Драка. Серия - Солдатские рассказы

   Глава – 1
   Я первогодок, точнее полугодок, а если совсем быть точным, - салага!

   Разводящий прапорщик, с говорящей фамилией, точно не помню: толи Собакин, толи Собаков… толи, как в романе Гоголя «Мёртвые Души» Собакевич. Одно помню точно, что старослужащие, от черпаков, стариков и дедушек за глаза называли данного хозяйственника-прапорщика, Псом. Звонкая такая погоняло, ввек не забудешь, … может Псов? … нет, пожалуй, не Псов, - да чёрт с ним, с этим прапорщиком!
   Человеком, этот прапорщик был не того, не очень, - но это не повод, давать такие не красивые прозвища.
    Я на КП прослужил всего ничего, дней двадцать пять, - и месяца не дотянул. Сослали меня на КП из штаба полка, где я служил художником-писарем.
   Кто не в курсе, КП, это Командный пункт, - точнее: командный пункт полка противоздушной обороны, который дислоцировался на Кольском полуострове, в насёлённом пункте Гремиха.

   Значит так! Разводящий прапорщик назначил меня, рядового Кандинского-ДАЕ… вот ещё одна закавыка с этой моей фамилией. По армейскому уставу, положено во время утренней, вечерней проверки, или развода на работы произносить вслух громко  и чётко фамилию, не имя, не отчество, а именно фамилию.
   Я иногда шутил: когда прапорщики, офицеры или сержантский состав ленился, произносил мою фамилию не полностью, я молчал. Были случаи, что и откликался, но в основном молчал.
   
   … так значит, … я сделал два шага вперёд, произвёл ротацию «кругом», и замер. Прапорщик назвал вторую фамилию: рядовой Бердер. Бердер был украинец с западенской Украины.  Настоящий деревенский увалень. Думаю, этот малахольный хохол до призыва в армию, в Карпатах хвосты коровам крутил. Был Бердер здоров не по годам, и в меру упитан, - в общем и целом здоровенная оглобля!
   Задачу, которую поставил перед нами прапорщик, была следующего характера: мне с Бердером было необходимо занести десять мешков цемента наверх, на горку, и успеть до обеда. Каждый мешок весом в пятьдесят кило.

   Прапорщик открыл склад, который находился тут же в казарме, но только с торца, и имел отдельную дверь.  Выдал нам здоровенные носилки и цемент, - ровно десять мешков.
   Этот Бердер шустро нагрузил два мешка с цементом на здоровенные носилки, которые по моим прикидкам, сами весили килограмм 15 – 20… и шустро так схватился за передние ручки, … это пока я репу чесал, и раздумывал нести, или отказаться, прикинутся больным и слабым. То есть вы, дорогой читатель поняли, - этот хитрый хохол впереди, выше меня как минимум на полголовы, дорога к верху, и по закону Ньютона, весь вес достанется мне!!!
   Прапорщик накинул створ, навесил замок, щелкнул… и уселся на скамью, тут же у двери склада, и закурил. Закурил и зырит, как и что будет.  Я стою, чешу репу, думаю… Бредер стоит в наклоне, держится обеими, своими крестьянскими лапами за ручки носилок, … и уже приподнял эти грёбанные, не подъёмные носилки… ждёт меня, когда я надумаю поработать.
   Я слышу у себя за спиной голос прапорщика: «Ну что рядовой, так и будешь стоять репу чесать?»
   Вопрос конечно законный, - делать нечего, я поднатужился, и поднял-таки эти не подъёмные носилки. Стою, не иду, думаю: если шагну, то упаду обязательно, … а этот крестьянский конь дёргает носилки, и нукает: ну да ну… Я боюсь упасть, кругом под ногами каменюки, нагруженные носилки закрывают обзор, - не знаю, куда ступать.
   Прапорщик кричит: «Эй, рядовой, не спеши, потихоньку, потихоньку…».
   Я с весом помаленьку обвыкся, начал делать пробные шажки… пошёл… иду позади этого мудака Бредера, шатаюсь, держусь за ручки носилок, чтобы не упасть.
   Сам-то я вешу 60 кило, - с таким весом меня в Армию призывали. Бредер наверное килограмм 80 – никак не меньше, собака!

   В ту горку было два пути. Один, который короче, по тропе, среди валунов,  камней разных калибров идёт, второй, чуток подлиней, но удобней не в пример первого варианта, потому как по лестнице.
   Малахольный украинец выбрал первый путь.
   Короче, я иду, шатаюсь, под ногами не вижу ни черта! Я Бердеру, давай мол, на лестницу повернем… Бердер молчит, я опять, давай мол… слышу прапор заржал как коняка… видимо ему сильно было смешно на меня со спины смотреть.  Я конечно сильно рассердился, носилки бросил, и не спрашивая разрешения залупил Бердеру под зад пинка.   

   Пока мы, два рядовых занимались борьбой среди камней, я услыхал над собой зычный бас хозяйственника-прапорщика.
    Прапорщика орал: «Прекратить, встать, смирно… и так несколько раз». Украинец оказался послушный, бросил бороться, быстро вскочил и сделал стойку смирно.

   Пока я ползал на карачках, искал между валунами пилотку со звёздочкой, прапорщик навтыкал хохлу целеуказаний. Один мешок выгрузили, меня поставили впереди, и я пошёл бодрым, уже не смешным шагом по лестнице вверх, на сопку, где находилось КП полка.

   Глава – 2
   Мы, я и Бердер благополучно занесли наверх первый мешок цемента.

   На верху сопки, на импровизированной смотровой площадке, огороженной метровым бордюром находилось пять, шесть бойцов, - все салаги, как и я, ещё, как говорится пороху не нюхавшие.
   Я подошёл к бордюру, вытряхнул из початой пачки беломорину, пихнул её в рот, зажёг спичку… наблюдая, как трепещет на ветру огонёк спички поднес к концу папиросы, чуток подождал, затянулся… поглядел в низ, - в метрах ста от площадки, там, у изножья сопки ходили солдатики с ведрами, наполняли их не очень крупными каменьями, и тащили наполненные вёдра сюда же, на площадку. Каждому салаге полагалось занести 10 вёдер наверх до обеда, и 5 вёдер после обеда.
   У дверей, у входа  в капонир, на белом, деревянном табурете сидел ефрейтор. Ефрейтор всё и всех записывал: кто, сколько принёс, кто, сколько унес, - чтобы никто не шланганул.

   Спустя десять минут все салаги собрались на площадке. Вдруг Бердер снимает шинель, аккуратненько так укладывает её голубушку на бордюр и выходит на средину площадки. Я намёк понял, я же не дурак, хоть и художник… но шинелку снимать не стал, прохладно, осень, хоть и не поздняя. Опять же если, на бетон площадки падать придётся, не так больно будет.
   Тут ещё одна неприятность, на КП, с моего, весеннего призыва, попали одни хохлы. Полный взвод солдатиков-салаг.  Я среди этих украинцев, как белая ворона, - я же с Урала. Уж не знаю, как так вышло, - видимо чёрт поднаторел в божьем промысле, гадёныш!

   Места для манёвра было достаточно. Солдатики расселись на бордюры, и приготовились развлечься. Так как был пятнадцатиминутный перекур, весь взвод солдатиков-салаг  собрался в наличии, - хоть проверку по списочному журналу зачитывай.

   То, что я имел КМС по боксу, никто в штабе, а тем более на КП не знал.
   Бердер засучил рукава гимнастёрки, и ринулся в атаку. Сразу было видно, что сей боец о ведении кулачного боя ни черта не знает.
   Двигался он примерно так, как двигаются увальни в ковбойских фильмах. Бьют размашисто и часто. Видимо Бердер, у себя на родине, в Карпатах кино про Чингагчука насмотрелся.
   Ну да ладно, у нас тут описание кулачного боя.
   Брёдер наступал, я отступал. Спустя десять секунд я занял позицию в центре  смотровой площадки. Я встречал крестьянского бойца прямым встречным левым кроссом. Когда нужно было уронить солдатика на бетон, я работал хук правой в левую скулу Бредера. Кулак у меня не маленький, закрывал всю скулу противника до челюсти, захватывал весь левый глаз до надбровной дуги.
   Я чередовал одиночные кроссы с двоечками, и с сериями из трёх ударов. 
   Бердер был упрям… падал, вставал и пёр на пролом. Я уклонялся, работал маятник, нырял и посылал кроссы на опережение по встречке в стоеросовую, деревенскую дубину.
   Через пару минут такой бойни, до меня дошло, что паренёк, ослеплён яростью, и ничего не соображает.
   Я  работал в пол силы. Не бил в нос, челюсть, … хуками только в скулы, кроссом в грудь и живот.
   В нокдауне, за двадцать минут битвы, воин побывал раз семь, восемь. Я заприметил, что среди толпы солдат смотрящих поединок, улюлюкающих, гикающих, появились прапорщики и младшие офицеры, - видимо из КП повылазили. Все они были на боевом дежурстве.
   Нужно было заканчивать драчку… я делаю нырок под его правую клешню, которой Бредер в очередной раз пытался меня ударить, и засаживаю левой апперкот в печень. Апперкот у меня вообще зверский удар, … хотя я больше люблю кросс, особенно левый, встречный.
   Кросс, самый короткий и эффективный удар. Короче и быстрее апперкота и дальнего-среднего хука на 10-15% Тем более, когда противник сам идёт на тебя. Тут, главное иметь от природы длинные руки, а руки у меня очень длинные, как у двухметрового особи мужеского пола.

   …боец-противник рухнул на колени, и завалился на бок. Бой был окончен.
   Меня отправили на гауптвахту в Гремиху, бойца Бердера тоже в Гремиху, только на больничку.


   Глава - 3 
   Отсидев на губе трое суток, я вернулся  на КП. Через неделю прибыл, для дальнейшего прохождения службы рядовой Бердер.

   Ровно через сутки, после возвращения бойца Бердера, из главка в Гремиху прибыла комиссия.
   Добиралась комиссия из Москвы до Кольского полуостров с комфортом, на теплоходе «Варцлав Варовский». Комиссия была большая и важная. Много больших чинов: полковники, подполковники и даже целых два генерала.
   Десять человек. Мне кажется это перебор, - я не атомную ракету запустил, а всего ничего, подрался. К тому же стойкий, оловянный солдатик первый в драку полез. Шинелку снял, и давай махать перед моим, аристократическим лицом аки мельница. Махать хорошо, когда траву косишь.
   Вот мне интересно, сколько косец, в световой, летний день, с перерывом в час на обед, косой махнёт, - наверное, раз с тысячу, а то и больше. Но дело в том, что драка, это не косьба. 

   Все стоят по стойке смирно. Так стоят, аж надраенные добела полы мелкой дрожью дрожат.
   Весь личный состав КП выстроили, предварительно выбрили, отстирали, огладили, и даже наодеколонили… выстроили буквой «П».  Странно, почему не на плацу, как положено, а в казарме.
   Я точно не помню, может быть, день был дождливый, а может по какой другой причине, … может быть, кто-то из комиссии, совершая круиз по Баренцеву морю простыл, - короче не знаю!

   Зашли… я посчитал, - ровно 10 человек, и почитай все в лампасах, … и в погонах золотых.

   Никто не шевельнётся, муху слышно, как летит. Самый главный из них, берёт из рук майора Пащенко журнал, - я помню, синенький такой, в переплёте, и с минуту вглядывается, читает, ... Пащенко ему в журнал тычет, видимо фамилию показывает. Генерал, хоть и старенький, но чётко и громко произнёс: «Кандинский, выйти из строя».
   Мне положено по армейскому уставу сказать, громко и чётко «я»… но я молчу, кстати, тоже по армейскому уставу.
   Двухзвёздный генерал смотрит на Пащенко, Пащенко сверлит меня глазами. Глаза у командира КП злые презлые, - а я чё, я не чё, устав не позволяет, на неполную фамилию откликается. Моя фамилия не обрубок какой-то,  княжеских родов и кровей тоже, и порочить свою фамилию я даже генералу не позволю.
   Генерал опять за своё: «…ме, ме, ме… рядовой ДАЕ, выйти из строя», я молчу, - устав не позволяет…

   В составе комиссии был полковник, ростом под два метра. Здоровенный такой детина, килограмм на сто, сто десять, ни как не меньше. Я ещё тогда подумал: смог бы я такого, один на один уделать, - и решил, если измотать детину до рвоты, то пожалуй смог бы,  … и тут, этот детина в лампасах вскинул руку, и пальцем указывая, воскликнул: «Кто это у вас, там, между коек сидит с желто- зелёным лицом? – а потом добавил, - боец, ко мне!»

   Строй расступился, и боец Бердер вышел на свет божий. Вид у солдатика был, ещё тот… не налюбуешься.
   Я заприметил, как у двухкратного генерала челюсть отвалилась.
   Меня мало занимал боец Бердер, я непрестанно разглядывал, изучал  позолоченных генералов и полковников, - ну очень красиво!
   Один генерал, тот, кто простой генерал, помоложе, был одет в полевую форму; темно-зелёное галифе, красные, двойные, широкие, видимо из шёлка лампасы были заправлены в хромовые сапоги. Сапоги были ручной работы, и блестели аки новогодняя ёлка. Гимнастёрка импортной шерсти, новенькая, ни морщинки. Портупея, хоть и не слышно, но всё же видно, что скрипит новенькой буро-коричневой кожей. С правого боку, чуть назад, кобура, тяжёлая, - значит и пистолёт в кобуре. На груди с лева орденские планки,  справа знак гвардии и два ордена, чего-то там геройского, ратного, незыблемого.

   Генерал, тот, у которого отвалилась челюсть, подошел к бойцу, и отчески спросил: «Кто так разукрасил вас?»
   Боец Бердер опустив низко, низко голову молчал. Вначале он молчал, но спустя пару, тройку секунд всхлипнул, и зарыдал.
   Рыдал этот герой, этот маменькин сынок навзрыд.

Послесловие: 
   На следующее утро, меня вызвали к командиру КП, майору Пащенко. Прапорщик, тот которого бойцы за глаза называли Пёс, принес сменную пару чистого белья, сухпаёк на трое суток, новую, с иголочки шинель, которая месяц назад, была им же отобрана у меня, со словами: салаге не положено.
   Я приметил, прапорщик-хозяйственник больше не улыбался. Была у него не очень хорошая привычка, чуть что, молодой солдатик сделает не так, он давай ехидно улыбаться, - улыбался чуть, еле заметно.

   Майор Пащенко был совсем другой, чистокровный хохол из Ивано-Франковска, полностью обрусевший.  Был он ко мне добр, снисходителен, … мне кто-то из старослужащих сказал, что Пащенко, как и я, детдомовский.
   Он меня усадил на табурет, сел сам, закурил… тихо произнёс: «Вот так-то брат, не знаю, куда тебя… приказано в полк направить, в распоряжение комендатуры. Извини, приказ».

   Принесли обед, мы поели, выпили по стакану брусничного киселя… зашли комендантские, двое, офицер и сержант. Мы встали. Командир протянул руку, хоть и не положено, …я протянул свою в ответ.

   Через двое суток я плыл  на сторожевом катере, в сторону острова Витте.
_____________ о. Витте 1978, весна
   
Гремиха, Вид на остров Витте. /Фото из тырнета/