А гори всё гаром! Рассказ

С Анной я познакомилась еще на Фейсбуке. И вначале перебрасывались мы репликами к разным фотографиям, комментариям, потом стала она почитывать мои тексты, писать отзывы, и вот один из них на моё эссе «Гуманизм или сосулька?», в котором ставлю вопрос: а стоит ли так щедро помогать тем, кто не хочет работать и живёт на подачки, как в той же Америке, где рядом с мегаполисами целые поселения именно таких жителей, и не гуманнее ли дать им в руки «удочки», чтобы работали: «Да-а, это - вопрос! Помогать или не помогать? Удочку-то сейчас не очень найдёшь, а денег дать проще, вот и идём по этому пути. Но боюсь, что навернёмся со всей силы. Ведь гораздо больше таких, кто ждёт подачки, да к тому же они всё наглее и наглее. Но опять - вопрос: ведь и не давать нельзя! Не может гуманный человек смотреть на голодного и не поделится.»
И я ответила: «Анна, все палки о двух конца, - одним можно убить человека, а другим спасти, протянув ему, тонущему. Но добром можно и испортить человека, поэтому вопрос в том, как найти то «лезвие бритвы», по которому гуманные должны идти?» А она сыронизировала: «Идти, чтобы самому порезаться?» Поддержав её «ухмылку», я написала: «Конечно, можно и порезаться. Но зато опыт приобретём... жаль только, что мало его ценим.» После этого мы еще крепче зацепились друг за друга.

И всё же! Странное это явление – виртуальная связь. Ведь не видим человека, его глаз, вспыхнувших эмоций, а всё равно по нескольким репликам чувствуем… по крайней мере я чувствую: мой человек или нет? Вот и её приняла почти сразу. И потянулись наши диалоги, становясь все откровеннее с её стороны: «Меня тоже очень волнует этот вопрос. (Это она – на мой рассказ «Настигающее прошлое», в котором героиня рассказывает, как нечаянным словом обидела подругу.) И потому волнует, что однажды тоже вот так же ляпнула, не подумав: а почему сказала? Ведь раньше так не думала, но вдруг… Значит, сидит в нас какая-то тяга к разрушению, поэтому иногда и накатывает такое!.. » «Да, ты права. Жизнь огрубляет душу, - не возвратить ту пору, когда и клейкий весенний листок казался чудом. Ушедшего не вернуть». «Вернуть молодость… Если бы! Если бы это было возможно, то разве я?.. Пустое. Ну не понимала бы тогда чего-то, так ведь… Ах, да ладно. Гори всё гаром! Значит, устроена я по-другому. Значит, я - ошибка Бога». И этот её вскрик в виртуальном поле был одним из последних, - она приехала в гости.

Вечереет. Мы сидим на моём уютном балконе пятого этажа. Совсем недавно прошел короткий дождь и теперь заходящее солнце, скользя по верхушкам берёз и лип, серебрит мокрые листья, а в распахнутые створки втискивается такой весенний аромат, что даже запах кофе кажется лишним. После наших сумбурных разговоров, приглядываний друг к другу, мне уже кажется, что и у неё, и у меня появилась та самая спокойная уверенность в том, что рядом - человек, которому можно приоткрыть «занавес» души и к сокровенному. А, может, такое кажется только мне?.. Да нет, в её глазах пропало выражение настороженности, которое бывает при первой встрече, и теперь я жду от неё того, что и от других, - рассказа о жизни, чтобы в её «портрет», который может быть напишу, вписать новые краски. Но пока она стоит, смотрит вниз на кроны деревьев и молчит. Может, подтолкнуть вопросом?
- Аннушка, можно тебя спросить?
- Можно, можно… - живо обернулась и села в креслице: – Давай, валяй, пока я добрая… после вина.
- Хорошо, валяю, - рассмеялась: – Но учти, если мой вопрос покажется неуместным, то…
- Да ладно тебе… По-моему, неуместных между нами уже быть не может.
- Не может, да… - Отпила глоток кофе: – Вот ты как-то написала, что, мол, устроена по-другому, что ты - ошибка Бога. Ведь такие слова вырываются неспроста. Я бы сказала, что даже в минуты отчаяния. Что?.. такое тогда и было с тобой?
Она неожиданно рассмеялась:
- Да было, было! И не раз… И с тобой – тоже. Что, не так?
- Не так, - усмехнулась: – Во всяком случае ошибкой Бога себя не считаю.
- Счастливая ты. А я…
И снова встала, шагнула к окну, посмотрела вниз. Мне стало неудобно за свой вопрос, но возвращать сказанное извинением не стала, - нет, всё же пусть… пусть сама решится: отвечать или нет? И тут она обернулась:
- Ну, хорошо. Раз пожаловала к тебе, – усмехнулась: - так чего ж тянуть-то? Слушай. – Села, допила кофе: – А дело в том, что с некоторых пор стал меня мучить вопрос: а так ли жила... живу?
- Ничего себе вопросик! – всплеснула я руками: – Да тебе еще рано задавать такие вопросы.
- Ну… -  отодвинула чашку: - Рано, не рано, а раз овопросилась…
- «Ово» что?
- Ну, раз вопрос проснулся, стоит и никуда от него не спрятаться, то и подумалось: а вдруг ответ подскажешь ты?
- Вот и давай, рассказывай, что тебя подтолкнуло к нему. – И поежилась: - А то уже темнеет, да и холодком потянуло.
Она качнула головой, махнула рукой:
- А барахтаюсь я в этом вот уже больше десяти лет. И потому, что привязала себя к Сашке… К какому? А к такому. И с его матерью... с Настей. Соседями были, и он таким паршивцем рос! Сколько раз за хулиганство из школы выгонять собирались! И учился плохо... хотя и смекалистый. Увлекался то тем, то другим, а вот чтобы на чём-то одном остановиться… Да, наверно, искал себя. Но так запутался в поисках, что совсем свихнулся и даже деньги у матери стал воровать. Она-то сама неплохо зарабатывала, да и от его бати получала… развелись они, уехал тот за границу и присылал. Казалось бы, ну чего не жить правильно? Так нет, после школы Сашка хотя и поступил в институт с помощью матери, но совсем сбился с пути... А тем, что сел на наркотики... Ну как, при чём тут я? Ведь подругами были с Настей. Как же я могла оставаться в стороне и молчать? Вот и плакали вместе с ней каждый раз, когда друзья приволакивали его домой... Конечно, говорили, убеждали, и он обещал, клялся, что больше не будет, но - опять и снова… и однажды так довёл Настю, что... Да сердце схватило, отвезли её в больницу... и умерла.
Анна помолчала, поёжилась, взяла пустую чашку, заглянула в неё:
- Может, еще кофейку?
- Да, конечно. Я – на кухню, а ты - в зал, а то прохладно стало.
Но она пошла за мной.

Она сидит на кухонном диванчике и смотрит в пол:
- Правда, есть у Сашки дядька где-то в Сибири…  - И держит паузу, что-то вспоминая:
- И даже приезжал, хотел его к себе забрать, но тот ни-икак не захотел! А тётка зараза... Да потому зараза, что, хотя и жила не так уж далеко от нас, но сказала, как отрезала: пусть, мол, сам выбирается, уже большой. А этот большой, когда промотал мамины деньги, ни на одной работе не мог удержаться. И вот представляешь, в какую петлю я влезла? И своих трое... Ну, с мужем трое, он же у меня, как ребёнок... А потому, что хотя не пьёт-не курит и деньги во-время приносит, но в остальном... - Махнула рукой, усмехнулась: - А в остальном, как в той поговорке: «Хоть и семь меринов, а сама – передом». Вот и пришлось... и со своей семьёй крутиться, и Сашку вытаскивать. Но своих-то что! Мои хорошие, правильные... Ну да, и теперь такие же слава Богу, а вот Сашка... Сколько ж моей кровушки попил! Только немного и пришла в себя, когда в Армию забрали... Вот и я думала, что одумается там, исправится, так нет! Вернулся и снова начал... Как быть? Но нашлись добрые люди, помогли устроить его в Центр «Выбор», но вылечится ли? С месяц назад ездила к нему, так даже расплакался, когда о матери заговорили.

Кофе был готов и Анна, отпив несколько глотков, улыбнулась:
- Наверное, хочешь спросить: и зачем, мол, всё это рассказывает, да?
- Да нет, не хочу. – улыбнулась и я.
- Ну, тогда... – коротко вздохнула: - А рассказала это потому, что... Когда уж слишком лихо становилось от Сашки, то думалось: «Ну зачем он мне? Брошу его. Пусть живёт, как живётся». А еще и крикнуть хотелось: «Да гори всё огнём! Не буду больше с ним возиться!». К тому же за своих детей боялась: а вдруг заразит, вдруг и они начнут так же? Ведь любят его как родного. А он скоро должен вернуться из этого «Выбора», и что тогда? Опять тянуть в правильную жизнь?
И, ожидая ответа, уставилась на меня растревоженным взглядом, а я... Ну что мне надо было ответить на этот сложный вопрос? Поддержать это самое «гори огнём» или советовать тянуть лямку до «полной победы»? Ведь во мне никогда не было уверенности в том, что я, «книжный человек», смогу помочь кому-то конкретным жизненным советом, поэтому обычно в таких случаях иносказательно, тем или иным способом, предлагала варианты, из которых мой вопрошающий собеседник мог бы сам сделать выбор. Вот и теперь постаралась довериться интуиции, чтобы она помогла мне подсказать Анне если не прямой ответ, так некую подсказку.

Я жестом пригласила её из кухни в зал:
- Понимаешь в чём дело... В ситуациях, похожих на твою, люди ищут выходы, соотносясь со своей сутью и поэтому...
Она присела на диван, машинально взяла в руки томик стихов Алексея Толстого*, который я читала накануне, стала перелистывать, но взглянула на меня:
- Ну-ну, давай дальше... что «поэтому»?
Но я, снова уйдя от прямого ответа, помедлила, притронулась к её руке:
- Аннушка, совесть очень когтистый зверёк...
Она ухмыльнулась моей метафоре, хотела что-то сказать, но я поспешила разъяснить:
- Ведь если вдруг набросившегося на тебя зверя оторвать от себя, то на твоём теле непременно останутся раны, царапины... как и на душе. А заживут ли?
Она захлопнула уже открытый томик, непонятно улыбнулась, но тут же открыла и прочитала первое попавшееся:
- «Есть много звуков в сердца глубине, неясных дум, непетых песней много, но заглушает вечно их во мне, забот немолчных скучная тревога...»
И рассмеялась:
- Ну и поэт! Как в воду... в душу глянул.

Завтра утром она уезжает. А сегодня мы, побродив в парке «Соловьи», по её просьбе приехали и сюда, к памятнику водителям, который в полутора десятках километрах от города. Набирающая разбег весна выкрасила зелень деревьев и трав всеми оттенками малахита и это свечение согревает и наши души, - не только легко дышится, но и говорится. Но всё же меня навязчиво не покидает вопрос, который, конечно же, ей не задам: зачем, мол, приехала? Только ли для того, чтобы рассказать о Сашке или чтобы поделиться и чем-то тайным, которое своим не расскажешь или которого не хотят слышать, - ведь бывает и такое. Ну, что ж, если и не узнаю ответа на не отпускающий вопрос, всё равно со мной останется это «общение в живую», а поэтому... Но тут слышу:
- Ой, никогда не видела таких грузовиков!
Она подходит к охристому постаменту, на который вознесена машина, «выехавшая» из времён войны*, и даже поднимает руку, словно пытаясь притронуться к ней.
- Не удивительно, - улыбаюсь я: – Тебя тогда еще на свете не было.
- Конечно не было, но ведь не первый памятник войне вижу, а такой…
Замолкает, склоняет голову, стоит так какое-то время:
- Знаешь… - И снова пауза: - Знаешь, знаешь… - почему-то повторяет: – Когда вижу такое, то зачастую думается: ну, хорошо, они, молодые, исполняя долг, погибали вот на таких машинах. – Разводит руки в стороны: – И от этого нельзя было никуда деться, но… - Взглянула вопросительно: - Но скажи, стоит ли в нашей обычной жизни исполнять всякие долги, ведь их столько!.. а делать только то, что на душу ляжет, что…
Но, не договорив, махнув рукой, торопливо зашагала к остановке, - подъехал автобус, который мы ожидали.

Какое-то время ехали молча. Она смотрела в окно, за которым яркой зелёной лентой пролетали верхушки берёз, сосен, под которыми в прозрачных болотцах-лужах жёлтыми пятнами мелькали шапки весенних цветов... кажется, калужницы, но когда молчание её затянулось и образовалась та сама пауза, которой побаиваюсь, то я спросила первое подвернувшееся:
- Не знаешь, как называются эти желтые цветы?
- Какие? – взглянула на меня, но снова – к окну: - А, эти… А я и не заметила их.
И, не ответив на мой вопрос, прислонила голову к окну, прикрыла глаза. Ну, что ж, пусть подремлет, ведь вчера спать легли уже во втором часу, и я уже привыкла к ночным бдениям, а она, наверное, нет. И взяла свой Айфон, стала набирать в Яндексе запрос: «Гори огнём!» И делала это потому, что не только вчера услышала от Анны этот фразеологизм, но уже не раз встречала и в репликах-комментариях других людей, поэтому и хотелось узнать: это стало ходячим брендом? Но на экранчике тут же выскочила целая страница сайтов с фамилиями: Gary Moore, Гарри Поттер, Gary Girouard, просто Gary… Нет, не то, не так спросила. И изменила запрос: «Да гори всё гаром!» На этот раз замелькали заголовки: «Гори огнём ярким!» «Да гори всё синим пламенем», «Гори, гори и не дымись»… В общем, выбор был обширный. Открыла один из них... какой-то Тимур рявкнул хриплым голосом: «Да гори оно огнём…» Тут же выключила, - не разбудить бы Анну! – и достав наушники, стала слушать дальше: парень в шортах… ни голоса, ни мелодии… в стиле репа через каждые две неразборчивых строчки выкрикивал: «Да гори оно огнём, синем пламенем, ночью и днём…» Нет, хватит. Ну их… лучше открою вот это. И опять услышала: «Да гори оно огнём, живы будем не помрём и на всё рукой махнём… - Опять то же самое?! Но дослушала: «По стопарику нальём… живы будем не помрём… нашу песню допоём и отпустим.» А ничего, симпатичные мужики... и мелодия в песне есть, и слова со смыслом… эдакая русская бесшабашность! А вот еще и стихи некой Евгении: «А гори оно огнём, ярко синим пламенем! - Утешает своего милого? - Не взлетели мысли хилые, не хватило пёрышек? Не трясись, ты мой бескрылый голенький воробышек! От ветров прикрою вновь, если сердце сжалится, но теперь моя любовь будет волком скалиться!» Да-а, жаргонно. Но талантливо. А вот крупными красными буквами целое утверждение: «Решаю свои проблемы по принципу: а гори оно всё синим пламенем, может, я и до завтра не доживу». И под всеми «гори» - десятки лайков! Да-а, видать эта фразеология самоутверждения весьма распространена и не случайна. Конечно, в нашем, насыщенном информацией мире, отойти в сторонку, чтобы жить тихо-мирно, очень и очень сложно, вот и Анна…
- Что это ты читаешь? – вдруг услышала.
- Да так… музыку слушала… сон твой берегла, - слукавила, улыбнувшись.
- Ну и спасибочки, а то я что-то... Ой, а ведь почти приехали. И куда еще двинем?
- А домой двинем, - поддержала и её жаргонизм: – Поужинаем, а там дело будет видно.

В вечер перед расставанием мы больше не возвращались к рассказанному Анной, но во мне, обречённо приучившей себя из любых явлений жизни непременно делать что-то вроде законченной миниатюры или рассказа, всё крутилось: так какие же основные мотивы прозвучали в наших разговорах этих двух дней? И уже перед тем, как надо было ложиться спать, проявилось: совесть, долг!.. что сулит отказ от того и другого. И ища подсказки, чтобы «написать финал» и этого рассказа, снова набрала в Айфоне тот самый запрос о «гори» и прочитала стихотворение некой Натали:
Да гори всё гаром!
Всё – трынь-трава.
И опять, как в угаре,
Бежать в никуда.
И опять всё развеять.
И кровь остудить.
И дверью – хлопнуть...
Но всё же
вернуться к иконе, -
Колени преклонить.
Прочитала я этот стихотворный выкрик и Анне, спросила:
 - И как тебе... такое?
- А так, - рассмеялась: – Всё правильно. И бежать, и трын-трава, и дверью хлопнуть... – Но тут же погрустнела: - Только... что из всего этого получится?
- Аннушка, у каждого получится по-разному, а посему… Если человека волнует такой вопрос, значит в нём еще есть совесть, которая непременно порождает долг. И если хочется спать спокойно, то...
И, готовясь развернуть диван, встала, подала ей подушку:
- Ведь совесть - самая лучшая подушка.
Она посмотрела на меня долгим взглядом и, ничего не ответив, как-то растерянно улыбнулась:
- Ага, вот и нам пора... по подушкам.

С неделю я не находила на своем аккаунте комментариев от Анны и, наконец, спросила её в Мессенджере: «Почему молчишь?». Но снова – молчок. И только дней через десять она позвонила: «Ты уж извини, что я так... Вначале некогда было, а потом... И дело в том, что Сашка не приехал, как обещал, а остался в центре «Выбор»... Ну да, в котором лечился... Да нет, не продолжать лечение, а пригласил его главный врач в помощники...
А вот так. Ведь Сашка умный парень и очень открытый... контактный, как теперь принято говорить, а это, согласись, есть не у каждого, вот ему врач и предложил... Ага, стать связующим звеном между больными и им...  Да, конечно, это здорово... Да, конечно, гора с моих плеч, но... А то, что не хватает мне Сашки. И даже томлюсь без него... А вот так. Вроде как потеряла какую-то часть себя и не знаю, где и как найти... Никогда не найду? И почему ж это?.. Ну да, да, ты говорила, что совесть - когтистый зверёк. Но я же не отдирала зверька от себя... Переродился? И во что?.. А-а, в долг, без которого мне и томно. Так что ж теперь, так и жить?.. Нет, я не согласна. Надо что-то придумать, надо как-то по-другому...»
Конечно, я не стала предлагать Анне какие-либо утешающие «таблетки», - это выглядело бы с моей стороны нравоучением, которое могло вызвать и отторжение, - но снова завязавшаяся переписка всё больше убеждала меня в том, что она не из тех, кто ставит лайки гуляющим в Интернете выкрикам: «А гори всё гаром!» И даже если такой человек, как она, на какое-то время и поверит в него, то непременно сумеет развеять «угар» и вернуться к иконе, преклонить перед ней колени.

*Алексей Толстой (1817-1875) - писатель из рода Толстых, поэт, драматург, переводчик, сатирик.
*Из времён Великой Отечественной войны. 1941-1945.