Таежная Знахарка

В Адыгейском ауле, Эдепсукае, который располагался за рекой Кубань под Краснодаром, жила та женщина по прозвищу Лизка –ведьма, жена местного жителя Ибрагима. Еще не старая, с приятным лицом и голубыми глазами, и какой-то диковатой красоты. Ее твердый не мигающий взгляд, будто пронзал насквозь от которого при первой нашей встрече я почувствовал себя неловко. Она работала дояркой, а я в том же колхозе, только ветврачом. Жили мы по соседству, я квартировался у Хакок – сестры Ибрагима. Называл я хозяйку тетей Катей, очень добрая пожилая женщина с которой в летнее время жили внучата из Краснодарского края: Света лет десяти и Махмуд около пяти. Лиза часто заходила к ним и однажды придя, вдруг спросила меня: «Тебе поди уж сказали, что я ведьма?». Я из тактичности промолчал. «Вижу, что сказали, но ты, сынок, меня не бойся, а вот у кого душа темная, пусть побаиваются, для них я Лизка-ведьма!».
Родом она была из какой-то далекой от цивилизации, затерянной в тайге сибирской деревни. Потомственная знахарка, она имела корни северных якутских шаманов.  Лиза обладала гипнозом, легко снимала головную и зубную боли, к ней приходили местные и приезжие с разными проблемами она легко убирала у младенцев пупочную грыжу, у взрослых и детей заговаривала и снимала бородавки. Плату с людей она не брала, говорила «мне нельзя!», но подарки принимала.
«Я малограмотная, и поэтому, что мне не под силу отказываюсь сразу и говорю: «Идите к доктору! Но первую помощь я все равно оказываю, если у человека сильные боли я их временно снимаю.»
В один из выходных дней мы с Ибрагимом сидели в его дворе и очищали от листьев початки кукурузы. Лиза подошла и поставила возле нас на скамейку кувшин вина с двумя кружками, сказав: «Так у вас, мужики работа веселее пойдет! А я схожу обед приготовлю!».
- Как вы дядя Ибрагим с тетей Лизой познакомились? Ведь она из Сибири! – спросил я.
- Так уж случилось, - начал он рассказывать – судьба нас с Лизонькой свела на каторге, куда я попал по 58 статье, а она за знахарство (колдовство). Красавицей она была, но вот после трагической гибели нашего сына, совсем сдала, быстро постарела.
- Что случилось с ним, как он погиб?
- Ребята десятилетку закончились тогда, и попрощавшись с школой, с детством, готовились к взрослой жизни. Один из школьных товарищей нашего сына, решил жениться, и пригласил одноклассников на свадьбу. У нас адыгейцев, на свадьбах, салютуют, стреляют в воздух из ружей холостыми патронами. Такой древний обычай. Родственник жениха готовил для салюта холостые патроны, и оставив их в комнате на столе, где в другом углу стола по его небрежности лежали два боевых, вынутых из ружья. Он ненадолго отлучился. В это время проскользнул в комнату котенок, запрыгнул на стол и стал играть, раскатывая патроны. Они попадали на пол и следом упала ваза. На шум разбитой вазы зашла бабушка и прогнав котенка положила на стол патроны и убрала разбитую вазу. В разгар свадьбы выпившая молодежь развеселившись стала стрелять, салютуя в воздух. Близкий товарищ моего сына изрядно захмелевший шутя направил ружье ему прямо в живот и выстрелил. Патрон оказался заряженным картечью. Мальчик скончался на месте.
Ибрагим молча налил в наши кружки вина и сказал: «Давай Гаррик помянем моего мальчика! Пусть ему будет хорошо на том свете!».
Мы выпили, и он смахнул рукой набежавшую слезу.
Извините меня дядя Ибрагим, я не хотел вас расстраивать!
-Ничего, все нормально, он со мной всегда, здесь рядом пока я жив.  Ну, ладно, слушай мою историю дальше: А посадили меня по обвинению, что якобы я из Турции доставлял оружие на волах в Адыгею для контрразведки. Ты представляешь где Турция и где Адыгея? А главное, на волах? Глупее и не придумаешь!
В лагере заключенные валили лес по 14 часов, кормили нас скудно, жидкой баландой и шел жесткий отбор. Те, кто физически оказывались послабее гибли первыми. Когда заключенный не мог утром подняться и выйти на построение, по причине истощения или простуды, в лагерную больницу попадал редко, чаще, конвойные цепляли его крючьями и тащили волоком из барака на лютый мороз, где несчастный быстро замерзал. Но нары долго не пустовали: пополнение новым этапом прибывало регулярно. Наступило то время, когда от нашего этапа осталось менее половины. Как говорили шутя заключенные: сперва лес мы валим, а потом он нас. У меня начали отекать ноги и кружилась голова. Наступило однажды для меня то роковое утро, когда я с трудом одевался и мог не успеть на построение. Если бы мне не помогли одеться мои новые друзья, по несчастью. Один из них, двухметровый здоровяк из новоприбывших, сказал: «Когда пойдем строем, встань в середине колонны, и мы тебя поддержим. Я знал, что с краю мне идти было опасно, шаг влево шаг вправо – побег. Конвой стрелял на поражение. В лесу меня посадили за могучей сосной, скрытым кучей хвои и сучьев.
-Старайся не заснуть, не то замерзнешь! – сказал мне тот обросший богатырь, подложив под меня охапку хвои. – топор твой рядом возле тебя, а сам буду крутиться недалече. Как закашляю, знай, конвой приближается, бери топор и срубай сучья». Я посмотрел на него, полного жизненных сил добряка с тяжелым предчувствием: при постоянном недоедании небольшие мужички продерживались дольше и даже выживали, а такие огромные «дубы» как он, валились первыми. Им еды не хватало.
Шла очередная вечерняя поверка. Один солдат остановился возле меня и спросил: «Ибрагим, это ты?!» Я посмотрел на него и не поверил своим глазам – узнав своего давнего близкого друга Епифана из соседней станицы. Мы дружили с ним еще пареньками и по большим праздникам на конных соревнованиях состязались между собой: я от адыгейцев, а он от станичников. Кто бы ни выигрывал все было по-честному, никогда не злились друг на друга и оставались друзьями. Мы часто ходили друг к другу в гости. У Епифана была младшая сестра Юля, она как-то незаметно подросла и превратилась в стройную и привлекательную девушку, и я, неожиданно для себя влюбился в нее. Чувства оказались взаимными. Не знаю, может Епифан что и замечал, только не подавал виду. Однажды, выбрав момент я ей сказал: «Юля, твои за меня тебя не отдадут! У нас веры разные. И давай я тебя украду! Потом сватов пришлю.!
- Нет Ибрагим, я так не хочу! Епифан тебе друг (кунак) и ты уж поговори с ним на чистоту!
Но потолковать с другом я не успел: поздно вечером в аул к моему дому подъехал воронок и меня арестовали.
Епифан смотрел на меня, при той неожиданной встрече, как-то странно, в глазах друга я увидел тяжелую грусть по которой догадался, насколько хреново выгляжу. Общаться и разговаривать с заключенными охране строго запрещалось, поэтому задержавшись возле меня на секунды он двинулся дальше, успев сквозь зубы прошептать: «Я тебя кунак не брошу!». В его глазах блеснул огонек, который вселил в меня надежду.
Начальник лагеря до Сибири служил на Кубани и тогда полюбил там кавказскую кухню, особенно, сыр сулугуни. Специально для него подчиненные нашли среди политзаключенных повара, осетина, который по знаменательным дням и выходным готовил для начальника по заказу кавказское блюдо и варил сулугуни. Осетин прибыл в лагерь уже тяжело больным, при допросах его крепко прессовали» и отбили почки. Бедолага долго не протянул и умер в то время, когда Епифан увидел меня. Начальник остался без повара. Воспользовавшись этим печальным случаем, он сообщил через своего командира, что среди заключенных есть один адыгеец, знающий всю кавказскую кухню, в частности рецепт изготовления сулугуни. Осетин в столовой работал хлеборезом, и меня на следующий же день перевели на его место, с дополнительной нагрузкой, варить начальнику сыр и кавказские блюда. Епифан заглядывал в столовую, и мы имели возможность общаться чаще. Как-то однажды я его спросил: «Епифан, я знал тебя как доброго и хорошего парня, у меня в голове не укладывается, как ты оказался здесь? На этой звериной должности…»
Он, нахмурившись мне ответил: «Тебя сюда этапом, а меня по военной службе прислали, и уж поверь мне, совсем не по собственному желанию!»
Я поверил другу, да и от заключенных слышал, что он никогда не зверствовал. А вообще, казаки, отважные воины, но и службисты среди них попадали твердолобые. В царское время, один донской казак писал домой письмо: «Здравствуйте дорогие родители! Служу в тюрьме, вожу воров на прогулку, гутарят не по-нашему, обещают мне подправить левый шнифт, что такое шнифт не знаю, а как узнаю напишу!» В следующем письме он писал: «Левый шнифтом оказался мой левый глаз, теперь гутарят, что за мной колун ходит, что такое колун не знаю, как узнаю напишу!»
Больше писем не поступало. К сожалению, такие казаки службисты, выполняли девиз «служу царю и Отечеству» не задумываясь и часто нагайками разгоняли бастующих рабочих, не испытывая жалости.
Лиза отбывала срок в женской колонии, которая по жестокости содержания не уступал мужской, расположенной рядом. В одной из вечерних проверок у старшей конвойной Лиза заметила опухшую щеку, подвязанную платком. Когда начальница конвоя оказалась рядом Лиза спросила: «Сильно болит?». «Ты что это пасть открыла без разрешения? Проглоти свой язык поганый, ты поняла меня?»
-Так точно! Поняла! Но боль снять у вас смогу, я знахарка! За что и срок отбываю…
-Заткнись, последний раз говорю – зашипела она, но задержавшись стала молча ее разглядывать и затем сплюнув, ворча пошла дальше.
Ближе к отбою конвойная зашла в барак и приказала Лизе следовать за ней. Когда вошли в дежурку, начальница сидела у стола и курила. Ее щеку разнесло еще больше, и рот скривился на бок.
-Заходи ведьмочка, присядь! – промолвила она еле открывающимся ртом и «ласково» добавила – Девка ты смелая, ишь, глазищи какие, но, если разводить меня вздумала, со мной такие фокусы не проходят. Не вылечишь пойдешь в холодный карцер, и ты там быстро кровью захаркаешь!
-Посидите спокойно, расслабьтесь, и я постараюсь вас вылечить! А гнев свой оставьте на потом, для карцера холодного, куда меня упрячете, если не сниму болезнь.
-Ишь языкастая какая, давай колдуй,
Лиза стала над ней руками водить, шептать и сплевывать, через минут пятнадцать, конвоирша удивлено сказала: «Странно, боль действительно ушла, спасибо тебе!
-Не стоит! Но вам нужно к больному зубу сегодня раздавленный чеснок приложить и держать пока не зажжет сильно десну, потом выплюньте его. Завтра опухоли вашей не будет.
Начальница, вынув из ящика стола пачку чая дала Лизе, сказав: «Ступай в барак!»
На следующее утро после построения перед отправкой на лесоповал Лизу опять отвели к начальнице караула.
-Ну что, ведьмочка, твоя взяла! Я здорова! – сказала, улыбаясь она.
И действительно, опухоль со щеки спала. И скошенное лицо приобрело нормальную форму.
-Присядь, знахарочка, - приветливо сказала она – спасибо тебе!
-Не меня. Бога благодарите, - ответила Лиза и добавила – мне есть что вам сказать очень важное, оно сугубо лично вас касается! – и Лиза показала глазами на присутствующих двух охранниц.
- Девочки, выйдите на пару минут – скомандовала начальница, - продолжай колдунья!
- У вас нервы шалят, потому как дома не ладно, оттого и болезни зубные и разные прочие, и бессонница доняла. Причина всему этому муженек ваш загулял, молодуху полюбил и вскружила она дурню вашему крепко голову.
Начальница вскочила как ужаленная и подойдя к двери, приоткрыла ее и затем вновь захлопнув заперла на ключ. Вся багровая подошла к Лизе и выпалила: «А ну-ка выкладывай на чистоту, откуда арестанты мои дела семейные знают? Кто же это, какая стерва копается в моем грязном белье и по зоне разносит? Я должна знать ее, говори ведьма, а не то, девка ты смазливая и брошу я тебя к извращенкам.
-Не шумите, не из-за чего расстраиваться, никто не знает об этом кроме меня. А узнала я все, когда лечила вас, шаманила, и все проблемы ваши, как по книжке прочитала.  Я могу вам помочь, и сделать так, что опротивит ему разлучница, он станет мужем путевым и кроме вас ни на одну бабенку глядеть не будет.  Но сделаю это с одним условием, у меня к вам просьба.
- Конвоирша, дрожащей от волнения рукой потушила сигарету и сказала: «Поможешь мне, в долгу не останусь. Выкладывай, что тебе надо?
-Переведите меня с лесоповала на кухню работать!
Начальница вновь закурила и затянувшись с облегчением сказала: «Ну это для меня под силу, завтра же с утра пойдешь посудомойкой на кухню.
На кухню, следом за появлением Лизы в посудомоечную прилетела молва, что она девка не простая, а настоящая ведьма из таежной глухомани и тянет срок за колдовство и магию, и ее побаиваются не только конвойные, но и матерые уголовницы. О ней много говорили, что она никогда не улыбается и взгляд у этой девки рысий, с твердым прищуром, хотя лицо спокойное и красивое.
В первый раз, когда мы на кухне с ней столкнулись, - продолжал Ибрагим, - она с интересом внимательно посмотрела на меня, а я буквально утонул в ее необыкновенных голубых глазах, я почувствовал, что между нами пролетела искра и словно мне кто-то шепнул: «это твоя судьба!».
Она, еще раз посмотрев на меня и улыбаясь ушла в посудомоечную. Пожилой повар Тимофеевич, тянувший срок уже пятнадцатый год, за убийство жены и любовника, мне тихо сказал: «Ну вот, а говорили не улыбается! Вишь как вся засветилась! Хороша девчонка и ты ей видать приглянулся!». У нас с Лизой вскоре закрутился роман, а Тимофеевич, стал нашим щитом. В трудностях любовь только крепнет, потом пришла весна «Большой амнистии» и меня выпустили, оправдали, реабилитировали. Лиза же была от меня в положении и я, имея некоторый доступ к начальству, выхлопотал ей освобождение, мы вернулись ко мне на Родину. Епифан же домой не вернулся, я слышал от станичников, что он женился и остался жить в Сибири. Я просил передать ему «привет» и приглашал его с семьей ко мне в гости.
В «День Победы» 9 мая, я находился в гостях у Ибрагима с его родственниками, которые для меня давно уже стали родными. Хакок (тетя Катя) накрыла стол и хлопотала на кухне что-то дожаривая. Ей помогала внучка Света, а по комнатам бегал Махмудик играя с котенком. Все ждали Лизу, задержавшуюся на ферме. Послышался скрип калитки: «Вот и хозяйка идет», - сказал весело Ибрагим. Вошла Лиза, и здороваясь с гостями сказала Ибрагиму: «Необязательно было меня дожидаться и томить гостей!»
-Ничего Лиза, подождали тебя и с лучшим аппетитом покушаем!
- Я сейчас, переоденусь мигом! – сказала Лиза, уходя в соседнюю комнату.
- Ну а мы пока, выпьем по бокалу Изабеллы восьмилетней выдержки! Про такое вино говорят «на седьмой версте догонит! (то есть выпил и в пути, примерно через час-полтора ноги подкашиваются, а голова ясная и настроение веселое.) У меня в подвале полная бочка этого вина, я его купил на хуторе Колос, в прошлом году, у старого винодела, он готовит вина отличного качества по своему особому рецепту.
Вскоре вышла Лиза, в нарядном платье, но отчего то лицо ее было расстроенным.
- Что случилось? – спросил Ибрагим
-А вот и случилось, обручальное кольцо мое и серьги золотые пропали!
-Странно, у нас такого никогда не было и не слышал…
- А тебя куда унесло, когда я на ферму уходила?
- Я к сестре Хакок заходил, чтобы она тебе помогла к приходу гостей и внучат с Гариком с собой забрал! Откуда у нас вдруг воришка появился, и кто он?
- А вот я сейчас и узнаю! Хакок, подай пожалуйста гостям горячего, а меня извините, гости дорогие, я быстро с этой бедой справлюсь, найду вора и вернусь! – сказала Лиза, скрывшись в спальне.
-Дядя Ибрагим, как она узнает? – спросил я
-Она сейчас там поколдует, по шаманит и увидит все как в кинотеатре. У нее корни есть шаманов чукотских и сразу так по ней не видно, но, если присмотреться: чуть скулы выдают, и глаза, хоть и большие, но удлиненные. На чукчу она не похожа, но кровь шаманская к сибирскому знахарству добавилась.
Через несколько минут Лиза вышла.
-Я отлучусь ненадолго, к соседке Фатиме зайду, она воришкой тем оказалась!
Лиза вернулась скоро, показывая нам на руке колечко и в ее ушах сверкали серьги. Улыбаясь она стала рассказывать нам подробности:
«Вызвала я ее во двор и говорю ей: «Молодая ты Фатима, мне жаль тебя и детишек твоих! А потому, прошу тебя, по-хорошему, верни, что забрала.» «О чем ты Лиза говоришь? Не понимаю я тебя!
-Послушай меня, когда я ушла на дойку, а Ибрагим к сестре отлучился, ты зашла через калитку и на тебе одето было не платье, в котором ты сейчас, а домашний цветной халат. Зашла в комнату и увидела шкатулку, стоявшую возле зеркала. Открыла ее, и грех тебя попутал: взяла обручальное кольцо и серьги!»
Фатима слушала меня бледнея и разинув от удивления рот.
Когда ты выходила из дома, то пошла не через калитку, а огородом. Ты пойми, для меня это кольцо и серьги очень дороги, как память нашего с Ибрагимом обручения. Если мне сейчас же их не вернешь, до зимы ты не протянешь.
-Подожди, не уходи, - сказала перепуганная Фатима и убежала в избу. Она тут же вернулась с кольцом и серьгами. Бледная как полотно со слезами на глазах, стала меня просить: «Лизонька, прости меня, нечистый попутал, пощади меня!
-Ладно, живи дочка, но больше никогда не воруй, Господь накажет!
Я вас родные мои прошу чтобы никто и никогда об этом не узнал, и вы Фатиме даже виду не подавайте, что об этом знаете. Все должно остаться в этой комнате. А я ее уже простила.
Слышал я не раз от местных жителей, что мать Ибрагима его братьев и сестры Хакок, была редкой доброты. Ее в живых я не застал, но слышал, как 90 летняя старушка, любила сидеть на скамейке возле дома с приготовленными гостинцами: яблоками, виноградом и испеченными пирожками., дожидаясь случайно проходящего незнакомца, чтобы его угостить. При этом, русского спрашивала на русском языке, а адыгейца на своем: «Сынок, может ты голоден? Заходи в дом, я накормлю тебя!». (прим. Хочу сказать, уважаемый читатель, такая бабушка действительно жила в Эдепсукае, как и другие действующие лица в моем рассказе).
Как-то вечером, за ужином, в канун большого праздника «Уразы», тетя Катя мне рассказала: «Сегодня ночью я видела сон, будто кто-то стучит в окно. Я подошла, открыла его и вижу, стоит моя мама с незнакомой женщиной, у обоих длинные палки в руках.  Я ей говорю: «Заходите мама со своей подругой, я сейчас дверь открою!» А она отвечает мне: «Нет, Хакок, мы торопимся, и я пришла ругать тебя!»
-За что, мама?
-Послезавтра большой праздник, конец поста Уразы, в день Новолуния, и дети будут с поздравлениями ходить, а ты ничего не испекла, чем их угощать собираешься?! Ты же ничего не испекла. Как же детей угощать будешь?
-Я мама мукой не запаслась, у меня кончилась, и в магазин не привезли еще! Пошла к соседям, и у них нет…
- Завтра с утра иди в другой край аула, там живет Шурия, ты ее знаешь! У нее много муки, но нет на праздник птицы. У тебя индюков много, возьми одного и поменяешь на муку. 
Меня заинтересовал ее сон, и я сказал: «Может вам тетя Катя, и вправду сходить завтра к этой женщине!
-Я тоже так подумала, Гаррик! Завтра же, возьму индюка и схожу до нее.
На следующий вечер я вернулся с работы поздно, но тетя Катя меня дождалась, приготовив ароматные бурсаки (похожи на наши пончики) и пирожки. Мы пили чай, и она рассказала новость: «Утром, как мы и договаривались, я поймала индюка и пошла к Шурие. Зашла на ее улицу и увидела в палисаднике ее возле своего дома. Заметив меня, она издалека закричала: «Хакок, продай мне индюка!». «Я его не продаю его, а хочу на муку поменять!» - ответила я ей.
«У меня много муки, и я с радостью с тобой поменяюсь!» - сказала Шурия – «сколько хочешь дам тебе муки, а ты мне потом, индюками отдашь, они у тебя большие, хорошие!». Так мы и договорились.  Взяла я немного муки, для праздника, вечером пришлю Ибрагима на подводе и возьмет по нашему договору!» - а сон оказался непростой!
Наступила середина лета, и Лиза, возвращаясь с утренней дойки услышала женский плач из двора соседки Мадины. Она подошла к собравшимся женщинам возле плачущей хозяйки.
-Что случилось? – спросила она
- У Мадины ее мужик, Мустафа, к молодой вертихвостки ушел.
- Ну и что ты милая убиваешься из-за этого пьяницы? Тебе же легче теперь будет, помощи от него никакой!
- Ох, Лиза, я с ним жизнь прожила, раньше он не был такой, и я его люблю. Да и как, шестеро детей без отца расти будут – сказала Мадина и опять зарыдала.
Лиза сплюнула: «Вот дуры бабы!» - и подумав добавила: «Ладно, Мадина, сделаю я так, что через неделю, твой Мустафа придет и будет на коленях ползать прощения просить, но ты обещай мне, сразу не сдавайся, гони его вон и в дом не пускай, пусть сволочь попереживает!
-О чем ты говоришь Лиза, спасибо тебе, родная, но не верю я, что он от молодой вернется ко мне, к старухе.
- Не буду я Лизкой-ведьмой, как вы все меня тут называете, ровно через неделю, припрется! – и повернувшись к женщинам попросила: «Вы уж ему не выдавайте меня, а то он меня зарежет!»
Это мне рассказала тетя Катя, и стал сама считать дни, каждый раз, когда я возвращался с работы она мне говорила: Гарик, Мустафа еще не приехал, правда неделя еще не кончилась!
В конце недели, я задержался до поздна на ферме аула Шабанохабль, с вакцинацией коров. Меня встретила взволнованная тетя Катя: «Гаррик, что сегодня было! Мустафа пьяный пришел, и возле порога, перед Мадиной на колени упал, кричит «Прости меня женушка! Смотреть на ту не могу, она опротивела мне!» А Мадина, как ее Лизка учила, ему говорит: «Убирайся к своей молодухе, ты мне не нужен, предатель!»
Мустафа обнял ее ноги и взмолился: «Лучше убей меня, но без тебя и детей я жить не могу!»
В это время к отцу подбежали дети и обнимая его гурьбой заголосили: «Хорошо папочка, что ты вернулся, мама кричит, а сама рада, что ты пришел! Не обращай на нее внимания, идем домой!
Мадина с возмущением на них крикнула: «Вот предатели! Все в тебя! Заходи, гостем будешь!»
Ох, слушай, Лизка правда ведьма, но хорошая ведьма!
Незаметно промчалось лето и осень со своей грустной красотой опавших листьев, вступила с яркой позолотой. Когда мы с братом Ибрагима Маратом привезли на подводе с поля картошку уже вечерело.
«Идите ужинать!» - крикнула нам Лиза. Из кухни в столовую доносился приятный запах жареных котлет. Помыв руки, мы присели за стол. Бочонок Ибрагима с любимой «Изабеллой» стоял рядом и он, разливая в бокалы вино, сказал: «Сегодня жаркий день, осень теплая удалась! И не будем мы утолять жажду водой, когда есть такое замечательное вино! Будем здоровы! – произнес он короткий тост. Кстати, на Кубани, сухое вино на обед или к ужину употреблялось всегда, как и в Грузии. Должен я сказать, что на улице никогда не видел валяющегося пьяного человека.
Вообще, сухое вино, для здоровья очень полезно! Я имею в виду конечно, не в лошадиных дозах.
Пока Лиза дожаривала котлеты, мы удаляли жажду прохладным вином. В это время кто-то постучал в окно. Ибрагим открыл дверь и в комнату вошел светловолосый русский парень в фуражке, сдвинутой на бок, из-под которой выглядывал густой волнистый чуб. Рослый и стройный с красивым застенчивым лицом, но бойкими карими глазами. Он, здороваясь с нами, сидящими за столом, поклонился и спросил: «Тетя Лиза дома?»
-Дома, дома! Отозвалась с кухни Лиза – проходи, хлопчик в комнату и обожди меня, я скоро освобожусь!
Стой, парень – сказал Ибрагим, - сперва выпей бокальчик с нами из уважения, а потом иди и жди там тетю Лизу.
Парень выпил вино, пожелав присутствующим здравия и поблагодарив ушел в другую комнату дожидаться Лизы.
Ибрагим тихо сказал: «Хорош парень, настоящий казак, за версту видно!
-Дядя Ибрагим, кто этот парень? – поинтересовался я
- Вчера к Лизе приходили кумушки из станицы Яблоновка, что под Краснодаром. Хлопотали по поводу этого паренька: влюбился он в одну девчонку, да и он ей тоже нравится, но вот беда – ломучая как абхазская невеста. Сегодня согласна и говорит присылай сватов, а утром сватьям «отворот поворот», видишь ли передумала. Извела хлопца, сохнет по ней, любит ее очень.
Сидевший рядом Марат, задумавшись добавил: «Такую девку воровать надо! На коня, через седло и к друзьям кунакам запрятать. Потом и сватов засылать.
Ну, нет брат, твой метод «хватай воруй» здесь не годится – сказал Ибрагим.
Парень хочет все чтобы по-честному: Это любовь!
-Любовь! – передразнил Марат брата. И махнув рукой сказал – ну и пусть сохнет, раз такой дурак.
-А тетя Лиза сможет ему помочь? – спросил я у Ибрагима.
Он засмеялся: «Не то слово! Она о нем узнала уже от своих кумушек, а они у нее везде есть, что он парень путевый, трудолюбивый и девка с ним будет счастлива. Моя сибирская ведунья сделает так, что девка сама сватов к нему пришлет.
Урожай в тот год удался славный. И когда убрали все с полей, кубанцы праздновали: по селам люди веселились и гуляли свадьбы. Ибрагима с Лизой пригласили на свадьбу из станицы Яблоновка – женился тот парень, что приходил тогда к Лизе.