Письма нашей юности ч. 9

ВОЛГОГРАД, САРАТОВ, СИБИРЬ,,,


Спасибо, Сашка, спасибо тебе за путешествие, за твой свадебный подарок. Я не забуду его, и среди всех он мне будет, наверное, самым дорогим. Спасибо тебе за то, что ты был, есть и будешь в моей жизни. Когда тебе будет трудно и легко, когда ты захочешь, чтобы я была рядом, я буду рядом с тобой.
Вот тебе моя рука на все твои беды и препятствия.
Жду сообщения о том, чем кончилась твоя история… Мужества тебе и веры в добрые, светлые дни.
Держись, братишка, я верю в тебя.
20.11.71. Таня.


Узорными темными силуэтами стоят деревья в лесах на белом снегу, звездный дрожащий свет над заснеженными степями. Такая большая земля смутно белеет, коченея под звездным небом в этой зимней ночи. Только кое-где горстки огней – города, греют людей домашний уют, чья-то любовь, книги… Города разные – Мурманск, Волгоград, Саратов… Люди разные, но невидимые ниточки тянутся между ними, городами. И греют в этот вечер кого-то чья-то дружба, чья-то  любовь…
В нашей комнате холодно, я лежу под тремя одеялами. В Саратов тоже пришла зима. Я в комнате, но кажется, слышу, как скрипит снег под ногами, как мороз обжигает лицо (я недавно с улицы, приехала с занятий в ВУМЛе – последнее мое занятие здесь.Оформлена зачетка для перевода…). Многое последнее у меня в Саратове в эти дни. Будет последний рабочий день, в последний раз вижу многие лица, в последний раз схожу в музей… Будет последний в моей жизни день в общежитии. Заявление об увольнении подписано, с 20-го числа. 10 дней как я приехала в последний раз в Саратов.
Нет, может, не последний, - жизнь большая, но это будет очень нескоро.
Мне было трудно, Сашка. Чем-то меня надломили эти дни, в Волгограде и деревне. Усталость? Да. Но это не обычная усталость. Усталость от новой роли. Многое в ней оказалось трудным, но самое главное, что подавило меня своей  неожиданной  тяжестью – это необходимость подчиняться обстоятельствам. Необходимость жить не только в соответствии с собственными интересами. Я поняла, что я, оказывается, не совсем готова к семейной жизни. Слишком я привыкла к внутренней свободе. Нет, против мужа я ничего не имею – он уважает мою «внутреннюю независимость». Но одно из моих последних открытий – чем отличается женщина от девчонки, - умением без слов понимать состояние своей «второй половины» и жертвовать тем в себе, что создает «невидимые стены». Это мне пока дается с трудом…
Но, в общем, я настроена оптимистично. Начался новый этап «жизни, прекрасной и удивительной». Правда, здесь уже больше опасности «засосаться прозой», но что ж, «рецепт» известен, остается тем же  - книги, музыка, работа…
Рада, что у тебя все благополучно кончилось. «Все печали без труда уплывают в никуда… ». И снова светит солнце. Или, наверное, больше падает снег, кутает сопки, и где-то одна из фей ловит варежкой снежинки и загадывает, сколько еще дней осталось до встречи с загадочным принцем…
Сашка, мне еще хочется написать тебе одно стихотворение, - почему-то в последнее время, когда я вспоминаю о тебе, вспоминается мне оно…

П. Антокольский

Нам ничего судьба не обещала.
Но, правда, грех назвать ее скупой,
Ведь где-то на разъездах  и причалах
Мы все-таки встречаемся с тобой.

И вновь – неисправимые бродяги –
Соль достаем из пыльного мешка
И делим хлеб,  и воду пьем из фляги
До первого прощального гудка.

И небо, небо синее такое,
Какое и не снилось никому,
Течет над нами вечною рекою
В сплетеньях веток, в солнечном дыму…


Здравствуй, Сашка!
Ты, наверное, уже не надеешься получить от меня письмо? Причины «обоюдные» - во-первых, твое письмо шло в два раза дольше, чем обычно. А мои причины… Если коротко – главную – там, на Терновой, 22 -  я другая, я не верю себе настолько, чтобы писать тебе. Я сейчас в Суровикино. Приехала на денек. Вечер. Покопалась в старых записных книжках, письмах и как будто вернулась к себе.
Хочется написать о себе, Сашка, и трудно подобрать слова, чтобы рассказать о своем душевном состоянии. Такого состояния депрессии у меня еще не было. Я оказалась настолько неподготовленной к своей новой роли, и первые дни семейной жизни меня так «выбили из колеи», что я до сих пор не могу придти в себя. Моя неудовлетворенность измучила и меня, и его, и я рада возможности вырваться и посмотреть на все это со стороны. Так что же со стороны? Вся вина на мне. Нельзя было с такими идиллиями соваться в эту область. Так страшно, когда на глазах розовое превращается в серое и вспоминаются те слова лейтенанта Шмидта – помнишь? – о которых шел когда-то разговор у нас  с тобой. И твои слова о сказке и басне. А к нему у меня нет никаких претензий. Он идеален как друг и как муж. И на его фоне только смешней и несолидней кажутся мои метания.
О, я знаю, что семейная жизнь может стать если не той сказкой, то хорошей повестью. Но для этого нужно быть сильной. А я неожиданно даже для себя оказалась такой слабой. О, сколько неприятных открытий в себе! Я, кажется, почти физически ощущаю ответ на этот вечный вопрос вашей половины: откуда из таких хороших девушек берутся невыносимые жены?
Пожелай мне силы, Сашка. И посочувствуй тому парню, что мучается сейчас со мной. Он заслуживает гораздо лучшего, но… Но я остаюсь той же, делаю больно ему, и как будто стараюсь сделать все, чтобы упасть в его глазах.
Вот так, Сашка, видишь, какие мы, так что будь осторожнее с нашим родом, можешь увидеть однажды сказочное превращение  – как прекрасная фея стала коварной бабой Ягой!
Может, пойду работать, все будет проще?!
А привет твой техникуму и общежитию я передала. Они помнят тебя, ждут встречу и передают тоже привет.
Спасибо тебе за зиму, за скрипящий снег и даже за сильный мороз  – хотя  я не успеваю протапливать печку.
Пиши мне, Сашка. Постарайся в той форме, чтобы в случае чего у моего мужа не прибавилось переживаний.
А фамилию мою ты пишешь правильно.
10. 01. 72.               Таня.


Спасибо, Сашка, за твое письмо. Твой маленький совет оказался очень вовремя.
Наверное, в  этом как раз и была причина моих кошмаров – я искала и не находила себя прежнюю в этих далеко не прежних обстоятельствах. Мне казалось, что я навсегда потеряла себя, и я ненавидела все, что, казалось, было этому причиной. Были моменты, когда я была, кажется, готова на все, чтобы вернуть себе право быть прежней. Да, я была близка к тому, чтобы «наломать дров»…
Пожалуй, как раз с твоего письма начался переломный момент. Нет, нельзя сказать, что я совсем уже взяла себя в руки, просто впереди появился просвет. Я  уже, кажется, знаю, какой я должна быть теперь, но еще пройдет время, пока я смогу окончательно избавиться от этих кошмаров, - прихожу в себя, как после тяжелой болезни.
Ты прав и в другом, - мне нужна работа. Я знаю, если б я работала, все было бы гораздо проще. Эти стены меня сломили окончательно. Но… во-первых, в Волгограде сейчас химику очень трудно устроиться – я была и в бюро по трудоустройству, и в райкоме – «помочь ничем не можем». Есть одна возможность – химкомбинат в Заканалье, аппаратчиком, но меня это не устраивает по ряду причин. А самое главное, мне сейчас нужна дневная работа. В смену я уже работать не могу. Конечно, не обязательно по специальности – вообще нет никакой подходящей для меня работы, оказывается, январь, февраль – месяцы сокращений и приема практически нет. Смешно  и грустно.  А сейчас я вообще приостановила поиски – сегодня еду домой. Наверное, последний раз еду в Суровикино, наши уезжают в Сибирь, буду помогать собираться. А я остаюсь…
Вот такие мои дела, Сашка, но ты не спеши «хоронить» меня. Я еще буду писать тебе оптимистические письма, и мы еще будем вместе радоваться  всему, что будет дарить нам эта странная и строгая жизнь. Я плохо выдержала одно из ее испытаний – прозой…
Напиши мне о девушке, которой ты пишешь письма, или просто помнишь.
Я жду, Сашка!
10.02.72.
Таня.

Итак, Сашка, «ищи меня, ищи меня, ищи меня по карте у озера Байкал». Да, я, точнее, мы уезжаем в Сибирь. Это будет совсем скоро, дней через десять.
Сегодня пришла весна – 1 марта. И в душе моей, кажется, тоже начало таять. Снова  верится, что жизнь может быть прекрасна. Сибирь… Ведь все мечты были связаны с нею. Может, теперь она покажется мне иной? Ведь тогда так мало нужно было для счастья – запах сосны, закат над Байкалом… А теперь она и досталась мне гораздо прозаичней…
Да что об этом говорить! Многое изменилось за это время. И больше всего – я сама. Все закономерно, но все же, как мне не хватает себя прежней, той легкости, той радости жизни, той жажды жить! Нет, я больше не ищу себя прежнюю, но и новую себя еще не нашла. Зима была для меня первым испытанием, которое я плохо выдержала – испытанием прозой. Подготовочки не хватило. Слишком «надземное» воспитание, точнее, самовоспитание.
Но пришла весна. Это еще не весна, только дыхание ее, первые признаки. И душа моя как дерево, которое уже само не верило, что оживет после страшных морозов, вьюг и ветров, сломавших ветви, которое, кажется, уже и смирилось со своей участью, с удивлением начинает чувствовать в себе жизнь. И придет время, когда оно лишь вспомнит о своей слабости и прошумит листьями с укором себе и прощением. И другая зима уже не сломит его…
Но это будет еще нескоро. Весна еще только начинается, и мне еще трудно.
Там рядом будут люди, которые любят и верят в меня. Мама, папа (они на днях переехали туда), брат, сестра, которая всегда была для меня большим, чем просто близкий человек, и,  конечно, муж. Эта зима была еще большим экзаменом для наших чувств и понимания. Его мы выдержали.
В общем, горизонт светлеет.
А Волгоград останется городом, в который возвращаются – городом юности. А теперь нам пора проститься  с ним, как пора проститься со своей юностью.
Прости мне, Сашка, что я не поздравила тебя с твоим праздником. Было такое время, что я вспомнила о нем лишь 23 февраля. Зато я поздравляю тебя с весной, которая идет уже и ваши края. Пусть она несет тебе радость.
Жди весточки из Сибири.
Таня.

Сашка, ты помнишь, - когда-то ты подарил мне город? Я его вижу и сейчас и буду беречь долго. Сегодня я хочу тоже сделать тебе подарок. Я дарю тебе самое большое, что есть у меня и было уже давно, и верю, будет очень долго, я дарю тебе Ромена Роллана. Если когда-то ты захочешь встретиться со мной – поговорить или помолчать, мы можем встретиться на его страницах. Может, мы встретимся еще и в жизни, какой я буду перед тобой? По крайней мере, я в жизни буду во власти слишком многих условностей, чтобы за то короткое время встречи ты смог найти во мне прежнюю. Прежней и настоящей – я буду с тобой, когда перед тобой будет раскрыта книга Р.Роллана. Любая. А если ты захочешь – и сможешь – встретиться со мной сейчас, то это должны быть «Воспоминания». В моей записной книжке уже много интересного из этой книги. Я не напишу тебе ни одной из этих мыслей. Они не мои. Но они становятся той осью, которая снова выпрямляет меня. Ты рад за меня? Тут есть и твоя доля – письмо твое значило много.
Теперь ты можешь не бояться за меня, и если самого когда-нибудь покинет то, на чем держится наше существование, то пусть мой пример поможет тебе снова встать на ноги.
Сейчас, когда я «проснулась», мне часто будет не хватать тебя – столько открытий, поделиться которыми можно бы только с тобой. Не потому что у тех, кто рядом, нет интереса к моим мыслям, а потому, что это та сфера, где большего единомышленника, чем ты, у меня еще не было. Но, Сашка, так складываются обстоятельства, что нам придется прекратить переписку. Я смогла порвать «паутину прозы», но паутину условностей, кажется, рвать гораздо труднее и болезненней. И все же я верю, что это временное явление.
Я верю в это сейчас больше, чем когда-либо (продолжаю после большого перерыва). Мы встретимся с тобой и еще посмотрим в глаза друг другу. И я верю, что ни мне, ни тебе не придется отвести взгляда.
Не думай о причине – это несущественно рядом с тем, что объединяет нас.
Впереди большая жизнь, и у нас с тобой в ней одна и та же ось. И это – главное.
Я буду рада тому дню, в который твои пути-дороги приведут тебя к нам.
А Сибирь вообще – это здорово!
До свидания, Сашка! Пусть будут светлыми твои дни!
Улыбнись, Сашка! До встречи!
28. 06.72. Таня

продолжение http://www.proza.ru/2019/04/02/737