3. В гармонии со всеми высшими силами. Глава из ро

- Вот и отличненько! Та-ак!

Оператор городского телеканала Паша Полуянов, который следовал все это время с камерой за человеком в модном  пальто, наснимал уже много ненужного, но  решил, что картинка с женщиной, кормящей голубей, тоже  уж слишком эффектна, чтобы пройти мимо нее. Может пригодиться для другого сюжета, для лирического фильма на городскую тему, например. Если бы не мешали эти двое бомжей. Отойдите, в сторонку, в сторонку, вот так!

 Паша крупно взял сизарей – в полете и копошащихся на земле – задержался на лице нищенки, радостном и умиротворенном. Потом Паша вернулся к герою своей  съемки, который уже приготовился говорить в камеру. Красное лицо его в видоискателе располагалось как раз между изящной колокольней  и золотыми куполами собора.

 Снимали интервью с бизнесменом и промышленником Юрием Петровичем Самохваловым.
В те времена уже называли журналистику четвертой властью. Уже поняли тогда, что авторитет слова, публично и напористо высказанного, действует безотказно. И особенно на души некрепкие, неуверенные, робкие, жаждущие прислониться к какой-нибудь посторонней силе. Действует как волшебная дудочка, магически. Грех не воспользоваться этой силой умному человеку.

Вот и сейчас крупный бизнесмен и промышленник хотел доказать общественности, привлекательность избрания себя во власть, для чего и прибегал к телевидению. Вот почему голова его сейчас в окуляре видоискателя располагалась как раз между колокольней и куполами собора.

 Все ждали только команды от ведущей программы, стильной молодой  женщины высокого роста и  с тонкими лодыжками и безупречным маникюром, Раданы Симоновой, которая распоряжалась малочисленной съемочной группой во всех лицах, заменяя и режиссера и редактора. Наконец, Радана кивнула, и герой заговорил, громко, отрывисто.

       -  Мы будем продолжать наши реформы, что бы ни вещали всякие нытики и болтуны, слабаки и бездельники. Наши реформы – для людей, умеющих работать и зарабатывать. Мы наследники великого дела великого царя Петра. Он, как известно, был великим реформатором. Он изменил Россию. Потому что умел пойти на непопулярные меры. Он не боялся, что скажут про него бояре. Нельзя испечь яичницу, не разбив яиц. Это очень верно кто-то сказал...

- Стоп, Паша, хватит, - тихо сказала Радана, не поворачивая к оператору головы, потом – улыбаясь белозубо и открыто – сделала несколько шагов к Самохвалову.

          - Юрий Петрович, увольте своих имиджмейкеров, - проговорила девушка характерным для нее возбуждающе хладнокровным и хрипловатым контральто.

     -     А что такое? – так же безупречно и белозубо рассмеялся Самохвалов. Ему все происходящее с утра казалось все более забавным.

- Устарело, - ответила Радана уже серьезно. – Теперь так не говорят: бездельники и прочее. Следует выражаться осторожнее – «люди, которым не повезло» или «люди, оказавшиеся за бортом реформ». В таком духе, вы понимаете? И как бы не отсекать их по ту сторону барьера, а на свою сторону, понимаете? Это голоса, большое количество голосов. – Она сделала жест рукой к себе и взглянула на него своими блестящими глазками-маслинами из-под блестящей челки. – Вы понимаете?

- О-о, - закатил глаза Самохвалов, - я понимаю только то, что опять надо все переписывать и опять переснимать. Раданочка, - он взял ее тонкую смуглую руку и поднес к своим губам, - я обязательно уволю всех имиджмейкеров и обязательно возьму вас своим пресс-секретарем, хоть вы этого и не хотите, но сейчас, - он взглянул на часы, - у меня в запасе только полчаса.

- Хорошо, - сказала Радана, - еще пару слов о религии, и на сегодня хватит. – Потом она громко -  на камеру -  спросила -  Юрий Петрович, ваша фирма делает крупные пожертвования на реставрацию храмов, скажите, вы верующий человек?

- Не могу сказать, чтобы я был таким уж фанатически религиозным, но что-то такое я чувствую, что-то малообъяснимое, высшее такое, какую-то гармонию со всеми высшими силами, как бы они ни назывались, которые все разумно и достойно устроили здесь. В отличие от нытиков и вечно всем недовольных людей...

      Радана поморщилась и вздохнула.

- Достаточно, Паша, - сказала она опять тихо. – Тяжелый случай, на сегодня хватит. Только немного еще надо пройтись вдоль канала. Снять со спины, ладно?

- Юрий Петрович, - крикнула она, перекрывая неожиданно шумный порыв ветра, разметавший по лицу ее прекрасные длинные волосы модного цвета тициан. – Еще пару шагов вдоль канала, вон там. И все, прощаемся.

- Тьфу, какая пылища, - добавила она тише.

- Солнце мое, как скажете, - развел руками Самохвалов.

   Так и пошли они гуськом через горбатый мостик. Впереди Самохвалова, сначала его секьюрити с военной выправкой и квадратным затылком, тревожно вертя головой туда-сюда, далее – сам. Походка непринужденная, задумчивые повороты головы, дескать, частенько так гуляет человек по любимому городу.
 
Паша подумал, что этот крутой уже овладел жестом и профессионально играет роль человека, любящего свой город и озабоченного попечением о нем.
 
За Пашей  -  Радана, полы коротенького модного плащика треплются на ветру, оголяя круглые коленки, тонкие смуглые руки придерживают волосы.

      Неожиданно у выхода на набережную с противоположной стороны Старо-Никольского мостика Самохвалов резко остановился. Паша со спины понял, что игра прекратилась, он подумал, моментально разбирая по косточкам свои ощущения, как это, интересно, можно понять такое со спины, по каким деталям. Он поравнялся с Самохваловым и увидел следующее.

Нищенка в малиновом клетчатом платке, та, что давеча так благочестиво крестилась на собор, и потом умилительно кормила голубей, эта нищенка, кинулась внезапно к Самохвалову с какими-то выкриками, задежана охраной, а потом, подойдя к дереву на бульваре вдоль канала, вдруг пошатнулась, уцепилась за дерево и стала медленно сползать на землю.

 Голуби сначала расступились вокруг нее, а потом разлетелись на небольшие расстояния, но не улетали совсем. Две-три   женщины из прохожих участливо столпились вокруг. Кто-то из проходящих мимо мужчин присоединился к ним, и стал  нервно нажимать кнопки сотового. Видимо, вызывал "скорую".
 
 Случай был, конечно, не совсем обычный, но и не сказать, чтобы вовсе неожиданный. Жизнь на улице не прибавляет людям адекватности. А в последнее время количество странных людей повсюду явно увеличилось. Но… показалось Паше или действительно Самохвалов узнал бродяжку, и что-то внутри у  этого деятеля напряглось до такой степени, что стало заметно даже со спины?