Интертекстуальность в романе М. Д. Лахлана

Интертекстуальность один из актуальных явлений современной литературы, наиболее встречаемый в жанре фэнтази.
Интертекстуальность включает в себя термин, введенный в 1967 теоретиком постструктурализма, французским исследователем Юлией Кристевой (р. 1941) для обозначения общего свойства текстов, выражающегося в наличии между ними связей, благодаря которым тексты (или их части) могут многими разнообразными способами явно или неявно ссылаться друг на друга. Следует заметить, что идея «диалога между текстами» в первоначальном варианте принадлежала М. М. Бахтину. 
Самое явление мистического в новейших произведениях данного жанра подразумевает основу как историческую, так и мифологическую. 
Рассмотрим произведение Марка Лахлана “Фенрир. Рожденный волком”.  В романе представлены образы, умело сотканные автором из реально существовавших исторических личностей.  Пример такого явления данном романе, являет образ Вещего Олега.  Лахлан описывает Олега, как великого и мудрого правителя, явно имея сходство с образов все того же Вещего Олега в произведении А.С.Пушкина “Песнь о вещем Олеге”. Пушкин и Лахлан воссоздают в своих произведениях  образ великого правителя, собравшего под своим крылом колдунов и вещуний.
Олег  – разумный и справедливый владыка, “могущий воитель”, славной победой прославивший своё имя. По преданию, князь Олег мужественно сражался с хазарами, овладел столицей Византийской империи – Константинополем (русские называли его Царьград). Уходя оттуда, в знак победы он прибил на воротах города свой щит. ”Вдохновенный кудесник” предсказывает князю Олегу будущее. Из его речи мы узнаём, что князя ждёт ”дивная судьба”, которой ”завидует недруг”. Олегу помогает ”незримый хранитель”, поэтому ”под грозной бронёй” он не ведает ран. Ни ”синего моря обманчивый вал”, ни праща, ни стрела, ни “лукавый кинжал” не страшны князю. Но смерть примет он от коня своего.
Олег усмехнулся — однако чело
И взор омрачилися думой.
Князь привязан к коню, как к верному другу, ”гладит и треплет” его по шее крутой. Для Олега его конь – ”верный слуга”, участник всех боевых походов, с кем вместе прожита славная жизнь:
Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
Расстаться настало нам время:
Теперь отдыхай! Уж не ступит нога
В твое позлащенное стремя.
Много лет спустя, возвратившись из походов, князь вспоминает о своем верном товарище. Услышав о его смерти, Олег, как ему кажется, побеждает в споре с предсказателем и “хочет увидеть он косги коня”. Наступив на череп, князь иронически опровергает предсказание:
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!
Но, оказывается, кудесник не ошибся:
Из мертвой главы гробовая змия.
Шипя, между тем выползала.
Ужас охватывает от предчувствия неминуемой гибели этого мужественного человека, прославившего себя в суровых походах и прожившего славную жизнь. А.С. Пушкин не только поэтически осмыслил ”преданье старины глубокой”, донес до нас историю жизни и смерти ”вещего” князя Олега, но и создал яркий, запоминающийся образ и характер.
Лахлан интерпретирует исторический сюжет по-своему. Описывая его все так же “сильным и мудрым правителем”, но при этом ”кудесником и покровителем магии”. Постепенно образ вещего Олега становиться непоколебимым отражением характера ”варяжского князя”, ослепленного предсказанием незнакомца”. Олег слепо велит предсказаниям вещуньи и тому, что смог ”узреть в колодце смерти” – ”гибель его придет от коня”.
Таким образом, Лахлан приравнивает князя к образу древнего божества Одина – покровителя войн, поэзии и магии. И тут мы можем увидеть некую интертекстуальность.
Лахлан честно изобилует историческими фактами ссылаясь на ”Повести временных лет”, но при этом создает князя по образу Одина из сборника скандинавской мифологии ”Старшая Эдда. Прорицания вельвы”. Явственно в романе отражает суть интертекстуальности – история Олега, его внешность позаимствована из исторического источника, ведь вещий Олег действительно некогда существовавшая реальная личность.
Но вот мы видим сам характер, взятый из мифологии и словно рубаха надетый на князя Руси. Некое сравнение двух сходных в литературе образов – историческая личность, окутанная тайнами истории и мифологическое божество, которому поклонялся если не сам князь то его народ. Подобная интертекстуальность есть и в выше упомянутом произведении Пушкина, но имеющая исключительно историческую подоплеку.
В итоге Лахлан показывает нам очередного мифологического персонажа – Фенрира.
В германо-скандинавской мифологии Фенрир являет одним из двух сыновей Локи, обреченных на вечную битву с Одином, как упоминается в произведении ”Старшая Эдда. Прорицания вельвы”. Лахлан показывает нам историю о родившемся в человеческом теле чудовище, обреченном вечно побеждать Одина в человеческом обличье.
Братья начнут
биться с друг другом,
родичи близкие в распрях погибнут;
тягостно в мире,
великий блуд,
век мечей и секир,
треснут щиты,
век бурь и волков
до гибели мира:
щадит человек
человека не станет….
Перерождением Одина нам представляют, вещего Олега, а как бы иронично не звучало, перерождение Фенрира – монах. Ссылаясь на все вероятные упоминаниях об Фенрире, Лохлан упоминает миф о Тюре и Фенрире, как одну из сцен своего романа. Автор краткое описывает историю о заточении мифического волка на скале Крик, как нечто уже прошедшее. Таким образом, Лохлан переходит к событиям именуем пророчеством о рагнареке в ”Старшая Эдда. Прорицания вельвы”.
Подобную интертекстуальность можно встретить в романе И.А.Бунина ”Баллада”. Так же упоминание мифического фолка и мифа о его заточении на скале Крик можно встретить в произведении Джона Р.Р. Толкиена  ”Сальмариллион”.
Фенрир мафический волк, образ чудовища побеждающего Одина и предвещающего рагнарек. Образ, что смог так реалистично передать Лахлан в своем романе ”Фенрир. Рожденный волком”. Вся интерпретация скандинавской мифологии, и ее проявления в древней Руси. Невероятная интертекстуальность ведущая к истокам мифологии, к “варяжским” корням Руси.
В греко-скандинавской мифологии Один – верховный бог, мудрец, воин-колдун и знаток рун. Отходя от его образа, автор дает нам косвенное упоминание о персонаже мифологии Вали. В романе Лохлана он описывает как сын Локи ставший Фенриром по вине своего отца. Но вспоминая упоминания в скандинавской мифологии Вали сына Одина, как и Видар появляющийся в романе Лохлана.
Автор представляет Вали(названного в честь сына Одина) и Нарви как сыновей Локи наказанных за непокорность отца, обреченных перерождать вновь пока не наступит рагнарек. Вали в роли Фенрира каждый раз убивает брата и Одина, а после обречен, погибнуть сам. В этот момент мы видим как автор, создавая интертекстуальность, решает создать свои личные детали уже известного сюжета. Лохлан дает нам историю с множеством интертекстуальностей скандинавской мифологии и исторический источников, создавая при этом новую историю про вечную борьбу двух братьев с судьбой. К сожалению упоминания сыновей Локи в литературе можно встретить лишь в “Верховной Эдде”, чего не скажешь об их знаменитом отце.
Образ Локи построенный на скандинавской мифологии можно встретить стихотворениях И.А.Бунина и В.Я.Брюсова. В романе Дианы Уинн Джонс “Огонь и Заклятье, или Восемь дней с Люком” и серии книг Рика Риордана “Магнус Чейз и боги Асгарда” Локи представляет, как злое божество желающее наступления конца света, но в романе Лохлана он представлен как отверженный бог, хитрый и лживый, но при этом желающий свержения богов Асгарда лишь ради спасения своих сыновей обреченных вечно убивать друг друга рождаясь вновь и вновь.
Возвращаясь к образу Одина имеющего положительные черты в скандинавской мифологии в романе Лохланна он описан как жестокий бог обрекший на вечные мучения сыновей Локи ради того чтобы угодить ткачихам, прядущим судьбы в Игдрасиле.  К сожалению, кроме произведения “Верховная Эдда” других  упоминаний Одина в литературе фактический нет. Но удивляет, как при интертекстуальности Лохлан, в некотором роде интерпретировал образы основных персонажей скандинавской мифологии в своем видении с неким драматизмом и относительностью понятий хороший и плохой, герой и злодей.