над ухом раздалось:
– Спишь?
Издевается? Глаза честно открылись.
– Нет.
– Что-то не спится. Я немного посижу здесь, с тобой?
«Посижу»? Кроме журнального столика рядом нет другой мебели.
На то, чтоб загнать хозяйку квартиры обратно в спальню, у Михаила не хватило духу. Освобождая местечко, пришлось втиснуться в спинку дивана, изогнуться и предельно подвинуть ноги. Задумчивая сомнамбула разместилась на предоставленном краешке в районе его пояса. Подобрав колени к груди, девушка жестко обхватила их и замерла. Что бы ни говорила, а пришла она сюда с какой-то целью, и явно не оттого, что отвыкла засыпать без сказки, рассказанной няньками.
Если б он не был женат…
Но разве он, дважды умерший, еще женат? Разве для мира он все еще рабочий из типографии, которого знали друзья и близкие? И… очень близкие?
Если для остальных он умер, а для себя – жив, то…
Началась новая жизнь. Вопрос на засыпку: имеет ли он право начать ее с небольшого приключения?
Почему нет? Другие умудряются совмещать в одной вполне благополучной жизни. И не жалуются. Почему он делает для себя исключение и даже сейчас раздумывает, вместо того, чтобы броситься в открывающуюся пучину новизны?
Потому что знает, что жив. И что женат. А это – даже для неверующих – все равно от Бога, нечто высшее, что дается людям, и в чем они клянутся друг другу перед лицом окружающих. И перед лицом того же Бога, которого, возможно, и нет вовсе, как уверенно докладывали советским людям в течение семидесяти лет. Воспитанием Михаил был из того поколения, и разговоры о высших силах, что вмешиваются в наши дела, были смешны. Совершенно. До последнего времени. Вот именно до этого, когда с ним начало происходить нечто, что явно не от мира сего.
Девушка вышла из задумчивости.
– Сделать тебе массаж?
– Нет.
Ответ был резок и немного обиден. Жанна поняла правильно. Он боится. Боится ее прикосновений. Боится своей возможной реакции. Короче, он трус, вот и весь перевод краткого испуганного ответа на расширенный русский.
– Ты меня боишься, – не спросила, а констатировала девушка понятный обоим факт, взяв смелость произнести это вслух.
Михаил тоже проявил отвагу.
– Да, – сказал он. – Боюсь.
– И себя, – с подначкой выговорила Жанна.
На этом провокация не кончилась, руки упали, как листва по осени, одна оперлась на диван. Колени опустились набок. Над лицом Михаила нависли балконы прекрасного фантастического сооружения.
– И себя тоже боюсь. – Он сглотнул.
– Как ты живешь в постоянном страхе? Другие живут честно. Правильно или нет – другой вопрос, но честно. Не терзая себя постоянными сомнениями. Не умирая в неуверенности, в нескончаемой липкой боязни, что могут не сдержаться или, наоборот, что дражайшая супруга узнает о содеянном. Как ты можешь так изводить себя? Ты же мужчина! Если что-то гложет – дай себе волю, разберись с этим, но уничтожь проблему. Пусть она останется в прошлом.
– Я бы с удовольствием. – Михаил глупо хихикнул, так, что самому стало стыдно. – Но я борюсь с искушениями. Потому и…
– Ты не борешься. Ты множишь их. Ты превращаешь себя в тряпку.
– Неправда.
– Со стороны виднее. Особенно на истинный женский взгляд.
Девичий голос оброс обличающими интонациями, лицо распалилось эмоциями, очаровательные шипастые шарики бурно вздымались и опадали сообразно с объемом набираемого воздуха. От них пахло свежестью, деревенским молоком и соблазном. Прошлое в душе Михаила подралось с будущим за настоящее. У каждого была своя правда. Взор остановился. Мысли тоже.
Не дождавшись ответа, Жанна продолжила столь же резко и грозно:
–  Вместо того, чтоб по-мужски править мир под собственное мировоззрение, ты ищешь возможности спрятаться, отгородиться от реальности, которая течет где-то рядом и, упорно обливая брызгами соленых волн, пытается доказать свое существование. И извлечь тебя из созданной собственными руками лужи, откуда иногда выглядываешь испуганно, но, узнав о наличии рядом большого яркого мира, вновь прячешь голову в песок. Точнее, в ил. В затхлую жижу, к которой привык и потому не замечаешь. Помнишь лужу нашего знакомства? Ничего не напоминает?
В прострации, пронизанной немым восхищением ораторшей, Михаил внимал выливавшейся на мозги речи. Все, что она говорит, – его случай, он – такой?!
– Подожди, – вдруг заработала инстинктивная соображалка. – По-твоему, кто не реагирует на провокации и не клюет на соблазнительную наживку – трус?
– Хочешь поспорить? Давай. Разве тот трус, кто делает выбор в сторону действий? Кто не боится последствий? Кто согласен брать на себя ответственность за свои решения и поступки? – Жанна еще сильнее нагнулась, нависнув сладко-тревожным изваянием, что готово в любой момент рухнуть и погрести под собой.
Жителям Помпей не позавидуешь, им было так же плохо, но при этом не было так хорошо. Собрав все мужество, взор стыдливо нырнул вниз, где и утонул в колодце пупочка, обрамленного озерцом знойной мякоти и отчерченного ажурной ленточкой единственного элемента одежды. Внизу, в основании, ленточка превращалась в знобящий выпуклый треугольник. Туда, в самый низ, как вода с сияющего в подсвеченной темноте тела девушки, стекали взгляды Михаила, там утопали мысли – в уходящем вниз средоточии складочек, плотно сжатых бедрами.
– Подумай над моими словами! – произнесла владелица этого великолепия, и ладонь накрыла мужскую руку. – Ответственность за слова и поступки – то великое, что дано настоящему мужчине, и чем он может распорядиться по своему усмотрению. Мы, женщины, любим не наглых или смазливых, мы выбираем надежных. Тех, кто держит слово. Кто может. Кто действует. И кто готов отвечать за свои действия, не перекладывая на имеющиеся поблизости хрупкие плечи. Даже, если эти плечи готовы взвалить на себя подобную ношу.
Осознав, что внимание к низу еще более неприлично, чем к обнаженному верху, Михаил собрался с силами и взглянул девушке прямо в сверлящие глаза.
– А если для поведения в ситуациях, о которых ты говоришь, у меня другие принципы?
Перехват инициативы – лучшее средство защиты. А то какая-то пигалица учит его жизни. Он старше в два раза, и жизненного опыта не занимать…
Жанна будто мысли читала.
– Считаешь, что не могу быть права, потому что младше? Возражу. Да, мы из разных поколений. Но. Ты мужчина. Я женщина. В этом отношении ничего не меняется тысячелетиями, оно заложено на генном уровне. Вспомни Экклезиаста: «Все было и все будет, и нет ничего нового под солнцем». У тебя больше опыта и приобретенной с его помощью мудрости. Допустим. Но. У меня – больше современных знаний о том, что такое нынешний мир, из карусели которого ты выпал на каком-то круге, посчитав, что все знаешь. Ты остановился, но мир – не круг, мир – спираль, вот в чем дело. На новом витке – больше возможностей. И больше ответственности.
К чему она ведет? Или, чисто по-женски, говорит первое, что пришло в голову? Вроде нет. На вид все связно и последовательно. Впрочем…
– Если уж поминать Экклезиаста, – буркнул он, – то ни о какой спирали в области отношений не может быть речи, просто есть время собирать камни, а есть разбрасывать. Все, что мне нужно, я собрал в свое время. Нового – спасибо, не надо.
На грубоватую отповедь Жанна не обиделась.
– Собрал, а теперь, значит, разбрасываешь?
Ее внешний вид создавал ощущение, что над Михаилом возвысилась огромная белая лягушка. Симпатичная, приятная, доброжелательная… но чудовищно большая, оттого страшноватая. Она пугала привлекательной несоразмерностью. Выпирающими бусинками зрачков уставились сферы глаз, а расправивший крылья буревестник трусиков напоминал жадный рот, вкупе с пупком-носиком образовав мультяшную рожицу. Одно немигающее лицо под другим заставляло воображение исполнять танец маленьких непослушных лебедей, опасный, но очень эротичный.
Опаленный играми подсознания Михаил возразил:
– Не разбрасываю.
– Как же это назвать по-другому? Помнишь поговорку: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем», это о тебе, о типичном разбрасывателе, который посчитал, что время собирать окончилось. Дерево посажено, дом построен, сын рожден – теперь гуляй, миссия выполнена, делай, что хочешь!
Жанна кинула многозначительный взгляд в сторону кухонных шкафчиков, где хранилось спиртное, Михаил это прекрасно помнил. Но помимо такого первого смысла, у высказанной мысли можно было прочесть второй, задевший сильнее.
– По-моему, ты ненавидишь людей с волей жить по собственным правилам, – проговорил он тихо, переходя в наступление. – Тебе не понять, но я не хочу как бродячий пес хватать все, что подвернется. Случайно подвернувшееся бывает как минимум чуточку испорченным, а как максимум гнилым и тухлым. Ни свежести, ни чистоты, ни полноценного удовольствия для души и тела. Мне приятнее здоровая домашняя пища, меня не тянет в забегаловку за стандартным бутербродом, который ничем не отличим по вкусу от сотен и тысяч других. Да, они другие, но все равно те же самые бутерброды. Фастфуд. Быстрое питание. Разница лишь в обертке и ценнике.
Если не поразить, то заинтересовать девушку удалось. Даже заинтриговать. Жанна посмотрела на него несколько другими глазами.
– Кажется, я поняла разницу между нами. Нет, не эту. – В качестве примера она погладила себя по чувственному полушарию. – Дело в другом. В мироощущении. Я живу настоящим, думая о будущем. Твое будущее давно в прошлом. Ничего нового ты не ждешь, да и не хочешь, ничего большего тебе не светит, а что по старинке считаешь любовью – просто удобство, помноженное на привычку, и боязнь однажды оказаться никому не нужным. Мы опять вернулись к теме боязни. Ты дорос до таких лет, а по-прежнему боишься всего непонятного – как маленький мальчишка, не знающий мира за пределами своей песочницы.
– А ты ничего не боишься? – Затюканный доводами, внешне похожими на истинные, Михаил нашел в рассуждениях слабое место. – Твоя жизнь тоже переполнена страхом, но у тебя отсутствует порт приписки, где ты можешь переждать бурю или восстановиться после шторма.
– Люди разные, – теперь уже девушка отбивалась от неожиданной контратаки. – Если одному нужна тихая гавань, то другой счастлив под ударами бушующих волн!
– Да, люди разные, – кивнул Михаил. – Как, например, корабли: бывают роскошные лайнеры, приятные для коротких интересных путешествий. Бывают упорные тягачи, что всю жизнь делают свою нужную работу. Бывают морские яхты… а бывают речные лодчонки для прогулок.
– А еще бывают дырявые посудины, при первом шторме идущие ко дну. – Жанна покосилась на него с ядовитой ухмылочкой. – Кстати, насчет роскошных лайнеров для приятных коротких путешествий…
Ее голос смолк, а лучисто-хитрые глаза уставились в прикрытый простыней центр композиции. А рука выразительно плавно прошлась по этому центру…
– В Ветхом завете, – продолжила Жанна, не спуская с него ни руки, ни столь же тревожащего взора, – нашла строчку, даже запомнила: «Пришелец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш. Люби его как себя». Слышишь? Повторю еще раз. Люби его – как себя. А себя, – она вдруг потянулась вперед захрустевшими ручками и вновь поймавшей внимание курносой грудью, волшебно колыхнувшейся и запросившейся в ладони, – я о-очень люблю…
– Люби. – Михаил пожал плечами, постаравшись движением таза выехать из-под нахальной ладони.
Не получилось. Вместо того, чтобы спокойно уползти вдаль, ладонь замерла на месте и прижалась.
– Что же. – В накалившихся девичьих глазах заплясали чертики. – Золото пробуют огнем, женщину золотом, мужчину женщиной. Попробуем?..

5
Вот и сказано решающее слово. Приехали.
Сидит, красавица, глазками сверлит, ждет. Ну, сложится сейчас кратенький дуэтик. Ну, возможно, будет, что вспомнить. Или не будет. Но с этим потом жить. Ей, раскрепощенной и свободной, ладно, проблем никаких. Может, еще одно очко в демонстрируемое подругам табло попутных побед, или просто «по приколу». Молодежь, кто ее поймет. Тем более – вот такую. Новую. Материально не бедствующую, которая сама себе хозяйкой является. А ему, с еще не пропитой до конца совестью? Как вернуться к любимой жене, если возвращение состоялось через чужую постель?
– Да уж я такое золото – пробы негде ставить, – протянул он. – Огонь тоже давно перегорел.
– Давно верю не словам, а чувствам, а они говорят…
– Это так, угольки былого пожара.
Михаил с такой мольбой посмотрел в жесткие чужие глаза, которые выжигали на его коже неприличные рисунки, что Жанна громко и отходчиво расхохоталась.
– Ладно, подождем, пока угольки разгорятся. Хотя… Отсрочка – надежнейшая форма отказа. – Девушка красиво откинусь назад. – Согласна, пусть будет, как скажешь. Ты мужчина, тебе и принимать решения. Но тогда…
Поднявшись бесшумно и почти бесплотно, словно джинн из кувшина, она чарующим облачком скользнула на кухню.
Михаил проследил, как красивое тельце взгромоздилось на подставленный стул и, как в прошлый раз, качаясь и активно балансируя (но теперь имея впереди отливающие лунным сиянием противовесы), достало очередную заветную бутылочку. На этот раз желтую. Потом обзор стола перекрылся шелковой буквой т, вписанной в круглое и мягкое, и белой спиной, нагнувшейся над чудесными приготовлениями. О последнем Михаил узнал по донесшимся булькам. Они вызвали судорожный скачок кадыка. Еще несколько томительно-счастливых секунд – и очаровательная девушка, как добрая фея из сказки, появилась с двумя стаканами.
– Любишь виски?
– Наверное.
– Не пробовал?!
– А что, должен?
– Нет. Но странно.
Она вспорхнула на прежнее место, но теперь присела на одну подобранную под себя ногу, другая свесилась вниз. Стаканы прижались к груди. Переставший стесняться Михаил безотрывно смотрел на образовавшийся союз стекла и кожи. Холода и тепла. Желанного и желанного.
– Ты сказала «странно». Почему?
– Обычно к твоим годам люди что только не пробуют.
Он соорудил обиду.
– Не понял. Это сейчас был укор возрасту или отсутствию любопытства?
– Насчет возраста не комплексуй, ты у нас мужчина хоть куда, – в тон ему ответила Жанна, поддерживая шутливый настрой, а на последнем словосочетании раздался невольный смешок. – В самом расцвете сил, как мультперсонаж с крыши, который съедает все варенье и исчезает. Извини, что-то я не о том.
Голодный взгляд заставил напарницу смилостивиться. Жидкость за твердой стенкой отлепилась от спелой мякоти, обтекавшей прохладный цилиндр с обеих сторон. Жанна поерзала немного, устраиваясь удобнее, и один из стаканов перешел к Михаилу.
– Но тебе же нельзя? – вспомнила девушка. – Вдруг – опять?..
– Если душа просит, а компания располагает, то можно.
– Как скажешь. – Жанна подняла вверх руку с напитком. – За что?
Без прикрытия стаканов прекрасная соблазнительница сумела создать новый союз желанного: одно было уже в руке, второе ожесточенно туда стремилось.
– За ответственность и право выбора! – сформулировал Михаил крутившееся на языке.
– Замечательно.
Михаил замешкался, глаза указали на зажатый в руке стакан:
– Прости, но для этого дела мне нужно встать.
Не животное же, в конце концов, которое даже вверх тормашками пить и есть может. Соседка подавилась очередным скабрезным смешком:
– Точно. Для «этого дела» – просто необходимо.
Веселый взгляд скользнул по топорщившейся простыне. Михаил побагровел.
– Я о другом.
– Теперь и я о ком-то другом. – Стрелы показной обиды достигли цели, и Жанна со вздохом подвинулась назад.
Михаил поднял корпус вертикально. Простыня слетела с груди, но ниже осталась. Это главное. А вообще, чего стесняться? Партнерша не стесняется. Вот и ладушки.
Почти касаясь друг от друга напрягшейся кожей, но всё же не касаясь, они приложились каждый к своему стакану. Сразу стало веселее. Случайная знакомая показалась почти родной, к ней чувствовалась неизъяснимая благодарность. Захотелось обнять, а то и поцеловать. Чисто дружески. От избытка чувств.
– Можно вопрос? – Как всегда только отхлебнув, партнерша по ночному досугу забрала у Михаила пустую емкость, оба стакана отправились на журнальный столик. – Скажи, по-твоему, платонические отношения – это потерянное время, способ проверки чувств, прекрасные отношения… или только их иллюзия?
Интерес довольно странный и явно неслучайный. Любопытно, чем он вызван. Наслышанному о нравах древних греков (они нескрываемо любили мальчиков и, еще одно не менее жуткое извращение, разбавляли вино водой), Михаилу не хотелось попасть впросак. От вымерших умников, к которым принадлежал упомянутый Платон, можно ожидать любой подлости. Лучше не нарываться.
– Имеешь в виду начальный этап отношений между мужчиной и женщиной?
– Можно сказать и так. – Жанна опустила взор. – К сожалению, бывает, что они становятся постоянными. Во всяком случае, очень долгими. Или параллельными.
Ясно, неразделенная любовь.
– Если мужчине нравится женщина, – начал Михаил в задумчивости, – он не станет скрывать желания, и со временем все произойдет само собой.
– А если уже произошло, а потом – бац! – и снова платонизм в самой изуверской форме?
От ее взгляда вдруг передернуло. В висок стукнуло болью. Неужели вчера?..
А он – не помнит?!
Ласковое личико, почти касавшееся его губ, ждало ответа. Два белых облака острыми язычками звали на помощь. Отважная ручка без спросу легла на его живот, и простыня поехала вниз…
Лязгнул открываемый замок, входная дверь распахнулась. Ослепительным грибом взорвался свет люстры, оставив без зрения и возможности понимать.
– Так-так, – раздался голос вошедшего. Голос был мужской и очень злой. – Развлекаемся?
Среди прыгающих разноцветных пятен перед взором Михаила одно быстро увеличивалось.
– Клубничку любим, да? – принеслось уже с расстояния руки, прямо над ухом. – На свеженькое потянуло? Ну-ну.
Жанна метнулась в сторону, а в направлении Михаила просвистело что-то тяжелое…

P. S.
Донесение №2:
Задействовано большинство интересующих лиц. Удар необходимо нанести не раньше, чем появятся доказательства. Доказательства должны быть неопровержимыми, в противном случае придется начинать с нуля. Еще раз повторяю: преждевременное вмешательство, как и обнаружение постороннего внимания за передвижениями указанных объектов, приведет к отмене действий по всей цепочке подготовленных эпизодов. Тихоня.


Рецензии