Загробный выходец или приключения Перикла. Гл. 8,

8      

     Ночью в поместье Доркона сидели у костра два караульных на небольшой площадке. И тот, и другой был с непокрытой головой, в льняной тунике, рыжеватой в свете огня. У каждого на боку висел короткий меч. Два копья лежали на земле около. Поблизости стоял одноэтажный дом из сырцового кирпича, с двумя окошками под крышей, которые в слегка озаренной костром глиняной стене чернели небольшими прямоугольниками. Деревянные ставни окон были открыты. Изнутри доносился храп. В этом доме отдыхали свободные от службы стражники. В глубоком стенном проеме в полусвете виднелась закрытая дощатая дверь. Из-за крыши этого строения выглядывали высокая черепичная кровля и второй этаж загородного дома Доркона. Они бледно вырисовывались на фоне серовато-темно-синего звездного неба. С противоположной стороны из мрака выступали домики рабов, со стенами из дикого камня.
     - Скажи, Пелопид, - спросил один караульный другого, - почему ты устроился на службу сюда? Судя по твоему виду, ты - кулачник, причем такой, который отнюдь не новичок в этом деле. Богачи всегда охотно берут таких на службу или надзирателями, или телохранителями своими. И ты мог бы найти место в городе. Но почему-то притопал сюда. Ну да, я помню, что ты сказал на этот же вопрос управителю, когда просил его взять на службу охранником. Сказал, что, дескать, прелести сельской жизни тебе очень по душе. Я, честно говоря, понять этого не могу. И еще. Ты мог бы спокойно спать сейчас всю ночь – не твоя очередь заступать в ночной караул. Но ты поменялся с Никандром. Объяснил свое желание сделать это тем, что у тебя вроде дела какие-то в городе.  Ну, это, ладно, я понимаю. Должно быть, хочешь переночевать в городе, чтобы успеть в какой-нибудь храм на утреннее заклание. Ну, это я понимаю. Но почему ты поменялся так, чтобы во вторую стражу заступить? Ведь первая стража самая хорошая. Все хотят попасть в первую стражу. Пусть ты и новичок еще, может, не знаешь, но ведь дураку ясно, что лучше в первую стражу караулить. Откараулил, а потом лег и дави себе спокойно на подстилку да самого утра – большая часть ночи твоя. А вторая стража самая плохая - сон разорван и, считай, его нет. Неужели это трудно сообразить? Видать, и правду говорят сейчас многие, что человек не сердцем, как издревле считалось, а головой думает. Видно, хорошо и немало по твоей долбили. Вот она и не понимает теперь даже таких простых вещей. 
     - Я поменялся с Никандром только ради того, чтобы с тобой в одну стражу попасть.
     - Да…? Вот уж не думал, что кому-то покажется, что со мной нескучно время коротать в карауле. С чего ты решил, что я такой? Ведь за те пять дней, которые ты у нас, мы с тобой и поболтать-то не успели толком. Ты новичок – не знаешь, что меня, напротив, все считают скучным, угрюмым, неразговорчивым… Постой-постой, да ты уж не влюбился ли в меня? И хочешь воспользоваться нашим уединением? Но я сразу предупреждаю, что совершенно безразличен к дарам Эрота. Мне они даже противны. Если ты надеешься меня силой взять, то предупреждаю, что я хоть и не кулачник, но за себя постоять могу - мечом владею отлично.
     - С этой стороны тебе ничто не угрожает: я люблю только дары Афродиты.
     - Ну и зачем тогда тебе захотелось быть в одной со мною страже?
     - Чтобы задать тебе пару вопросов.
     - Да неужели? И вот ради этого ты лишил себя ночного сна? Да, видно, и правда, если б не вы, кулачники, никто бы не догадался, что люди головой думают. Ну так задавай свои вопросы. Я прямо сгораю от желания их услышать. 
     - Скажи, хорошо ли тебя вознаградили за предотвращение побега рабов, тобою же устроенного, - спросил Пелопид, а точнее, Перикл, как читатель уже догадался.
     Сафрониск мгновенно изменился в лице. Глаза округлились и расширились. В них было не только изумление: выразилась и внезапная встревоженность. О том, что вопрос Перикла оказался, как говорится, не в бровь, а в глаз, свидетельствовало и то, что Сафрониск не сразу смог ответить и не воспользовался новым подходящим поводом для того, чтобы недобро подшутить над сообразительностью кулачников.
     - Ты что…, ты что городишь? – наконец проговорил он, и голос его дрогнул. – Я устроил побег?
     - И второй вопрос, - продолжал Перикл. – На погибших из-за твоего коварства рабов тебе, конечно, наплевать. Но ты убил еще товарища, сослуживца. За это угрызений совести у тебя не бывает?
     - Товарища…? Сослуживца…? Я убил?
     - Да. Ты проделал все самым коварным образом. Привел напарника к дому, в котором тебя с нетерпением ждали обманутые тобой рабы. И подло убил его. Сделать это было нетрудно: он ничего не ожидал от тебя плохого. Убил, чтобы его убийство свалить на рабов. А чтобы поверили тебе, что ты, и вправду, предотвратил побег, убил и одного из рабов. Сделать это тебе тоже было легко: они же поверили тебе и были безоружны.
     - Да что ты, что ты? Я не убивал напарника. Его убили рабы. Раба я убил, чтобы загнать их обратно в дом, из которого они вышли. Так я предотвратил побег, - сказал Сафрониск с возмущением, но при этом напряженно-приглушенным голосом, каким говорят обычно, когда опасаются, что разговор услышат другие. Глаза его панически забегали вправо, влево. Затем он остановил взгляд на Перикле. В его взоре теперь не было ни удивления, ни какого иного чувства, кроме испуга.
     - Каллепида убил раб, а я убил раба этого. Я остановил беглых и загнал их обратно, - продолжал уверять Сафрониск.
     - Что ты лжешь, сволочь? Я был там, я знаю.
     - Как ты мог быть там? Ты здесь только пять дней назад появился. Хватит всякую чушь выдумывать.
     - Я появился здесь восемь лет назад. А четыре года назад я был из тех, кого из-за тебя на лютую казнь послали.
     Перикл ожидал, что Сафрониск продолжит лживо утверждать то же, что утверждал. Но у того, видно, не выдержали нервы. Глаза наполнились безумным страхом. Он вдруг пролепетал дрогнувшим голосом:
     - Так вот…, так вот почему у тебя лицо такое… страшное… А я думал, что ты кулачник… А ты…, а ты… Да неужели, и правда…, ты, ты… загробный выходец…? Да…? Зачем ты здесь?
     - Чтобы восторжествовала справедливость. Чтобы покарать тебя.
     Сафрониск сделал быстрое движение, чтобы выхватить меч из ножен. Но не успел – страшным ударом кулака Перикл оглушил и опрокинул напарника навзничь. Затем перерезал ему горло его мечом.
     Потом подошел к сараю, под стеной которого были сложены балки, доски, жерди, приготовленные для починки крыши. Взял самую мощную балку, что присмотрел заранее. Хорошо подпер ею дверь дома, где отдыхали стражники, чтобы они не смогли быстро выйти оттуда в случае тревоги. Проделал все это достаточно быстро и бесшумно.
     Затем пришел в ту часть усадьбы, в которой находились жилища рабов. Открывал дверь за дверью, будя людей, крепко спящих после тяжелых дневных трудов. Говорил:
     - Вставайте, друзья. Вы свободны. Выходите. Только как можно тише. Идите в сторону Лаконии к Дриоскефалам. Если к утру доберетесь до леса, то никакие всадники вас уже не настигнут. Вы вполне можете успеть – еще только середина ночи. (Примечания: Лакония – область в юго-восточной части Пелопоннеса. Дриоскефалы – название леса – букв.: «Дубовые Вершины»).
     Рабы выходили необычайно радостные, чрезвычайно удивленные. Еще более они поразились, когда увидели, что освобождает их никто иной, как стражник. Несмотря на большую взволнованность, все достаточно тихо подходили к ограде и перелезали через нее: физически очень сильным людям сделать это было нетрудно, тем более, что стена едва ли достигала в высоту двух метров и, сложенная из дикого камня, имела много выступов, на которые удобно было ставить ноги.
     Как ни спешили, некоторые чуть задерживались, чтобы спросить Перикла, говоря почти шепотом:
     - Почему ты делаешь это?
     - Потому, что я ваш друг. Я знаю, как вам здесь тяжело, - отвечал он. – Я хочу помочь вам.
     - Один из задержавшихся спросил его:
     - А где твой напарник?
     - Я убил его. На, Архид, его меч – может пригодиться.
     Архид взял протянутый ему клинок и спросил, пораженный:
     - Вот это да. За шестнадцать лет, которые я тут, меня никакой стражник, никакой надзиратель ни разу не назвал по имени. Они и не знают его. А ты всего-то дней пять здесь, наверное, а уже знаешь.
     - Как же мне не знать, Архид? Я же здесь четыре года горе с тобой мыкал. Я – Перикл. Помнишь меня?
     - Перикл?! Вот это да! – чуть не вскрикнул, пораженный Архид. – Вот это да. Да как же ты здесь… оказался? Да еще стражником пришел служить. Не побоялся, что узнают.
     - Чтобы освободить вас. Да и кто меня теперь узнает?
     -- О, да… Ты – Перикл? Нет… Ты, и правда, совсем не похож на него. Неужели ты Перикл? Нет… Ты же совсем не похож на него… Ах, - Архид отшатнулся. – Перикла же казнили… Как я забыл… Неужели, неужели ты…?
     - Нет, нет, не бойся, я не тот, о ком ты подумал. Просто мне удалось избежать казни и освободиться.
     - Но ты же совсем не похож на Перикла. И у тебя такое лицо…
     - Страшное, да, хочешь сказать?
     - Ну, да… А в темноте вообще просто жутко смотреть…
     - Ладно, давай беги скорее отсюда, Архид. Другие уже все давно за оградой. А ты здесь все. Любопытный какой. Если хочешь узнать, почему у меня лицо такое, приходи через три месяца в Аргос на Немейские Игры. Там и поговорим. А сейчас дуй скорее – в Беотии тебя, должно быть, заждались.
     - Ты даже помнишь, что я из Беотии… Перикл, я понял ты кто. Ты – кулачником стал. Как я сразу не догадался…? Ну что ж, конечно, приду. Приду обязательно в Аргос. И буду кричать больше всех, чтобы ты победил. А сейчас прощай покуда.
     Архид крепко обнял Перикла, повернулся, подошел к ограде и легко перемахнул через нее.
     Наш герой пошел в другую сторону. Пересек усадьбу и тоже перелез через стену.

9

     Уже с раннего утра в палестру стали приходить люди, чтобы занять зрительские места. Сегодня здесь должен был состояться решающий бой на звание чемпиона Немейских Игр по кулачным единоборствам. Открытием завершающихся состязаний стал представитель Херсонеса Таврического, молодой атлет, по имени Перикл. Впрочем, по нынешним представлениям молодым атлетом его назвать было нельзя: двадцатидевятилетний возраст современного спортсмена заставляет серьезно задуматься о скором завершении своей спортивной карьеры. Но древнегреческие атлеты многие продолжали активно и успешно выступать на состязаниях до пятидесяти лет, а иные даже дольше. Правда, нечто подобное, хотя в гораздо меньшей степени, наблюдается в современном профессиональном боксе, где спортивное долголетие тоже не редкость. В древне-греческом мире на мужчину в двадцать девять лет, занимающегося телесными упражнениями, смотрели, как на атлета, у которого в спортивной жизни еще все впереди.
     Ни у кого не было сомнений, что основным претендентом на чемпионское звание и на этих играх будет вновь знаменитый Дамокл из Мегалополя, на протяжении лет десяти почти бессменный победитель самых престижных соревнований. И действительно, он опять уверенно вышел в заключающую часть состязаний, победив всех, с кем пришлось для этого сразиться.
     И вот Дамокл и наш герой стоят друг против друга около круга, образованного сидящими на площадке зрителями, пока не входя в него.
     Нет надобности описывать аргосскую палестру – она была почти точно такой же, как и мегалополитанская. И также была заполнена зрителями, как в описанном нами выше эпизоде первой встречи Перикла с Никератом. Но, конечно, посмотреть решающий бой кулачников на Немейских состязаниях пришло гораздо больше людей. Всем мест внутри не хватило. Поэтому многие толпились вокруг палестры. Им хотелось забраться на крыши галерей, но сделать это было позволено только четверым – на каждую сторону палестры по одному. Они рассказывали толпящимся внизу о том, что видят на площадке, взяв на себя таким образом, как бы сказали сейчас, роль спортивных комментаторов.
     Готовящихся выйти на поединок атлетов окружали по несколько человек, подбадривая, давая последние напутствия перед боем. Это были наставники, земляки, близкие друзья, самые щедрые почитатели. Рядом с Периклом стояли Никерат, Архид, с которым наш герой расстался три месяца назад в поместье Доркона, Менесфий, богач из Элиды, который стремился оплачивать любые расходы новой знаменитости, и два херсонесита. Стоит рассказать, как состоялась встреча Перикла с этими двумя последними.
     Сразу же после первого его боя здесь, к нему подбежали два человека, которых он сразу узнал. А они его – нет. Видел их в родном городе. Правда, хотя чаще всего встречался с ними в палестре, а с одним даже боролся, не знал, как зовут их, ибо атлеты более зрелого возраста держались там особняком от юношей, но порой, в отсутствие старших, брали себе в партнеры. Земляки высказали восхищение его быстрой убедительной победой над известным очень сильным кулачником из Акроганта. Выразили большую благодарность за то, что он, будучи не херсонеситом, взялся биться за честь и славу их города. Заметили, что ныне это особенно ценно, ибо уже давно в Херсонесе нет настолько сильных атлетов, которых имело бы смысл посылать на Немейские и подобные им по значимости игры. Осведомились, не побуждают ли к такому благородному поступку какие-либо узы, возможно, как-то связывающие его с Херсонесом?
     - Конечно, есть узы, которые меня связывают с этим городом и еще как: я в нем родился, вырос, там живет моя семья, - рассмеялся Перикл.
     - Как, не может быть! Что-то я тебя не припомню.
     - Да и я. Разве можно было не заметить такого силача?! – воскликнули земляки Перикла.
     - А я вас сразу узнал. А с тобой даже боролся раза два в палестре.
     - Да нет, не может быть! Ты шутишь?
     Наш герой кратко рассказал им свою историю.
     Земляки крепко обняли Перикла и по греческому обычаю покрыли его голову поцелуями.
     Он узнал, что одного зовут Филимоном, другого Тимофеем. Первый специально совершил большое опасное путешествие, чтобы посмотреть Немейские игры. Второй, находясь в Аргосе по своим купеческим делам, не мог не воспользоваться представившейся возможностью стать свидетелем одного из величайших событий греческого мира.
     Положенные в таких случаях жертвоприношения и моления Гераклу уже полчаса назад были совершены здесь, в палестре, жрецами его храма. До начала решающего боя кулачников оставалось несколько минут.
     - Будь внимателен, не лезь на рожон, - говорил Периклу Никерат. – Дамокл все еще очень силен. Я смотрел все его бои на нынешних играх. Он, хоть и старше стал, а бьется не хуже, чем раньше. И намного лучше, чем тогда, когда со мной имел дело. Он тоже, как и ты, все бои закончил очень быстро. Но ты не робей. Знаешь, как надо с ним сражаться. Главное, на удар его не попадись. 
     - Послушай, Перикл, - обратился к земляку Филимон. – Хочу просить тебя вот о чем. Когда с тобой в Херсонес вернемся, задержись немного в порту, чтобы я мог первым войти в город и сообщить о твоей победе. Хочу стать вестникоми твоей славы. Даруй мне это.
     - Хорошо, дарую, - согласился Перикл. (Примечание: принести добрую весть куда-либо у древних греков считалось необычайно почетно и нередко приносило даже материальные выгоды). Он тоже ничуть не сомневался, что победит. И мог ли сомневаться? Ведь хорошо помнил, как был неуязвим для ударов Дамокла, а сам не раз и не два доставал его кулаком, используя простейшие приемы.
     На середину ристалища вышел один из геланнодиков, то есть, распорядителей на состязаниях, обязанности которых здесь выполняли жрецы храма Геракла. Воздев к небу широко разведенные руки, он вознес короткую молитву этому обожествленному герою. Затем возгласил:
     - Мегалополитанец Дамокл и херсонесит Перикл, сходитесь, и пусть боги решат кто из вас лучший!
     Никерат ободряюще мягко подтолкнул Перикла, сказав:
     - Ну, иди, сын мой. Да помогут тебе Геракл, Арес, Гермес и Афина-Воительница.
     Бойцы вошли в круг, образованный сидящими на песке площадки зрителями, и двинулись навстречу друг другу. Когда приблизился к противнику, Перикл спросил его:
     - Ну что, узнаешь меня?
     Дамокл уже готовый пустить в ход кулаки, остановился и всмотрелся в Перикла. Тот сразу понял абсурдность своего вопроса - кто его теперь узнает? И пояснил:
     - Я один из тех, кого ты жестоко убивал в своем доме. Помнишь, четыре года назад из твоего узилища бежали трое. Двоих поймали. Ты убил их. Потом их распяли. Но одного поймать не смогли. Это – я. И я здесь сейчас, чтобы наказать тебя. Это сделают мои кулаки. Хотя, конечно, ты заслуживаешь более суровой кары.
     Перикл полагал, что сразит психологически этими словами противника. Действительно вполне возможно было ожидать от Дамокла замешательства, хотя бы легкой растерянности, по меньшей мере, удивления. Но ничего подобного он никак не обнаружил. Впрочем, угадать по лицу-маске кулачника истинные его чувства, как мы уже знаем, было трудно: гораздо больше могли сказать глаза. Но во взгляде были только сталь волевой решимости и холодное спокойствие. На самом деле, слова Перикла поразили его необычайно, но многократный чемпион имел завидное самообладание, моментальную реакцию на любую неожиданность, позволявшие ему при любых обстоятельствах не теряться, сохранять спокойствие и действовать наиболее успешно.
     Он совершенно невозмутимо ответил:
     - Ну что ж, вот и посмотрим, сможешь ли ты наказать меня.
     И завязал бой.
     Перикл быстро понял, что слишком недооценил противника. Перед ним был совсем не тот Дамокл, с которым ему пришлось иметь дело четыре года назад, когда тот уверенно, рьяно нападал на него, не очень-то заботясь о защите, ибо знал, что даже удар средней силы ему не грозит. Нет, теперь он дрался внимательно, осторожно, особенно поначалу, когда присматривался к противнику, чтобы определить его манеру ведения боя и выбрать наиболее подходящую тактику. Хотя знал, как необходимо вначале единоборства действовать именно таким образом, наш герой пренебрег этим правилом. Он радовался возможности наносить Дамоклу настоящие удары. Поэтому сразу стал драться в полную силу. Конечно, наносить настоящие удары было далеко не так просто, как лишь имитировать их, что от него требовалось, как помнит читатель, в тренировочных единоборствах четыре года назад.
     Мы намеренно стараемся поменьше употреблять термин «боксировать», ибо греческий кулачный бой мало походил на современный бокс: использовалось гораздо больше видов ударов, что предполагало более сложную технику и делало противоборство более зрелищным, чем бокс.
      Конечно, огрехи в защите Дамокла были и сейчас и чем далее, тем больше, особенно когда он тоже стал биться в полную силу. Время от времени удары Перикла достигали цели, но благодаря отличной реакции Дамоклу каждый раз удавалось значительно смягчать их своевременными движениями. Наш герой применил свой коронный прием, который помог ему быстро победить не одного противника. Однако чемпион ответил эффективным контрприемом, неизвестным даже так превосходно вышколенному бойцу, как Перикл: не только отразил, казалось, неотразимый удар, но и сам нанес. Наш герой ничто не смог противопоставить этому приему и получил удар в голову. В глазах потемнело и помутнело. Он едва устоял на ногах. Дамокл, несомненно, отправил бы его в нокаут, если бы не бил из не достаточно удобного положения. Вокруг поднялся невообразимый шум – публика выражала восхищение филигранным мастерством чемпиона.   
     Дамокл словно взорвался, удесятерив натиск. Он мощно, яростно наскакивал на полу-оглушенного противника, спеша использовать благоприятный момент. Перикл пропустил еще два удара. Все же как-то сумел значительно ослабить их, вовремя, резко откинувшись назад. Публика продолжала неистово шуметь: все ожидали, что бой будет вот-вот завершен. Кто-то крикнул:
     - Давай, Дамокл, прикончи его! Пусть в Скифии знают наших!
     Но Перикл уже выходил из нокдауна. Через несколько секунд он полностью пришел в себя. Быстро выровнял бой. Только теперь ему стало ясно, что поединок не будет легким и непродолжительным. Однако на тяжелое, долгое, жестокое противоборство он не настраивался. Это имело
значение для нашего героя, ибо психологическая устойчивость его была подвержена колебаниям, сильно уступая превосходным физическим данным, что являлось единственным слабым местом его бойцовского дарования. При мысли, что впереди еще долгая труднейшая борьба, он приуныл. И сразу ощутил неимоверную усталость, словно бой уже длился ни как не меньше часа. Все же благодаря выносливости, ловкости, мастерству ему удавалось больше не пропускать ударов. Но действовал слишком пассивно: только отступал – даже не предпринимал попыток хотя бы контратаковать иногда. Публика недовольно зашумела. В этом шуме наш герой различил слова Никерата:
     - Что же ты делаешь, Перикл?! Ты же знаешь – тебя сейчас снимут с состязаний! Хватит оттягиваться назад! Иди вперед, как ты умеешь!
     Слова учителя, которого безмерно почитал и который обладал способностью внушающего воздействия на учеников, отрезвили Перикла, заставили устыдиться и вдохнули волю к победе. Он сумел-таки переломить ход боя в свою пользу.
     Дамокл упорно, яростно контратаковал. И все чаще пропускал удары. Однако они не причиняли ему никакого видимого вреда. Даже такие, какими наш герой отправлял других в нокаут. Получая их, Дамокл продолжал драться как ни в чем не бывало. Периклу стало казаться, что он бьет не по голове человека, а по стволу дерева. Даже звук был такой же. Обескураживало и другое. Перикл очень рассчитывал на то, что сможет одолеть чемпиона если не мастерством, то хотя бы способностью лучше выдерживать огромную физическую нагрузку, ведь он моложе. Но бой шел уже гораздо более получаса, а Дамокл, хотя и дышал тяжелее, чем противник, продолжал действовать быстро и мощно. Впрочем, Перикл не сомневался, что Дамокл изнурен: просто достаточно вынослив. Это же качество и ему позволяло двигаться еще вполне энергично.
     Удары и того, и другого еще были очень сильны. Однако не настолько, чтобы послать в нокаут. Это означало, что победителя теперь может выявить только состязание в выносливости. Оно будет продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь, вконец обессилев, не признает себя побежденным. Бывало, что бои в таких случаях, если встречались сверхвыносливые атлеты, продолжались и два, и три часа и даже дольше. Такая перспектива удручала кулачников, да и зрителей не могла радовать, ибо глядеть на вяло двигающихся бойцов никому не было интересно.
     Вдруг Дамокл бухнулся на зад, а затем повалился на спину, раскинув руки. Это немало удивило нашего героя, поскольку в предшествующий падению момент он и пальцем не коснулся противника. Очень обрадовался, решив, что таким образом Дамокл показывает, что прекращает борьбу. Но тот начал подниматься.
     Геланнодик, сидевший в первом ряду зрителей, сразу закричал, напоминая Периклу, что он может нанести удар противнику не прежде, чем тот встанет на обе ноги. Наш герой и не собирался поступать иначе и отступил на пару шагов, чтобы убедить в своем намерении не нарушать правил. Даже когда Дамокл поднялся, он и тогда не напал на него. Просто потому, что не способен был бить того, кто не может сопротивляться, а Дамокл и производил сейчас впечатление такого человека.
     То, что происходило потом, удивило Перикла еще больше. Дамокл начал сражаться, но не с ним: повернувшись влево стал наносить удары по воздуху, словно по воображаемому противнику. Сейчас бы это назвали «боем с тенью». Но через несколько секунд вдруг опять упал навзничь. Два раза глубоко судорожно вздохнул. Туловище стало вздрагивать в то время, как руки и ноги затряслись мелкой дрожью.
     К нему подошли два геланнодика. Подбежал Желиб, а с ним и другой слуга Дамокла. Они склонились над лежащим, стали осторожно, взволнованно трогать его руками. Геланнодики смотрели на поверженного атлета растерянно и озадаченно, тихо переговаривались. Дамокл перестал вздыхать, вздрагивать и дрожать. Лежал теперь совершенно недвижимо. Он поразительно быстро, просто на глазах, весь сильно, страшно побледнел.
     С некоторым опозданием подбежал лекарь. Склонился над Дамоклом. Стал внимательно осматривать его, ощупывать, поглаживать, массировать, прикладывать ухо к груди, класть руку на нос и рот. Покуда занимался этим, воцарилась тишина: публика, затаив дыхание, наблюдала за действиями врача. Пока он хлопотал над Дамоклом, тот побледнел еще сильнее. Все тело приобрело очень заметный синюшный оттенок.
     Лекарь с сознанием значимости своих действий, своей роли в данный момент, важно и даже с некоторым пафосом произнес:
     - Жизненные соки иссякли в Дамокле. Нет дыхания в нем. Нет биения сердца. Душа его покинула тело. Ей предстоит далекое путешествие. Так и не иначе обстоит дело с Дамоклом.
     Публика опять громко зашумела. В круг выскочил черноволосый, очень широкоплечий мужчина. Стал радостно подпрыгивать и размахивать руками, восклицая:
     - Я, я - победитель игр! Я получу приз!
     - Ты что, ты что, Деметрий! Погоди радоваться! Тебе еще мантинейца победить надо! – сказал ему геланнодик.
     - Уж его-то я одолею – он Дамоклу уступил, а я – Периклу, - ответил Деметрий.
     Геланнодик поднял руку и, когда публика, подчиняясь этому жесту, затихла, объявил:
     - Присутствующие! Победный приз не будет вручен Периклу из Херсонеса, потому что он убил своего соперника! Таковы правила, как вы знаете! Победителя игр выявит завтрашний день! Будут сражаться Деметрий из Сиракуз и Диофант из Мантинеи Лесбосской, сильнейшие бойцы после Перикла и Дамокла! Приходите сюда завтра утром!
     Все стали расходиться. Наш герой оказался в окружении друзей, человек сорока - Никерата, земляков (Филимона, Тимофея и восьми матросов с корабля последнего), Архида, Менесфия из Элиды и других недавно появившихся поклонников.
     Никерат одобряюще-утешающе похлопал Перикла по плечу, сказал:
     - Молодец, Перикл. Ты оправдал мои надежды. Теперь вся Греция будет говорить о тебе. Дома встретят тебя, как победителя. И наградят, как победителя. Из разных городов будут приходить приглашения поселиться в них. Все у тебя впереди… А в том, что Дамокл отбросил копыта, ты не виноват. Как ты можешь быть виновен в том, что он так хорошо держал удары. Он от тебя такие примочки получал. Любой на его месте оглушен был бы. По звуку слышно было какие это удары: как палкой по стволу дерева. А ему хоть бы что. Прет и прет на тебя. А голова ведь не деревяшка. Вот она и не выдержала.
     - Если честно, я ничуть не жалею, что так вышло, - ответил Перикл. – Может, даже хорошо. Теперь ни одного раба не убьет. Пусть это будет месть за тех, кого он истязал и убил жестоко.
     - И я про то, - криво усмехнулся Никерат.
     Остальные, в окружении кого находился наш герой, тоже утверждали, что, независимо от того, кто победит завтра, настоящим победителем во всем греческом мире все будут считать именно его, и поздравляли с этой блестящей победой.
     - Дорогие друзья, и в первую очередь ты, Перикл, приглашаю вас всех идти в святилище Геракла. Завтра там будут чествовать победителя состязаний кулачников, но в действительности того, кто займет лишь третье место. Мы же сегодня будем чествовать настоящего победителя. Совершим  заклание, достойное бойца занявшего первое место и устроим достойный его большой жертвенный пир. Все расходы беру на себя, - сказал Менесфий.
     Наш герой и его друзья охотно приняли это предложение. Только Тимофей обратился к Периклу с такими словами:
     - Дорогой друг, я от всей души разделяю со всеми радость твоей победы, но позволь мне не присутствовать на пире. Это нужно для тебя. Я хочу завершить все оставшиеся здесь мои дела за четыре – пять дней. Тогда ты и Филимон сможете добираться до дома не на попутных судах, подвергая себя опасности произвола корабельщиков, а поплывете вместе со мною на моем судне. Пусть это будет мой дар тебе за твою победу, за то, что ты прославил отечество наше, за то, что теперь во всем греческом мире будут говорить о далеком Херсонесе Таврическом… Сегодня еще большая часть дня впереди, и я хочу использовать его тоже для дела.
     - Я принимаю твой дар с большой радостью и нисколько не обижусь на то, что ты не почтишь своим присутствием пир. Мне бы очень хотелось путешествовать спокойно, не пересаживаясь в разных портах с одного судна на другое. И особенно хочется быть уверенным в команде.  Поэтому, конечно, лучше плыть на твоем корабле. Тем более, что повезу домой не малые деньги. (Примечание: в описываемое время не было еще пассажирских кораблей. Их роль играли торговые. Если на судне оставалось достаточно места после погрузки товара, то капитан брал на борт пассажиров. Не редки были случаи, когда команда корабля грабила и убивала пассажиров, выбрасывая затем их тела в море для сокрытия преступления. Поэтому Тимофей и говорит об опасности произвола корабельщиков).
     Через пять дней в порт Аргоса провожать Перикла пришла целая толпа поклонников. Многие преподнесли ему дары, иные весьма дорогие.
     Долго, пока херсонесский корабль не покинул гавань, в след ему над волнами неслись добрые напутствия и слова прощания, в которых выражались надежды встретиться на новых состязаниях.

    
     Попутный тугой ветер наполнял широкий парус и быстро гнал корабль. Нос судна мощно разрезал волны, отчего вправо и влево разбегались пенящиеся валы. Слева в стадиях двух-трех от корабля тянулся берег. Это был берег Тавриды. Стоявшие у бортов люди всматривались вперед, туда, где в голубоватой дымке в дали все более четко вырисовывались очертания города. (Примечание: стадий – мера длины у др. греков, равная 185 метрам).
     - Ну, вот, наконец-то добрались. Обошлось без приключений. Всегда бы так, - сказал Тимофей.
     Перикл с замирающим от радости сердцем узнавал родной город. Как долго он не был здесь! Больше восьми лет. Причем первые четыре года не имел ни малейшей надежды вновь увидеть родную землю. Тогда мечтал вернуться сюда хотя бы нищим неудачливым наемником, пусть даже посмешищем для земляков – лишь бы вернуться. Но вот он вновь видит родной Херсонес. И вступит в него с высоко поднятой головой.
     Было сожаление о том, что остались позади лучшие годы жизни. Ему шел тридцатый год. По понятиям людей того времени это уже был весьма солидный возраст. Но наш герой вспомнил слова Никерата: «Все у тебя еще впереди». По крайней мере спортивная жизнь у него была, и правда, вся впереди. И Перикл не ошибался, думая так. Он станет многократным победителем Олимпийских, Немейских, Истмийских, Дельфийских игр. Поскольку расстояние от Тавриды до мест проведения их (Олимпии, Аргоса, Коринфа, Дельф) было даже по нынешним понятием весьма велико, ему придется переселиться в Грецию. В сорок девять лет он закончит выступать в таких крупных соревнованиях: как сказали бы в наше время, уйдет из большого спорта. Причем уйдет непобежденным. И точно также, как сейчас, возвращаясь в Херсонес, будет стоять на палубе корабля и глядеть на приближающийся родной город. Он будет с удивлением думать о том, как быстро пролетели двадцать лет со дня возвращения на Родину после освобождения из рабства и окончания школы Никерата. Но сожаления о прошедших годах у него уже не будет, потому что он будет знать, что в дали от отечества прославлял его своими победами, ибо на каждом состязании возглашалось, что он атлет из Патр, но родом из Херсонеса Таврического.