Как в России за хлебом ездили 10
Россия, 1919 год
… Дожидались первый хлебный обоз кто как: рабкор Кульманов с невероятным товарищем Лупастым пузы грели на солнцепеке; дед-часовой Савков, напрочь разогнав задержавшихся мешочных людей матерными криками и ехидными уколами стального штыка, влез на степной бугорок и уставился в грозную даль; командир Семенов, загрузив польскую барышню в паровозную будку, а топку - дровами, развел пары, отцепил паровоз от вагонов и стал обучать симпатию паровозному делу – катаясь по рельсам то туда, то сюда.
При обучении от паровоза валил пар и дым, а из будки то и дело высовывался по плечи радостный и раскрасневшийся ответственный хлебозаготовщик, ехидно кричавший деду Савкову, чтобы тот при проезде машины мимо него время не терял, а учился делать винтовочный артикул. Красному флагу на паровозном котле. Ну и паровозной команде, конечно.
Дед Савков, демонстративно набив худой и старческий рот утаенным от завтрака вареным овсом, молча сосал его, так как имел серьезную недостачу в зубном аппарате.
Кульманов, глядя на ревнующего деда, хохотал и советовал престарелому часовому вызвать паровозного учителя на дуэль.
А затем, как пролетарский поэт, невзирая на отсутствие слуха и голоса, а также и тоже - частичных зубов, громко спел оскорбительную частушку, вот эту:
У полячки ноги длины
И чернявая коса
Позабыл про нестоячку
Дед Савков, поев овса
Короче, было весело. Да и время летело незаметно, ибо – солнце катилось к вечеру. А там и ужин.
К тому же от дороги, вытекавшей из леса – это по ней, по русской и разбитой, ушли за хлебом бойцы, раздался переливчатый звон пяти-шести колокольчиков. Ну совсем как в начале фильма «Чапаев» - о чем громко закричал рабкор Кульманов, не обращая никакого внимания, что его крик и указание пальцами никто не понял – Захар из-за паровозных храпа и свиста, а также и любовного увлечения, часовой Савков - по причине рождения еще в 19 веке, а невероятная «жертва империализма» Лупастый - от неправильного воспитания ( см. главу «Как в СССР инновации создавались»).
Да вот и она - тачанка! С колокольцами, в тройке коней, с пулеметом, лентами и пулеметчиком Юрчуком, с радостным матросом Еропкиным, с Трофимкой Авгеевым на облучке и с парой зерновых тугих мешков.
За тачанкой выкатились и несмазанно заскрипели очень громко и натужно три реквизированных телеги. На уложенных аккуратно полных мешках победительно сидели остальные революционные добытчики. Телегами правили очень уверенно и по-хозяйски китайские товарищи.
- От оно как! – крикнул радостно спрыгнувший с паровоза к подъезжающим командир Семенов. – Ну, Еропкин! Ну, матрос! И китайцы, тут еще! Я говорил – китайцы – сила! Даж тачанку у кого-то отобрали!
- Не у кого-то, а у кулака! У самого главного кровососа деревенского! – вылезая из мягкой, на рессорах, тачанки и отряхиваясь от пыли ответствовал Еропкин. - По фамилии как у всех – Расквасов. Сытый, гад… Толстый… хитрый… как хороший барсук! Ты ему слово – он тебе – десять! И все крутит-крутит, врет и прямо брешет, гад! Всех хрестьян расквасовских в кабалу вогнал, землю их захапал, даже родник общественный цыганам продал…
- Шлепнули? – поинтересовался подошедший к разбору Кульманов. – Для мирового и эстетического разнообразия?
- Не… у него там детей-внуков - штук двадцать… Разного сопливого калибра… Пущай размножаются… Мы его все равно очень сильно, при все честном народе и с его помощью откулачили…
- Раскулачили… - поправил Кульманов
- Втроем да в шесть кулаков – это как? – засмеялся Еропкин. – Да еще Босых размахивался… Раз кулачить да два кулачить – это не по-нашему. Вот поэтому мы всем миром его и откулачили. Спасибо еще через свои сопли кровавые за разбитую морду всем нам и сказал… И дитям своим в и внуком наказал – шоб не воровали, одним словом…
- Не пресекли, значит, ниточку поколений…
- Не пересекли… - ответил Еропкин и с подозрением посмотрел на Кульманова. – А ты это чего… знаешь что ли этого… мироеда Раквасова? В чем твой интерес?
- Да откуда… - отпрянул пугливо рабкор, - просто фамилия знакомая… Да все они, Расквасовы, хороши!.. Кулацких кровей!
- Всетки надо было этого кулака Расквасова шлепнуть! – огорчился командир Семенов, - А детей-внуков – на пролетарское и революционное воспитание раздать… Можно и нам бы в депо – парочку! Слесарей бы из них сделали! Настоящих паровозников! Для будущей революции! И было б им - счастье!
- Так, Захар, сгоняй на тачанке!.. – засмеялся Еропкин и подмигнул на высунувшуюся их паровозной будки полногрудую Броню, - еще не поздно… И сам ячейку семьи создашь…
- Ну ладно, хорош тут разговоры семейные обустраивать! - посуровел Семенов. – Грузи мешки в вагоны! Вари кашу! Отдыхай…
…Вечером у костра, среди привольно раскинувшихся отрядников, наевшийся деревенских харчей Трофимка Авгеев начал интересный рассказ:
- Был я в Ташкенте-городе – проездом, как кочегарный помощник… Очень мне понравился город Ташкент. И таможивущие дневные сельчане, которые не басмачат, тоже понравились… Однако – чай жидок! К тому же – от несвежести аж в прозелень идет..
- А ночные? Сельчане?..– повернулся к нему Босых.
- Ночные? Те сплошь – басмачат, с кончак-ножами ходят, ежели попадешься – пузо враз на манер арбузной дыни вскроют! О как!.. Скажи, дядя Афанасий!..
Многоездивший Лиходед одобрительно хмыкнул и пояснил:
- Это - точно!.. Однако - с имя надо в торговлю вступать… Очень они торговлю любят – прямо дрожат… И не просто, как наши живоглотные купцы – лишь бы на рупь целковый нахапать… Им, главное, в разговор вступить! Люди весь век при базаре обитают, что ты! Со своими-то у них говорено-переговорено!... А тут – ты, Ванька-русачок, ноздри вверх и в них ветер в глупость дует!.. И при каких-никаких деньгах!.. Тут, ясное дело – налетают… Для разговора… А на базарах – чего только нету… Веришь-нет – лавровый лист – банными вениками!
- Тогда скажи мне, товарищ Лиходед…- заворочался Трофимка. - Вот что это за понятие такое… или – овощ… винный град сушеный – очень много там его на продажу в мешках было. Пить?.. Курить?
- Курить они там присопособляются коноплю гашеную… ну как известь, отсюда и название у них идет – гашиш. А ташкентская ягода сушеная - кузюм зовется или, по ихнему – «кышмышь»! - очень солидно и самодовольно ответил разьясняющий пролетарий. – Естся ротом, очень вкусна, опять же идет в булки, пироги и куличи… Неужто в пасхальных не ел?
- Да у меня же братья старшие… они этот кузюм всегда выковыривали из булок да сами ее и сьедали… - расстроился прошедшим детством и лицом Авгеев. - А мне говорили – тараканы… А «кыш-мышом» почему название?
- Потому как хранят они его в амбарах со с мышами. Мышь там очень прожорная, котового размера, сьедает много. Особенно уважает кышмыш. Вот заходит местный торговец со свету в амбар. В темноте чует шубуршание мышиное и кричит: «Кышь!.. Мышь!.,» Отсюда и пошло – кышь да мышь!.. Вот тебе и «кышмышь»!
Кульманов захохотал:
- Точно! Вот тебе и разьяснительный пролетарий! Век живи – век учись!
Лиходед скромно пожал кожаными собачьими плечами:
- Я у любого слова в нутро залезу! Потому как у меня к словам природорасположение такое…
- Читал, небось, много?
- Плохого о себе не скажу – вовсе и не читал ничего! А как слово увижу или услышу – сразу его понятие вижу насквозь!
- С Щукарем, дедом таким – не знаком?
- Кто таков? Из маляров?
- Ладно, проехали… а вот тебе слово «прокламация»…
- Слово это простое, еврейское. – Ни минуты не задумываясь коротко сыграл бровями Лиходед – означает – «проклиная мацу!». Это у них как у азиатов: «Хлебом клянусь!»
- Это же листовки!
- Правильно! А ты видел, что они… листовки-то - тонкие?
-Видел.
-А маца?
-Что – «маца»?
- Ну… маца – тонкая или толстая?
- Ну, тонкая…
- Вот тебе и ответ!
Огорошенный таким ловким и быстрым ответом, а главное – окружающим одобрительным ка шлем сочувствующих Лиходеду бойцов, Кульманов уязвился:
- Ну а – «социализм»?
- Тоже вполне еврейское слово!
-Здесь-то – почему?!
- Берем первый слог: - «Сац». Так? «Сац» да «Кац» - откуда коренья? Еврейские… здесь означает «человек» - «Сац». То есть – «он». Второй слог у нас – «ия». Что значит, как вы уже догадались, братишечки мои, «и я» - тоже, значит, хочу «И я хочу»! Сац хочет и я хочу! Вместе мы, с Сацем, хочем…
От спокойной твердо-уверенной речи самодовольного кошачника у Кульманова закружилась голова:
- А последний твой «корешок»?
Лиходед вновь картинно сыграл опаленными бровями:
- «Лизем», что ли?.. «Лизем», товарищ пишуший человек, означает нашу дальнейшую сладкую жизнь. «Лизем» это от слова «лизать». Как сахар. «Сациялизем»! То есть все вместе, вместе с Сацем, мы хотим стремиться к сладкой предстоящей жизни! При которой будем все спокойно и работать, и лизать. Что и подтверждают на митингах наши благословенные товарищи ораторы. Которые, как вы уже догадались, за их силогласие, происходят от слова «орать». – ловко поставил последнюю точку Лиходед.
Бойцы хитро запереглядывались неумными глазами, задвигали жесткими шинелями, застучали сапогами, винтовками, потянулись к выходу их теплушки. Из рассветного тумана запахло распаренной морковью и закричали тонким китайским голосом: «На чиай, тувариси!». Кульманов только успел вставить:
- Афанасий, ну не могут все слова эти быть еврейскими…
- Да? А товарищи Карл Маркс? И опять же – Энгельс? Они тебе – кто? Отнюдь не с Больших Пыжов товарищи! То-то, дорогой мой товарищ Владимир! Ты ко мне, если что, подходи с беседой… я человек разговорливый, не жадный. Все объясню… А пока – я по нужде… Не хотишь?... - и Афанасий, прошумев мохнатыми штанами, кособоко отпрыгнул в степную темноту.
Кульманов плюнул ему вслед и пошел будить спящего в снарядном ящике Лупастого.
Свидетельство о публикации №219040200678