Деньги

     Огромная площадь была запружена народом. Над ней висел аэростат, на котором развевался баннер «Выборы президента Всеобщей Лиги».
     На высоком помосте стоял человек, лицо которого крупным плавном отображалось на больших панелях, окружавших площадь.
     - Для тех, - крикнул он и резко выкинул вперед руку, - кто кричит «Долой!». В этот день и в этот час закончилась операция против бунтовщиков в Мансарии. Шире ноздри! Почувствуйте! Земля Мансарии свободна от ее жителей. И теперь каждому из вас отошла доля земли Мансарии, ее недр, воды, воздуха, всего того, что растет и плодится на той земле.

     Грид подумал: «Вот хорошо, отец еще немного поживет, а то у него кончался воздух, и семья со страхом ожидала прихода «выемщиков», которые лишили бы его возможности дышать».
     Когда-то давно он потратил много своего воздуха на лечение сестры Грида.
     Но мир так стремительно меняется: все, чем владеешь сегодня, завтра может исчезнуть, как дым, так что человек всегда стоит на краю. На том краю может исчезнуть и он сам.
     Сегодня отца спасла Мансария, а может, кого-то еще спасла ее вода или пища.
Грид не думал о бунтовщиках, которых истребили. После того, как их упомянул кандидат в президенты, Грид тут же о них забыл. Странно, что они вообще были, эти бунтовщики. Как и бунтовщики Хорухии, которых уничтожили накануне Дня Объединения. Они сопротивлялись с самого первого дня Объединения, когда Грид был еще ребенком. Отец тогда говорил, что зря они сопротивляются. Объединение неизбежно, в нем залог развития, стержень прогресса. Тогда он вступил в Армию Объединения. Никого не смущало название «армия», не смущает и сейчас.
     Отец ничего не рассказывал о том времени. Последние годы у него совсем было плохо со здоровьем, и он растратил все свои ресурсы. Если бы не последние события в Мансарии, сейчас были бы последние его дни.
     Когда Грид стал ходить на митинги, отец сказал: «Держись от этого подальше».
     «Почему? – спросил Грид. – Вам, старикам, нужно отойти в сторону. Мы, молодежь, хотим создать новый мир, и мы его создадим».
     «Но мы-то еще живем, - сказал отец. – Нас использовали, теперь используют вас».
     То, что ответил Грид, он сам не хотел вспоминать. И тем не менее, от считал себя правым.
     Миру требовались перемены. И Грид готов был за них биться. Все, что мешало новому, должно быть сметено. Оно мешало, мир был в замшелой паутине, которую нужно было рвать и жечь, рвать жестоко, без слюнтяйства, чтобы дышать полной грудью, а не трястись от страха над каждым глотком воздуха. Как его отец.

     Кандидат продолжал:
     - Мы должны изгнать слюнтяев, которые хотят прибрать власть, как они талдычат, ради всеобщего блага, мира, и процветания. Идеалисты или мошенники! Они повернут эволюцию вспять, где люди будут жрать друг друга, пока не останется никого. Мы за великую цивилизацию, которая способна расширять свои границы.

     Внезапно небо потемнело и грянул ливень. Молния ударила в высокий шпиль одного из зданий – оно вздрогнуло. Люди в панике бросились с площади.
     Грида спасло то, что он стоял у угла и быстро убрался за него, так что водоворот толпы огибал его, а он смотрел, как люди бегут по людям.
     Глядя на раздавленные тела, он подумал: «Ну вот, теперь их доля отошла всем живым. Видимо, это то, к чему мы стремимся».
     Голову его сдавило так, что казалось, она сейчас расколется. Он упал, корчась от боли.
     Тишина наступила так же внезапно, как и боль в голове. Грид не чувствовал своего тела.
     «Я умер, - подумал он, - но способность мыслить остается. Хорошо бы посмотреть, какой я, хотя нет, не нужно, мне всегда было муторно смотреть на этих …».
     Тишину нарушил грубый недовольный голос:
     - Давай, открывай глаза.
     Грид послушался.
     Над ним наклонился, судя по униформе, врач.
     - Вставай и на выход! Тут еще целая толпа. Кому глаза, кому руки, кому ноги, а корму еще чего заменить.

     Грид выбрался через толпу покалеченных людей из клиники и вдохнул показавшийся ему морозным воздух. Он дрожал, но не от холода.

     Отец возился со своим драндулетом. Уже второй год он пытался его оживить, потому что вся работа шла вручную, а запчасти он пытался извлечь из куч хлама, движущегося на переработку.
     Он бросил взгляд на Грида и сказал:
     - Ты чересчур бледный.
     Грид присел на ящик с вытертым знаком радиоактивности.
     Он провел рукой по лицу и ничего не ответил.
     - Ты никогда не думал, - спросил отец, - что все, чем ты пользуешься, кто-то создавал, кто-то все это придумывал, мучился в поисках решения и трудился? А чего хочешь ты? Чего хотите вы все? Производить отходы? Так долго это делать не доведется. Ты можешь считать меня старым занудой. Человек проходит жизнь по ступеням. В молодости все мы революционеры, а в старости мы такие, какие есть. И ты будешь таким.
     - Это будет потом.
     - Конечно. Ты пойдешь своим путем, и будешь им идти, когда и меня не будет, потому я не собираюсь направлять твои глаза туда, куда хочу я.
     Грид вздрогнул. Вчера он бы легко сказал отцу о глазах, можно сказать, назло, потому что знал, как он относится к биомодификации.
     Отец щелкнул тумблером, раздалось тихое урчание.
     - Завелся, - довольно сказал отец.
     Грид глянул на древний дредноут, не веря, что он сможет подняться.
     - Да, - отец уловил его взгляд, - еще есть над чем поработать, но я справлюсь.
     И он выключил двигатель.
     «А ведь он действительно справится, - решил Грид. – Этого у него не отнять. И все-таки он привязан к своему драндулету с давних времен. Слишком много он для него значит. Я бы не хотел продлевать жизнь старью. Не хочу оглядываться.

     В городе было необыкновенно тихо. Даже ночью обычно город шумел, на то он и город. Город не обращает внимание на движение светил. Движение людей нужно городу так же, как биение сердца человеку, а может, так же, как человеку нужна нефть, которую он готов сжечь. Нефти не нужен человек. Но он об этом не рассуждает, а просто сжигает ее. И город живет.

     Дитя ночи - тоска. Она была бы неизбывной, если бы ночь не имела конец.
     - Полечу я, - сказал Грид.
     - Далеко?
     - На Орифею.
     - Слышал. Дорога в один конец.
     - Все наши дороги…, сама жизнь в один конец.
     Отец усмехнулся:
     - Приятно слышать. Но я вот о чем: слишком масштабный проект, чтобы так резко стартовать. Там ничего не подготовлено, а планируют отправить большой караван.
     - Они говорят, что там готовы станции.
     Отец вздохнул.
     - Самая большая ценность – это ресурсы. А их становится все меньше – это закон развития. Тебе это ничего не напоминает?  Во все времена главным решением этой проблемы было уменьшение числа тех, кто ресурсы использует. Люди не придумали ничего другого.
     - Мы должны попробовать.

     Машины стояли в шеренгу, как на параде. Грид поднялся в свою и вошел, не оглядываясь. Он уселся в свой отсек. Взгляд его лишь скользил по проходящим мимо него. Неведомое тревожило его, и это раздражало. Он пытался гнать это чувство, но безрезультатно.

     Отец Грида смотрел, как гасли одна за другой звезды.
     Он знал, что это за звезды, он также знал, что жизнь его еще продлится.
«Вот еще способ высвобождения ресурсов», - подумал он.
     Он оглянулся и посмотрел на свою старую машину. Он знал, что запустит, взлетит, и кто-то увидит погасшую звезду.