Сильная девочка

Все детство я была хилым и болезненным ребенком. Годовалой подцепила какой-то страшнейший вирус. По рассказам мамы, в младенчестве я не особо жаловала малознакомых дядечек и тетечек, а тут вдруг потянулась к заезжей, московской родственнице. То ли детенышем я захотела ее по-кавказски гостеприимно обслюнявить, не каждый же день родня из первопрестольной в гости захаживает, то ли ген какой заштормил во мне, бог его знает. А родственница вместе с любовью передала вирус. В общем, чтобы не томить, скажу только, что мама с бабушкой бились с высоченной температурой долго и упорно, почти неделю. А когда совсем отчаялись, болезнь отступила сама.

Потом, уже в возрасте четырех лет был запущенный коклюш. Не помогало ни одно средство. Врачи посоветовали вывезти меня на море. Родня мигом упаковала скарб и ринулась со мной на море. То была моя первая встреча с большим и необъятным Черным морем. Никаких карамельно-радужных радостей я из той поездки не помню. В загашнике памяти лишь одна картинка – я стою одна на берегу людного пляжа и громко плачу. И хоть бабушка и на берегу, по ощущениям я все равно одна. А все потому, что она сидит себе и спокойно взирает на то, как мама заходит в воду и отдаляется от меня. Плывет все дальше и дальше, и никому во всем этом треклятом мире нет дела до меня, орущей от страха, что маму сейчас поглотит это огромное, мокрое чудовище. В результате этой вылазки на лазурный берег, я избавилась от коклюша и приобрела панический страх воды.

Но, надолго хвори меня не оставляли. Избавлялась от вируса, подхватывала грипп, залечивала кашель, приставала ангина, одним словом, ни одно, так другое. Болячки следовали за мной по пятам. Но, ни высокая температура, ни удушливый кашель, ни любое другое недомогание не доставляли мне больших страданий, чем запрет на поедание мороженного.

Когда хромой иммунитет, сжалившись надо мной, все же побеждал в схватке с болячками, это лакомство мне все же покупалось. Продающееся в магазинах мороженное было никуда не годным, то был подслащенный лед в вафельном стакане, не более. Вкуснее можно было слопать на Фуникулере. Но, мне независимо от качества лакомства, полагалось его осторожно слизывать, даже в летний зной. А, стоило подуть легкому ветерку и все опять начиналось по кругу – простуда, кашель, горло, температура. Я была во втором классе, когда пришедший на дом педиатр, авторитетно заявила, что на сердце появились шумы, и нужно удалять гланды. Сказано – сделано. До операции оставалось дня три.

Отчетливо помню, как сижу у бабушки Гали, которая приходилась родной сестрой моей покойной бабушки, дома. В одной единственной комнате, которая служила и столовой и спальней и гостиной, стоял громадный, овальный стол, кровать, диван, трельяж и старинный, деревянный буфет. Фантастика! Умудрялись же люди впихнуть кучу мебели в одно, небольшое пространство. В глубине деревянного буфета у бабушки были образа святых. Она была верующим человеком, часто водила меня в русскую церковь на службы. Единственным, что нравилось мне из этих регулярных походов на богослужения, были песнопения. Они пленили и завораживали. Под образами, в глубине буфета горела лампадка. Бабушка следила, чтобы лампадка горела всегда.

 - Вокруг все говорят, что никакого Бога нет. Я бы и сама так думала, в конце концов, никто из тех, кто верил в его существование, не видел его в глаза. Но, мне больше не с кем было обсуждать собственные страхи. Бабушка, уверена, что ты есть, - обращалась я какому-то размытому образу старца, восседающего на небесах. И мне так страшно, что я хочу, чтобы ты на самом деле был и помог мне справиться, сделал бы так, чтобы мне не было больно, пожалуйста.

Но, то ли у Всевышнего был не приемный день, то ли он был перегружен другими заботами, и моя мольба до него не дошла. В день операции меня привязали к креслу и начали что-то безжалостно кромсать в горле. Было очень больно. Из приятных послеоперационных ощущений помню кисель. Через несколько дней меня выписали из больницы.

Еще через пару дней я выпросила у мамы пирожок. Мы зашли с ней вечером в булочную, купили хлеб, и уже выходили из магазина, как мне нестерпимо захотелось пирожков. Аромат стоял в булочной такой дурманящий, что мама сдалась и купила мне мясной пирожок, несмотря на то, что грубую пищу есть не рекомендовалось. Возможно ее подкупило то, что я наконец-то что-то попросила есть. Я это делала крайне редко. Аппетитный пирожок хотелось так дико, что я начала с ним разделываться еще по дороге домой. Его аромат преследовал меня еще долгие годы, так бывает, когда утоляешь лютое желание, или связываешь этот аромат с глубокими эмоциональными переживаниями.

Вечером были уроки, телевизор и сон. Мама разбудила меня уже поздно, когда было далеко за полночь.
Знаете, нам только кажется, что родители засыпают вместе с нами. На самом деле, они охраняют наш сон, просыпаются и прислушиваются к нашему дыханию. Я это поняла, когда сама стала мамой. Проснувшись, мама услышала какие-то странные звуки, раздающиеся из горла, и стала меня будить.

Случился до банального нелепый конфуз. После удаления гланд в горле образуется тончайшая пленка. Грубую пищу в такие дни кушать строго запрещается. Пирожок, умятый мною за несколько часов до сна, ее повредил и вызвал кровотечение. В те времена мы жили почти рядом от центрального офиса неотложной помощи. Схватив меня в охапку, мама побежала в скорую. Там меня осмотрели и сказали, что нужно срочно везти в больницу, зашивать пленку. На машине скорой помощи нас с мамой доставили в больницу Арамянца, горожане и по сей день продолжают ее так называть.

Дежурный врач провел обстоятельную ревизию моего булькающего горла и взялся за нитки. Всаживал ли ночной хирург какой-нибудь укол для притупления боли, не помню. Но, по болезненным ощущениям, отложившимся на жестком диске памяти, скорее нет, чем да. Ну, и я в долгу не осталась, откусив ему палец во время манипуляций. Тут этот хирург как залепит по лицу. Притом, бил мужик наотмашь, не жалея докторских силенок на семилетнего ребенка. Яркое в ту ночь дежурство у него выдалось. С одной стороны, он кровь ртом хлещущую остановить не мог, с другой пациент попался кусачий и откусил до крови палец.

После процедуры зашивания было решено оставить меня в больнице на ночь. Как объяснила медсестра, обессиленный от потери крови ребенок не сможет самостоятельно передвигаться, поэтому дите следует оставить в больнице. Но, мама решила все же меня увезти. Поймала такси, подогнала его к дверям больницы. Смутно помню, как меня взяли, как бандероль и положили в машину. Уже по приезду домой, таксист въехал в наш итальянский двор, подрулил на своей волге с зеленым огоньком к дверям подъезда, и даже денег не взял с мамы.
И вот, мы стоим перед подъездом, одни, я и мама, больше не души. Время-то позднее. А жили мы на четвертом этаже. И тут, эмоциональная от природы, мама расклеилась окончательно. Она полностью обессилела от перенесенных переживаний. Отчетливо помню ее слова. Ты должна быть сильной, потому, что я не смогу тебя поднять на четвертый этаж. Как рассказывала мама уже спустя несколько лет, у нее просто в тот вечер отказали ноги. И если бы она и вздумала нести тощего, но как никак семилетнего ребенка, на четвертый этаж, то свалилась бы вместе со мной.

Из всех ярких событий того памятного вечера в памяти отчетливее всего осел именно этот эпизод. Набрав из неведомых недр последних силенок, я медленно тащусь вверх. Мама, опираясь о деревянный поручень перил, ползет за мной. И лестнице этой не видно конца. И некого попросить и некому крикнуть в этой глухой ночи. И слабость одолевает и хныкать хочется от обиды, что никому в целом мире нет до нас дела. Но, я четко понимаю, что в этот раз я за старшую.

Хорошо на этот счет говорит Мураками - Раньше я думал, люди взрослеют год от года, постепенно так... А оказалось – нет. Человек взрослеет мгновенно. У меня так и вышло…