Таинственный Щугор. Рассказ

 Картина " Это счастье "
 Художник  Анна Сажина
 Щугор 107км



  На берегу чистой и быстрой северной реки Вымь промчалось моё далёкое счастливое детство. Босоногими пацанами мы целыми днями пропадали на реке. Тёплыми ночами бывало в удовольствие рыбачили, ловили плотву, подъязка, хариуса, варили уху. По осени охотился с отцом в тайге…  Батя, будучи в приподнятом настроении, рассказывал об удачной охоте и рыбалке с другом в припечорье, о красотах северной Коми Пармы. В сказочных снах моей юности я любовался, бурлящей в своём стремительном потоке, извилистой рекой в осенне-багрянцевом наряде. И вот как-то давненько уже это было, помнится в августе, начала семидесятых годов мы с отцом и дядей Колей, с которым они вели переписку и не виделись уже около пяти лет, договорились подняться по Щугору на моторе. Это был его фронтовой друг, с которым он познакомился и подружился в госпитале в начале 1944 года, в Горьком.  Они по жизни были закоренелые рыбаки-охотники и уже рыбачили на этом притоке Печоры. Для меня же, шестнадцатилетнего подростка, - выехать из посёлка лесозаготовителей Княж-погост куда-то далеко-далеко, да ещё на любимую хариусную рыбалку - это как птице вырваться из клетки на волю...                Ну долго-ли, коротко-ли..., а поездом до Печоры, а далее на теплоходе "Заря" добрались до деревушки Усть-Щугор. Едва сошли с катера у крутого песчаного берега, затерявшейся в Коми глуши деревушки, тут же оказались в дружеских объятиях дяди Коли. Уселись на мотоцикл, погрузили короб с провизией, рюкзак, спининги-удочки, ружьё и поехали к нему домой.    Деревню в две улочки из трёх десятков дворов мы пересекли мигом, увидав при этом несколько здешних жителей. Добротно срубленная бревенчатая изба Николая, вторая от деревенской околицы, стояла у высокого песчаного откоса берега Печоры. У калитки нас встречала хозяйка.
                - Марфуша! Встречай гостей! - скомандовал Николай, заглушив мотор. Возле ЛЕДНИКА на цепи, звонко гавкала крючко-хвостая лайка серо-белого окраса.               
                - Найда! Место!   Николай подошёл к собаке, потрепал её и дал миску с едой.
                - Нуу здравствуйте! Здравствуйте гости! Сергей, это твой младший сын? - спросила она.
                - Да Марфа, это Вася младшой. Давно уже просится на ваш богатый Щугор прогулятся да порыбачить. -
                - Вася, а ты в каком классе учишься? -
                - На будущий год окончу школу. -
                - Давайте заходите в дом. -
       Мы разулись и вошли в их просторную избу из двух комнат и кухни. Три окошка зала глядели на широкую реку под крутым берегом.
      Я в полной растерянности встал на грубоватую бурую шкуру медведя с острыми когтями, клыкастой мордой под стол. На крашеной бревенчатой стене справа, усевшись на сосновую ветвь, распушив веером чёрно-белый хвост, и высоко задрав голову, на меня смотрел красноватыми глазками крупный, глухарь, чёрно-пепельного цвета с зеленовато-коричневым отливом! Я с восхищением разглядывал чучело.
                - А можно его потрогать? - спросил я у Николая.
                - Понравилась дичь?-
                - Красавец какой!-
                - Можешь потрогать, пощупать. -
       Я встал на стул. Слегка прижал птицу с боков за крылья. Она оказалась упругая - ну совсем как живая.
                - Вот это красивая дичь! Дядь коль, вы как это смастерили? -
                - Ну то проще простого. Изготовил каркас из округлой доски, рассверлил его; из проволоки-пятёрки сделал шею вверх, с одной стороны,
                с другой - хвост веером, а там-лапы, крылья, шкурку с перьями надел и набил плотнёхонько ветошь. -
                - А глаза? -
                - Дах оргстекло разогрел и изладил птице глазки, да чёрной и красной эмалью выкрасил.
                - Вы умелый мастер. -
                - Хозяин он у меня мастеровитый - поддержала разговор Марфа, накрывая скатерть на кухонный стол.
       Мы сытно пообедали, подкрепившись красным борщом, запечёными утками и сочным рыбником с нельмой, после чего хозяйка выставила на стол ещё бутылку, и мои старики-фронтовики вместе с Марфой продолжили дружескую беседу за жисть, обсуждая семейное житьё-бытьё. Крепко захмелев, Николай стал охотно-разговорчив, и на мой вопрос давняя ли эта деревня, поведал много интересного. Ещё под конец девятнадцатого века в деревне находился постоялый двор купца Сибирякова с домами, с конюшнями. А напротив деревни, чуть ниже, к реке Печора выходит "Сибиряковский Тракт", где до сих пор сохранились останки развалившегося двухэтажного склада - перевалочной базы.   
                - С Сибири сюда возили хлеб, сахар, соль, домашню утварь, а в нас покупали рыбу, дичь, пушнину, - рассказывал Николай.
                - Возили пароходами товар с Печоры. По тракту-на лошадях с санями, да на оленях с нартами. Деревня то древня, всяково повидали люди. Жизь тут ещё как кипела. Нескоко пожаров больших пережили. Мне было лет 6 – 7 кода здесь белогвардейцы в гражданску войну воевали с красноармейцами. А потом деревянну церквушку спалили на моих глазах - ироды. Она стояла там на "поп-горе", против устья Щугора. -
       Как я понял из его рассказа, с фронта дядя Коля вернулся к семье в родной колхоз. Спали крепко, сквозь сон я слышал, как зашебуршал Николай. Меня разбудили спозаранку. Хорошенько позавтракали, поблагодарили хозяйку и по крутой тропе со ступенями, выложенными из камней, мы спустились к галечниковому берегу реки, прихватив свои вещи. Нас ожидала, уже загруженная бензобаком, двумя канистрами, бензопилой длинная деревянная коми-лодка с подвесным мотором «Вихрь – 30». Посреди её уложены рюкзак, ружьё и патронташ Николая.
                - Сергей! Грузи скарб на нос лодки и отчаливай. Вася сядь на сиденье и накинь на себя тот плащ, -  распорядился Николай и стал заводить мотор.
                - Пап! А до устья Щугора далеко?- прокричал я во весь свой голос, перекрывая тарахтенье двигателя.
                - Так вон же он около километра! Не успеешь оглянуться-а мы уже там! - ещё громче ответил отец.
       Взревел всей своей мощью мотор и наша лодка, выписав по воде плавный вираж, легла на курс вверх по Печоре. Я оглянулся на деревушку.
       Под таким необычным ракурсом, с реки, изба дяди Коли с четырьмя окнами, украшенными красными резными наличниками, радовала глаз.  Марфа в синем платочке сидела на скамье против дома у крутого бережка и провожала нас взглядом. Двое деревенских мужиков возились у своей лодки. Погода стояла солнечная, настроение-бодрое. Мелкие искрящиеся брызги то и дело взмывали выше головы и обдавали нас мокрой пылью. Местами на высоком правом берегу реки виднелись раскидистые пушистые верхушки могучих кедров. Вскоре мы подошли к Щугору. Берега в его устье низкие, заросшие ивняком, берёзами и высокой травой, а вдали на возвышенности нас ожидала безбрежная величественная Парма.  Зайти в Щугор казалось будет непросто - посреди реки находилась каменистая коса из крупной гальки и валунов, а течение – стремительно бурлящее и клокочущее. Николай дал полный газ и уверенно повёл лодку на стремнину. Чувствовалось что он хорошо знает фарватер реки. Наше судно помаленьку-помаленьку продвигалось вперёд наперекор бурному течению. Через две сотни метров мы наконец-то вырвались из быстрой узкой протоки на речной простор. Здесь течение стало спокойное; русло значительно расширилось, берега отдалились и постепенно обрели более крутой и возвышенный вид, по прибрежной равнине кое где виднелись поляны с густою сочною травою и полевыми цветами. Лёгкий тёплый ветерок доносил васильково-ромашковый аромат с лугов. Над тёмной полосой хвойного леса, где-то далеко на востоке обрисовались зубчатые вершины Седого Урала. Стайка серых уток вспорхнула впереди нас, шуркая крыльями, крякая улетел вверх по реке, а маленькие крохали те вовсе не пугались нас, звучно шлёпая крылышкамии и пискляво крича, плавали вверх-вниз у самого барега.  Николай включил малый ход и, показывая вниз пальцем, крикнул мне:               
                - Вась! Глянь в глубину! Всё видно! -
       Я наклонился за борт как можно-ниже, стал влядываться. Вода в Щугоре изумительно прозрачная, как таёжный воздух. А на четырёхметровой глубине я видел все разноцветные камни и камушки. Словно рукой искусного мастера-каменщика, дно реки выложено ровненько камень к камню с прослойкой между ними зелёного мха и мелкой травки.
                - Да! Вода чистейшая! А дно реки каменистое красивое! - поделился я увиденным.
Впереди слева на высоком берегу показалась маленькая избушка, из трубы тянул дымок. Коренастый мужчина в тёплой куртке и защитного цвета комбинезоне шагал к берегу. Наш капитан на малом ходу немного прижался к берегу и, поравнявшись с ним, поздоровался:                - Доброе утро Саня ! Как спалось? -               
 - Нормально. Ты далеко?
-  До Малого Патока на пару дней! -
-  Когда вернёшься? -               
 -  Послезавтра! -               
    И, махнув руками, разъехались.               
 - Дядь Коль! Это кто? -               
 - Хороший знакомый Прунов! Он здесь Хозяин Щугора!
         Около часа мы поднимались между невысокими берегами, поросшими березняком и буйной растительностью. Далее берега пошли повыше, деревья - хвойные, в береговых осыпях начали встречаться камни и тёмно-серый известняк.  Течение реки становилось быстрее, а вот и встретились скалистые берега. Вскоре мы подошли к Нижним Воротам (Ульдор Кырта). Довольно широкая река с трёхсот метров сужалась до ста. Это две округловатые, высоченные светло-серо-рыжие горы, с двух сторон перекрыли более половины русла Щугора. Поверху они были покрыты густым хвойным лесом. Николай дал полный газ и наша лодка, с трудом одолевая мощное течение, медленно поднялась сквозь Нижние Ворота. И вот тут река как бы обернулась в широкое, тихое, озеро. Течения реки совершенно не ощущалось, а под лодкой - жутковатая чёрная бездна глубоченной ямы. Наш капитан на малом ходу выписал огромный круг, дав возможность полюбоваться таинственной девственной красотой природы. С двух сторон "озеро" огибали полукругом живописные, высоченные, отвесные скалы, сверху- вниз по трещинам, расщелинам и уступам заросшие красивым зеленомошником и ракитниковым кустарником. Вершины скал природа укутала стройным хвойным лесом. Над самым обрывом местами стояли могучие, трёхсотлетние кедры, свисая лиловыми спелыми шишками над рекой. От этой сказочной красоты дух захватывало …
                - Красотища то какая!!!  вырвался мой восторг.
                -  Здесь сказочно красиво!  У лукоморья кедр зелёный! - прокричал радостно отец. Николай одобрительно показал вверх большой палец.               
       Промчавшись на полном ходу ещё с полчаса, мы причалили к острову. Здесь русло реки разветвилось на две протоки, образовавшие остров, поросший мелким ивняком.
- Надо заправиться и перекурить! - скомандовал Николай.                -  Вась! Гляди! Хозяин тайги нас встречает! - отец указывал на берег справа…          На зелёной лужайке, против острова, на задних лапах стоял громадный бурый медведь в белом галстуке на груди. Он внимательно глядел на нас. До него было полтораста метров. Изучив нас за пару минут, косолапый развернулся, опустился на четвереньки, укнул и нехотя, вперевалку почапал к лесу. Исчезнув среди деревьев, медведь зарычал:                -  Ааааам!… Аааам!… Аааам!... -    - Не понравилось, что на ево место мы пришли! – крикнул батя.                -- Здесь была раньше деревня "Мичабичевник", сёмгу заготовляли и в бочках переправляли в Печору. Вон там на высоком берегу около десяти дворов было. Воон видишь? Изба стоит до сих пор. В ней Степан Мартюшёв проживает с семьёй, и здесь имеется водомерный пост метеослужбы, так он сымает там показания и передаёт на станцию, - рассказывал нам дядя Коля, наливая с отцом бензин в бензобак, затем проверяя мотор. Тем временем на берегу появился мальчуган лет 14 в сапогах, в синей куртке с матерчатой сумкой на боку.
                - Здорово мужики, - окликнул он нас, отмахиваясь веткой от комаров.
                - Ты чей будешь малец? -спросил его Николай.
                - Да Иван я! Сын Степана! Батя велел спросить папирос у вас. -
                - А где же он? -
                - Так некогда ему-то, он по хозяйству трудится! -
       Отец достал из короба три пачки "беломор-канал"
                - Погоди малость, щас подплывём к тебе. -
       Завёлся мотор, мы подплыли к берегу, и отец передал папиросы.
                - Держи Иван! Чем богаты.... -
                - Спасибо вам люди добрые. -               
- На том берегу медведь! – предупредил я его.                ---Видели. Он приходит и рыбачит на том перекате. -  Иван кинул мне кедровую шишку, окликнув меня, затем достал из сумки и бросил в лодку ещё четыре пригоршни. Деды выкурили по папироске, я же тем временем с трудом расщепил смолистую шишку и с удовольствием грыз вкусные орешки. Наше путешествие продолжилось. Наверное, часа полтора мы продвигались хорошим ходом. Долина реки в этих местах ещё расширилась, уже часто по берегам радовали взор красивые громадины скал, местами появлялись пойменные луга. Однако посреди реки встречались крупные острова с перекатами возле них, что весьма затрудняло наше путешествие. Глубины перекатов хватало, да и наш капитан хорошо знал фарватер реки. Легко прошли мимо устья притока Большой Паток с левого берега. Тут на нашем пути оказался небольшой, метров на триста, бурляще – гудяще - кипящий порог с торчащими из воды огромными валунами. Николай немного сбавил ход и во весь голос скомандовал:
                - Сергей! Гляди и показуй! -
       Отец поудобней прилёг на нос лодки и рукой задавал направление продвижения, а рулевой привстал, и вытянув шею, вглядывался в стремительные буруны, дабы не сесть на подводный камень. Вдруг лодка со всего хода наткнулась на валун. От внезапного удара я вылетел за борт  вниз головой, стал барахтаться за жизнь и хлебнул полный рот воды. Дыхалка моя закрылась… Мне с трудом удавалось держаться на поверхности, тяжеленные бродни тянули ко дну. Развернувшись, вижу ниже метрах может в семи лодку и в ней Николая. Она оказалась поперёк течения, накренившаяся на левый борт, за который одной рукой держался отец. Он мощно грёб другой рукой и колотил по воде ногами, стремясь развернуть нос лодки вниз по течению. Николай во весь голос что-то орал…  Из последних сил я плыл к лодке. Дыхание никак не возвращалось ко мне, даже крикнуть я уже не мог! Остатки сил покидали меня… И вот уже в моих глазах появились радужные круги… круги… круги…, затем в глазах малюсенькие искорки… искорки… Последнее что мелькнуло в голове – только бы доплыть до лодки… И в это мгновение всё потухло в моей голове…
Очнулся я от шлепков по левой щеке и голоса отца:
                -  Просыпайся!
                Ну просыпайся же!  -
Открыв глаза, я почувствовал, что лежу на галичнековом берегу.
                -  Очнулся! Ну слава богу! Очнулся! -
- кричал отец, стоя передо мной на коленях. С другого боку, тоже на коленях, крестился и кланялся Николай, в пол голоса обращаясь к господу богу:
                - … Да святиться имя твоё,
                Да будет воля твоя… -
Я присел весь промокший и снял бродни. С одежды отца струйкой стекала вода.
                -  Я что долго без сознания был?  -
                -  Саму малость. Ты видать чуток захлебнулся, но сёж до нас доплыл. А мы тебя в лодку подняли, мотор я завёл и живо на берег. Здесь отец тебя скоро привёл в чуство,  -
 - разъяснил Николай.
Мои спасители лихо напилили сухих чурок, запалили жаркий костёр прямо тут же на каменистом пологом берегу.  Мы обсушились и в путь. На малом ходу наша лодка одолела порог, немного пошкрябав винтом о камни, но не срезав шпонку. Час спустя, нам встретилась группа туристов в ярких красных и жёлтых куртках на четырёх байдарках лихо сплавлялась на приличном расстоянии друг за другом. Мы обменялись дружелюбным помахиванием рук. Вскоре наш капитан выбрал место для бивака и причалил к правому берегу у крутобора.   
                - Хватит на сегодня! Здесь привал. Порыбалим маленько и заночуем. -
       Сошли на пологий каменистый берег, похожий на булыжную мостовую. Чуть выше рос кустарник-можжевельник и елово-пихтовая поросль, а далее поднимался вверх солнечный песчаный склон с могучими елями и кужлавыми кедрами наверху. На другом берегу прямо из реки возвышалась небольшая скала, поросшая мхом, высотой около десятка метров. В ней находился, как мне показалось, глубокий грот.
                - Васёк! Бери топорик, наруби мелких дровишек, наломай хвороста, нарви коры и разведи костёр — вот здесь вот, - велел отец.
                - Мы напилим дров, натаскаем валёжин и изладим лежанки. -
       Они взяли из лодки старенькую бензопилу "Дружба"и поднялись в гору. Вобщем все занялись обустройством предстоящего ночлега. Взревела пила, разорвав милую таёжную тишь со щебетанием пеночки, редкими криками чаек и чуть слышным покрякиванием уток. Стайка зеленокрылых чирков вспорхнула у самого берега и сильно хлопая по воде, поплыла вверх по течению. Я натаскал сучьев, хвороста, заготовил коры; деды тем временем уже заготовили сухих чурок, брёвнышек для лежанки и кололи дрова. Скорым временем костёр полыхал ярким пламенем, на перекладине кипятились чайник и котелок для макарон, мужики соорудили вокруг костра три лежанки по три бревна, а толстые чурбаки - это импровизированный обеденный стол у костра. На обед мы поели макароны с говяжьей тушёнкой и пили чай с галетами и печеньем. Для ночлега у костра всё было подготовлено и мои деды захотели поохотиться. Отец разложил на углях костра с десяток кедровых шишек.
                - Сынок! Наломай пихтового лапника и уложи на лежанки чтоб мягко было, а потом можешь спинингом по берегу покидать блёсенку, -
                - А где они? -
                - Да там в рюкзаке для тебя коричневый кожаный кошель, перевязанный шнурками. Возьмёшь его. А мы поохотимся да порыбачим. -
       Старики занялись подготовкой, разгрузили лодку, выложили на берег лишнюю кладь. Николай достал из деревянного ящичка патронташ и отдал отцу. Тот надел и туго затянул его на поясе. Я взял рукавицы и маленький топорик и побрёл вверх по склону, ломая пихтовые ветки.
                - Васёк!- во весь голос окликнул меня Николай.
                - Я здесь!-
                - Мы крохалей пошугаем часок-другой. А ты будь на берегу поблизости. Не уходи далеко! -
                - Понял! Дядь Коль!-
       Стрелки моих часов показывали на тринадцать-пейсятдва. Наломанные ветви я охапками подтащил и под звуки редких выстрелов моих охотников, аккуратно ветка на ветку уложил на место. Мне не терпелось поскорей бы рыбачить на таинственно-незнакомой реке. Расчехлив крепкий металлический спининг, я закрепил катушку с леской 0, 5 и поводком 0, 3 мм. Блёсенку выбрал маленькую, но тяжёлую самодельную, вырубленную отцом из жёлтой латунной пластины. Моих стариков не видно на реке, они скрылись вверху где-то за изгибом влево. Однако временами ветер доносил до моего слуха гул их мотора и стрельбу по уткам. Выбрав место поудобней для заброса, я смочил катушку и... началась моя рыбалка!
       Вначале я забрасывал совсем недалеко, набивая руку. В одном забросе я поздно затормозил пальцем катушку... и случилась "борода", после которой пришлось распутать леску и очистить тройник, но уже через каких-то полчаса или немного более, моя блесна легко вылетала на всю леску длинною в тридцатьпять метров. Я забрасывал блесну по два-три раза с одного места и переходил на пять-шесть метров вверх по течению, как учил отец. Блесна плюхнулась где-то не доходя до переливавшегося солнечной рябью переката. Сделав три-четыре подкрутки катушки, я ощутил знакомый мне приятный крепкий дёрг хариуса...
                - Есть!!! Клюнул наконец! -
       Барабан катушки вращался с трудом, рыба отчаянно сопротивлялась, уходя из стороны в сторону, выпрыгивая на поверхность воды, извергая сильным хвостом фонтаны брызг. Спустя минуту захватывающе-азартной борьбы, я всё-таки выбросил её на каменистый берег. Хариус был крупный и красивый, на вид около килограмма. Он подпрыгивал на каменистом берегу, вихляя сильным хвостом, скатываясь к воде. Крепко схватив эту трепыхавшуюся чудо-рыбку в свои руки, мне всей-же миг пригрезилось: вот ты какая "сказочная золотая рыбка"! И в это чудное мгновение в моей простой жизни "душа выпрыгивала из тела" от дикого восторга! Спинной плавник рыбки выглядел сиреневым "парусом", спинка - почти чёрная лоснящаяся, бока с крупной серебристой чешуёй, хвост - сиреневый широкий, словно веер. Я испытывал душевный восторг от красивой и сильной рыбы, от студёной реки окружавшей меня первозданной дремучей тайги! Следующий заброс - и такой же крупный хариус шлёпнулся на берег. После третьей пойманной рыбы, клёв прекратился, и моя попытка обловить эту яму под перекатом казалась напрасной. Гул мотора доносился всё громче и лодка, похожая на нашу, уже показалась вдали из-за поворота. Я расправил бродни, подвязал их резинкой через плечо и забрёл в реку глубже колен. Забросы блесны стали в ту же яму, но заметно дальше от берега и скоро хариус схватил блесну. Поворачиваясь лицом к берегу, я оступился на скользком каменистом дне и зачерпнул немного воды в левый бродень, однако рыбу сумел вывести на берег. Настало время разжечь костёр и обсушиться. Мои старики рыбачили на дорожку, выписывая вдалеке круги и приближаясь к нашему биваку. Едва тлевший-было, костёр быстро разгорелся, на огне уже закипали чайник и два котелка с водой. Поблизости на чурках ждали своего часа четыре выпотрошенных и почищенных хариуса. В этот момент отец и Николай причалили к нашему костру. Я прытью подскочил к лодке. В ней увидел добычу - несколько уток и улов - много рыбы.
                - Помогай сынок! Выгребай рыбу, дичь, да вычерпай воду из лодки. -
                - Вот это вы классно поохотились! И рыбу наловили! А мне тоже повезло! Я поймал четыре огромных хариуса! Таких на Выми нету.  Николай вытащил на берег бензобак, пришпилил лодку. Отец с ружьём в руке подошёл к верхнему лежаку, подкинул полешки в костёр и прилёг, скинув патронташ, сняв бродни.
                - Васёк! Чай есть? - окликнул Николай.
                - Да! Да! Дядь коль. -
       Быстрым темпом мною были выложены на "стол" сахар, ложечки, нож, печенье, галеты, банка паштета. Рыбаки-охотники уселись вокруг жаркого костра и приступили к чаепитию.
                - Ты наудил двухфунтового хариуса! Ну и молодец! А мы таких не помали. -
                - Так а у вас и хариус и крохали, вы здорово рыбачили и охотились. А патроны то остались? -
                - В достатке патронов, - ответил Николай.
                - Четвёрки лишь два патрона. Остальные тройка, а на крохаля то крупновата, - поддержал беседу отец.
                - Нечё в сундучке имеется малость патронов четвёрки, а ежели што и тройку спользуем, - был ответ Николая.
        Чаепитие завершилось. Старики закурили свой "беломор-канал" и продолжили неспешную беседу у костра. Я достал четырёх крохалей и две чёрные утки и отнёс их к костру. Двадцатьсемь хариусков с полкило закидал почти доверху в большое ведро.
                - Мужики!!! Да у вас СЁМГА !!! - заорал я в бешенном восторге, когда вытащил из свёрнутого под сиденьем льняного мешка серебристую рыбину. Они от души рассмеялись, сидя у костра и радостно и счастливо размахивая руками в мою сторону.
                - Василёк! Давай её сюда! Я подсолю на ужин! - отозвался отец радостным голосом.
        В эти мгновения я чувствовал себя безмерно счастливым, каким только может быть мальчишка. Мы с Николаем почистили хариуса. Потрошки он отложил для ухи. Батя тем временем подсолил небольшую сёмгу, отложив икру на тарелку, и принялся варить в большом котелке хариусную уху, да с потрошками, да с семужьей головой и хвостом, да с картошечкой, лаврушкой и конечно же лучком. Мы с Николаем ощипали дичь, отодвинувшись
        от костра подалее. Из полена он вытесал массивную плаху и принялся разделывать дичь.
                - Вася! Возьми в лодке лопатку и сюда быстро. -
        Я принёс лопатку. Николай поднялся недалеко по склону, потыкал лопатой землю и велел:
                - Вырой тут приямок вот такой и на глубину полтора штыка. -
                - Дядь Коль! Холодильник што ли? -
                - Вроде ледника будет для рыбы и мяса. -
        Приямок был готов. Николай к тому времени нарвал травы, немного мха.
                - А теперь тащи сюды рыбу и дичь. -
        Я принёс улов и добычу, поставил в приямок оба ведра. Николай накрыл их мешком и слегка присыпал травой и мхом.
                - Здесь забей колышек. -
        Я забил колышек, вычерпал из лодки воду, расколол четыре чурки. Прилёг на лежанку с распаренными шишками, в ожидании ужина у таёжного костра с хариусно-семужьей ухой, с малосольной сёмгой... Вечерело. Приближались сумерки. Хорошо то как. Комары уже почти все вымерзли. Я вдыхал приятный хвойный запах тайги, любуясь сквозь пламя костра как бурлит-журчит и улюлюкает Щугор, я слышал и нежное, ласкающее слух, шуршание ветвей могучего кедра. Да-а, рыбалка – это отдых для души и сплошное удовольствие. Старики заканчивали последние приготовления, тихо переговариваясь. Котелок с ухой дожидался нас на краю углей.       
        Отец нарезал острым кинжалом половину сёмги ломтями и выложил на бересту. Николай выставил поллитра, приготовил кружки хлеб, соль. Рыбу, как и полагается, выложил из ухи на крышку котелка, наполнил тарелки ухой с потрошками, разлил водочку...
                - Ну друззя! Откушаем што бог послал!-
                - Дай бог не последняя, - поддержал мой отец, - А тебе сизим грамм можно, по случаю удачной рыбалки и охоты... -
        Мы чокнулись кружками. Ужин удался на славу. Уха с потрошками получилась очень наваристая жирная и вкусная. А сёмга такая нежная, что "таяла на языке". Деды "закрепили успех" и их душевная беседа о внуках и правнуках, о вечности бытия, об особенностях сегодняшних рыбалки и охоты обрела оживлённый характер. Я лежал у костра, укрывшись плащом, созерцая всё кругом. Красивые языки пламени искрящегося костра, поблескивающая переливами в лунном свете река, тёмно-тёмно-синее небо в мерцающих тусклых звёздочках, вот где-то вдали ухнул
 филин, уже чуть слышимый говор моих стариков и приглушённые голоса птиц, и вот наконец тишина постепенно наполнила всё вокруг и никакие лесные звуки не тревожат меня. Настала ночь... Сон у костра выдался беспокойным. Я ворочался бока на бок; в полусонном состоянии, сквозь дрёму видел, как отец бросает чурки на тлеющие угли; помню, как я присел и отогревал руки и колени у огня, после чего пододвинул лежанку к костру. Ближе к утру ночной холод слегка пробрал меня, пора погреться. С трудом заставил себя сесть; отогрел руки над угасающим костром, в предрассветной полутьме нащупал заготовленные дрова, подкинул на красные угли сухой, берёзовой коры, несколько щепоток мелкого хвороста и раздул огонёк. В свете костерка разглядел оставшиеся полешки и топор... Сверху привалил три толстые валёжины. Я взял в руку распаренную шишку и с удовольствием грыз тёплые орешки. Костёр легонько задымил, обдав моих охотников клубами. Они заёрзали, покашливая сквозь сон, и повернулись спиной к разгорающемуся костру. Не зря в народе говорят "утренний сон -  дороже вечернего", меня семь раз будили, а я всё видел сладкие сны... Аромат, жарившейся и шкворчавшей на сковороде утки, ускорил мой подъём.
                - Вставай Василёк! Завтрак готов! - позвал отец.
        За завтраком я поинтересовался о планах на сегодняшний день. Дядь Коля разъяснил:
                - Ежли распогодится и день бут сухой, тода продёмся по кедрачу на Средних Воротах, шишку подберём.
                Потом подымемся до Урочища Малый Паток, там порыбалим и заночуем в избе. -
                - А Урочище Паток это что? - спросил я
                - То напротив устья Малого Патока деревушка стояла кодато давно, вот и говорят так Урочище. -
        Малосольного хариуса я съел аж три рыбы. Доели и вчерашнюю уху, потом отец поставил на чурку перед нами сковороду с уткой жареной. Уплетая вкусное мясо жаренной утки, я спросил:
                - Дядь Коль! А вот чучело глухаря... где вы птицу эту красивую добыли? -
                - Ээх  ёк- марёк! ... Так эта цела история. В деревне у меня напарник по охоте Костя-Свист. У нас секретна изба имеетса за двенадцать вёрст от деревни, давно срубили в дремучем лесу. НА окраине сосновово бора - ток глухаря-мошника, ево нихто не знает. По осени охотимся там на глухаря с моей лайкой Найдой. Но всё же весенняя охота на глухаря - сама ининтересна из всех охот. Так вот – тово красавца глухаря я взял весной прошлого года. В конце апреля, часов в пять утра мы вышли с деревни и где по дороге, где по крепкому насту, благополучно добрались до избы. Истопили печь, отдохнули, поели.   
                Потом на вечерний подслух сходили. Изба в гуще леса находится, до токовища полторы версты. Подошли мы очень тихонько и, не дойдя до тока метров может триста, расслышали щёлканье глухаря "ТАК... ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭК... "
                Хорошо - значит петухи слетаются к току, и мы вернулись в избу. Отдохнули, истопили печурку, перебрали и проверили патроны с пулями и дробью первый номер в патронташе. Ещё чуть покимарили и в два часа в полной темени выдвинулись в сторону тока. -
                - А ночь морозна была ли нет? - спросил отец.
                - Да морозец был и небо звёздное. Наст местами проваливался, и снег конечно пошуркивал, дак половина ево уже стаяла -
                - Зарядил чем?
                - Правый ствол-пуля, левый-первый номер. Костя зарядил оба патрона дробью первый номер. -
                - Дядь коля! А почему пулей зарядили? -
                - Дак иной раз ведь и не получается подойти на 50 шагов, а приходится стрелять с 70 шагов, вот тут пуля надёжней. Надо тихо в темноте подойти к токовищу и притаиться метров за 300 и ждать долго, терпеливо. Так вот мы и подобрались. А между нами вседа уговор таков - скрадуемся к току с разных сторон и нельзя подшуметь чуткую и осторожную птицу, а дальше - ждём... Вышел я на исходну позицию значит, прислушался внимательно и уже скоро расслышал первые ещё редкие "щёлканья" чухаря "ТАК - ТЭКЭ - ТЭК... ", потом где-то с другой стороны и так всё чаще. А мы пропускаем все эти щёлканья, и так было больше получаса. Затем на ветках запели первые чухари, это кода он сначала "щёлкает", а потом "точит".   
                - ТАК... ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭК... -
                - ТАК... ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭК... ЧУхрЬИ - ЧУхрЬИ - ЧУхрЬИ -
                - ТАК... ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭК... ЧУхрЬИ - ЧУхрЬИ - ЧУхрЬИ -
                - Это они песней зазывали самочек. Некоторые самцы пели по-другому
                - ТАК... ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭК... кичивря - кичивря - кичивря -
                - но у нас уговор - дождаться пеструх, и тогда начнётся наша охота под песню. Я начал подход по два шага, по три, кода глухарь "точит", а он "точит"-то всего три секунды, потом минуту "щёлкает" и опять три секунды точит... И вот в темноте слышу - перелетел на другую ветку к самке. А это значит самки совсем скоро заклохочут "БОК-БОК-БОК". И со всех сторон ополоумевшие поющие глухари, будут идти перебежками в сторону тока. Они где увидят, или услышат самку в ту сторону и идут, и начнётся само интересное - это бои.  А на току правило такое - подходи под "точение", " целься под "точение" и стреляй под "точение", это штоб не спугнуть дичь. Небо слегка посинело. За следующие пол часа я уже подобрался к току метров около ста, и уже в лесу видимость неплохая. Я притаился, всё! Буду здесь дожидаться, когда самец подойдёт по снегу близко ко мне.  Вот я расслышал где-то недалеко справа на земле тихий голос самки "БОК - БОК - БОК - БОК - БОК... " Я напрягся, вслушиваюсь, вглядываюсь…           Слышу птичка щебачет... где-то подальше слышу глухарь поёт-аж заливается... ещё в стороне -           голос самки БОК - БОК, где-то глухарь "щёлкает" и "точит"; "Щёлкает" и "точит". А вот и близко я услышал:   
                - ТАК... ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЭ - ТЭКЕ... чухрьи - чухрьи - чухрьи - чухрьи... -
                Смотрю и вижу- между деревьев по снегу идёт здоровый такой в направлении той самки, которая близко квохчет; идёт и песню поёт. Пройдёт зигзагами метров может 6-7-8, остановится на секунду и замолчит, снова защёлкает-запоёт и продолжает идти в её сторону. Он так увлечён, что меня никак не видит. Я взял ево на мушку, провёл, и как токо он "зачухрикал"- я выстрелил ему в бок метров меньше тридцати было. Он кувыркнулся, задёргался и притих. Я выждал пару минут. Самка похоже не улетела; осторожно подобрал красавца в мешок; сменил позицию-шагов на двадцать к току и притаился по-новому. Минут 15 прошло - Костя выстрелил, далеко с другой стороны тока. Всё стихло и постепенно глухари продолжили токовать.  Скоро вовсю застрекотали, запели... Я решил подобраться к току. Подкрался и вижу: на заснеженной поляне с большими проталинами, пять самочек; там-три, а там две, возле их чухарь - распушился, нахохлился. крылья распустил, голову задрал, ходит важно и поёт-заливается... А, там поодаль, на краю поляны идёт "бой петухов". Два матёрых самца взъерошенных, нахохлившихся злобно "щёлкая", вытянув шеи вверх и глюв к клюву на один сантиметр друг от друга; и при всём при том они как-то очень ловко грудью толкают друг дружку, каждый из них старается прогнать соперника с поляны в лес.
          Вот тут-то я и решил, взять тово - што красивше. Подошёл осторожно ещё метров может 8, штоб видно их хорошо было, взял на мушку и, когда он повернулся боком, выстрелил пулей. Через нескоко секунд Костя рядом выстрелил. Он с ветки сосны снял "точившего" чухаря. Так вот Васёк! Вишь как интересна весення охота на току? -
         - Да уж, я понял, очень интересная, я бы тоже пошёл... а трудно-то как. -
         - Из тово забияки-красавца я и сделал чучело. -
         - Сынок! Я с Клавдиком Казниным на весенний ток редко хожу. Ты же знаешь. Два года тому мы с ним охотились, тяжело очень. Там от станции Муська четыре километра до тока, да и глухарей то там осталось десятка полтора.
         - Ага помню, ты принёс с охоты одного, я ещё его общипывал. -
         - Молодой мошник был, на три с половиной кило. -
         - А как понять, что глухарь молодой? -
         - У молодого клюв мягкий, тот был двухгодовалый. Если хочешь, возьму тебя весной. -
         - Пап, а на Муську ты же поездом едешь пригородным, а как потом? -
         - У Клавдика немного дремлю и ночью мы с ним выходим на ток. Он ведь уже лет пять, как женился и живёт у неё, работает там путеобходчиком. -
    На этом наш завтрак закончился. Было раннее, слегка облачное, тёплое утро. Клочки оставшегося утреннего тумана плавно отрываются от Щугора, птички песни поют, чайки над рекой кружат, и стоит себе Парма-красавица... Забрали свою добычу, загрузили лодку и поплыли дальше по реке. Впереди справа лось сохатый и самка переплыли реку и быстренько исчезли в кустах. Скоро на левом берегу показались две избы. Отец прокричал, что это база ихтиологов а впереди "Средние Ворота" Щугора  и это чудо-света столь же красиво, как предшествовавшее, только выше поднявшееся к небесам. Лодка ткнулась в левый берег. На вершине крутого и высокого песчаного берега виднелся кедровый лес. Отец взял ружьё, патронташ, потом подошёл ко мне и привязал к моему воротнику колокольчик.
         - Пусть бренчит. А я пойду час-полтора по кромке леса, косач ещё должен кормиться. -
    Ветер уже хорошо разогнал облака, появилось солнце. Николай закурил, пришпилил лодку.
         - Васёк! Возьми мешок, пойдём шишку подберём с земли, - позвал он.               
- Дядь Коль!  А если медведь? -                    -  Ни медведь, ни волк не будет охотиться на человека, они сами нас бояться и избегают, как токо учуют  запах.-                Поднялись по крутому откосу, зашли в кедрач. Лес оказался смешанный: немного пихты, побольше елей, а ещё больше кедров высоких, пушистых, благородных деревьев, с красивыми шишками. Иголки длиннющие, густые и мягонькие. Шишки вначале мы собирали под деревьями, те, которые от ночного ветра попадали, да кедровки посбивали. Эти кедровки так и порхали у нас под носом и без конца верещали, как бы прогоняя нас из кедрача. Место было боровое, чернично-зеленомошное, лишь изредка встречался беломошник. Очень нарядными выглядели двухсотлетние могучие кедры с купными сиреневатыми шишками, с которых свисали тягучие капельки смолы, а ветки прогнулись от изобилия орешков. А воздух!!!  Какой там воздух!!!
    Таково больше нет нигде! Он необыкновенно чистый с кедрово-хвойным ароматом.
- Дядь Коль! здесь так красиво! Будто мы гуляем в сказке! А воздух! Воздух ароматный, нежный как будто мы в раю! –                - Так-то и есь рай!  Птицы райские поют-щебечут, белки, бурундуки орешки грызут, по деревьям лазают, дичь ягоду клюёт порхает –
    Мы подбирали шишки, грызли орешки, ели чернику, любуясь красотой этого кедровника, слушая щебетание птиц, наблюдая перелёты клестов, кедровок, рябчиков, затяжные прыжки белки с одного дерева на другое. В глубине леса прозвучал выстрел.
        - Отец дичь стреляет! -
        - Дичи тут хватает, косач утром на опушке бруснику клюёт... -
    Мне понравился большой, красивый кедр с шишками, захотелось залезть на него.
        - Дядь Коля! Помогите забраться на него.
    Я залез ему на плечи, прислонился руками к стволу, и он привстал. Подтянувшись за толстую ветку, я оказался на дереве. Отломил сухую ветку,
    и стал с её помощью подтягивать ветки и отрывать шишки, сбрасывая на Николая. Однако они задевали за ветки и никак не попадали в него.
        - Считай скоко сорвал - велел он.
    После восьмидесяти шести или девяносто шести я окончательно сбился со счёту, а находился уже близко от тонковатой вершины дерева.
        - Я вижу "Уральские Горы! Совсем рядом!
        - То гора "Неройка" а в ту сторону "Тельпос-Из". Да не так-то близко. -
    С этого высоченного кедра, стоящего на уклоне горы, мне открылся изумительный вид на бесконечную ПАРМУ, на суровый СЕДОЙ УРАЛ.  От самого Щугора и до Уральских гор пушистым ковром простиралась бирюзовая тайга. На этом солнечном ковре, словно шапочка, выделялась округлая возвышенность.
    Наискосок по горизонту прерывистой грядой тянулись горы. До пологой "Неройки", казалось, можно дотянуться левой рукой. А вот двугорбая "Тельпос-Из" поблескивала на солнце снежным ледником значительно дальше, справа от меня. Склоны гор укутывала голубоватая дымка. Извилистые очертания Щугора, серебрящимися пунктирами просматривались между возвышенными синевато-зелёными Пармами от самой "Тельпос-Из" и до "Средних Ворот", где я счастливо созерцал, на вершине древнего кедра. Я сидел на толстом суку, слушал нежное шуршание ветвей пушистого кедра, болтал в воздухе ногами, наслаждался благоуханием природы, любовался, как порхают птицы, ощущал тихое журчание реки, наблюдал, как дядя    Коля ищет вокруг дерева шишки... Вскоре к нам пришёл отец с добычей. Он нёс косача, держа его за лапки. Я скорей слез с дерева, спрыгнув с двух с половиной метров, и кувыркнулся.
        - Дайко мне, разгляжу его, - попросил я у отца.
        - Бруснику клевал, меня и не заметил. С тридцати метров взял его. -
        - А ещё были, -
        - Нам хватит этово. Ещё два улетели... -
    Косач выглядел красиво, хотя был и меньше чем глухарь. Ярко-красные длинные брови, чёрное оперение, с белыми подкрылками и кончиками перьев, а шея и грудь чёрные с зеленоватым отливом. Мне было жалко эту красивую птицу... Деды присели в черничнике, отдыхали, делились впечатлениями, я же добрал, сколько нашёл, шишек. В общем их стало много - больше полмешка. Отправились дальше в путешествие. Дядя Коля говорил, что близко самый трудный кривой перекат "Чукля-Кось". Час спустя, мы проплыли затяжной крутой поворот и нам встретился огромный перекат, на всю трёхсотметровую ширину реки, а вверх по течению ему и не видно конца. Слева на берегу скала - это окончание переката, а на правом берегу, метрах в шестистах, вверх по течению скала - это начало. Перекат очень мелкий, весь шипит, гудит, клокочет, кругом торчат валуны, да ещё виднеются два каменных островка... Нуу подумалось мне, придётся тащить лодку, однако Николай смело и ловко повёл лодку по узкой глубокой и бурной протоке посреди переката. Затем протока резко свернула вправо и наискосок повела к самому берегу и вдоль него - мы потихоньку   поднялись до правобережной скалы, где и закончился сложный перекат, а река тут же успокоилась и обрела хорошую глубину. Здесь Щугор сделал изгиб вправо, немного сузился и выпрямился. Вдали, где-то у горизонта реки показались "Верхние Ворота", до которых нам пришлось плыть вдоль красивых, высоких, скалистых берегов ещё более получаса. Эти ворота выглядели величественными, возможно не столь яркими, как "собратья". Николай сказал, что здесь недалеко есть очень красивый водопад и обещал показать его на обратном пути. Последующие часа два нашего путешествия проходили в окружении, потрясающих воображение, живописнейших скалистых берегов, подступающих к Щугору. На этом участке мы преодолели два небольших, галечниковых переката. На втором, из них, у нас срезалась шпонка, мне пришлось тоже выпрыгнуть из лодки и, промокнув выше колен, толкать лодку. Прошли вверх ещё полчаса, как поднялся встречный порывистый ветер, внезапно налетела тёмная туча. Николай причалил к берегу и закричал:
        - Бегом в лес! -
    Капал мелкий дождик, дул сильный ветер, слегка громыхало... Мы выпрыгнули из лодки. Отец одел на меня накидку, и вдруг перед моими глазами весь мир на мгновение вспыхнул бело-голубым пламенем и в то же мгновение, в метре над головой, раздался "пушечный выстрел - БАААХ!!!", а земля под ногами подпрыгнула. Меня оглушило и бросило наземь. Отец поднял меня, встряхнул и, схватив под руку, заорал в самое ухо:
        - Не бойся! Бежим в лес! -
    Моя голова трещала от удара молнии. Мы неслись и падали по скользкому каменистому берегу, под проливным дождём и громкими раскатами грома. Укрылись от грозы под разлапистыми елями. Я прилёг на выворот. В ушах звенело, голова раскалывалась... Пришёл дядь Коля с коробом за спиной, с рюкзаком и топором в руках. Гроза продолжала буйствовать, сверкая, громыхая, низвергая небесный водопад. На меня накинули большого размера брезентовый плащ с капюшоном.
        - Ну сынок! Теперь тебе и ливень нипочём! - пошутил батя.
    Он надрал сухой берёзовой коры, Николай подрубил сухие ветки у елового ветровала, подсунул их под ствол. Запалили костёр, он маленько по дымил, вот уже взялся огонь, а вскоре разгорелось яркое пламя. Мой испуг прошёл. Они притащили и уложили на костёр три сухие валёжины и теперь горел жаркий костёр. Гроза отдалилась от нас и слабо громыхала. Мы сушились у огромного костра. Отец очистил хариус от чешуи, отрезал головы, хвосты, промыл, посолил, поперчил его, обсыпал мукой и жарил рыбу в масле на раскалённой сковороде, изловчившись, на углях скраюшка костра, надев рукавицы. Скажу вам: повару было ооох как жарко!!! На колышке, воткнутом наискось, над огнём кипел чайник, дядь Коля "накрывал на стол"... Похрустывающий на зубах поджаристой корочкой, хариус оказался ну очень-очень вкусным! Извилины в моей голове стали на место. Погода наладилась, как сказал бы сеноптик - облачно, с прояснениями, без комаров.
        - Уже близко изба. Тут рядом - остров будет, а за ним токо две версты - и Малый Паток, - разъяснил ситуацию Николай.
    Я вычерпал воду из лодки, заправились погрузились и в путь... С полчаса быстрого хода и наша лодка подошла к "Урочищу Малый Паток", когда стрелки моих часов указывали на пятнадцать-двадцать три. Вот здесь-то "природа не поскупилась"... По правому берегу, от начала острова и вверх в сторону гор, это более трёх километров, Щугор украшали высоченные отвесные тёмно-серые скалы, местами подступавшие прямо к воде. На их вершине, на зелёном мху рос могучий красивый, древний лес, уже многих повидавший за свои триста лет... Меня очень удивили те храбрые великаны-кедры, которые веками стоят на краю пропасти и радуют наш взор. Подошли к устью Малого Патока и ткнулись в пологий галечниковый левый берег Щугора. В семидесяти метрах, в густых зарослях травы и кустарника, виднелась старенькая тёсовая крыша лесной избы. Деды выставили на прибрежную каменистую косу почти весь груз из лодки, оставив снасти и канистру с бензином, да бензобак.
    Отец велел всё это отнести в избу, кроме тяжёлой бензопилы и канистры, а Николай распорядился:
        - Печь затопи и тряпку из форточки вынь. Изба то по-чёрному топится. Мы посемужим в нижней яме, а потом здесь в устье. -
    Они столкнули лодку и отчалили. Я взвалил два рюкзака, поднялся по крутому трёхметровому откосу и вышел на, заросшую высокой травой с ромашками, поляну, в середине которой стояла небольшая старая изба. Прошёл полпути по едва заметной в траве тропе, как вдруг меня     остановил громкий птичий окрик "ТРРРРЕ-ТРРРЕ". В каких-то семи метрах, на верхушке невысокой сухой ёлки сидела крупная серо-жёлтая в чёрную крапинку сова. Она таращилась на меня своими, плохо видящими ярко-жёлтыми плошками. Мне захотелось подойти близко к ней, я шагнул в её сторону, сова вспорхнула, взмахнув широкими крыльями и с криками ТРРРЕ-ТРРРЕ, ТРРРЕ-ТРРРЕ улетела в глубь леса. Дверь заросшей лесной избы оказалась подпёрта ржавой лопатой, видать ещё с прошлого года. Я выдергал траву перед дверью, со страхом отворил дверь и осторожно вошёл... Пахло затхлым, сырым, дымным воздухом. Мой взор удивили чёрные дощатый потолок и бревенчатые стены, закоптившиеся дымом. Небольшая печь, умело сложенная из речных камней, не имела трубы. А куда же дым - подумалось мне. В полумрачной комнате отыскал отдушину в стене и вытащил тряпку. Возле маленького застеклённого оконца прилажен миниатюрный столик, на уровне глаз- полка для продуктов, со спичками и солью, в углу на полочке - керосиновая лампа, охапка сухих дров и кора - слева от входа. И конечно же было предусмотрено место для сна –двое высоких двухместных нар. Пол оказался тёсовый, местами прогнивший. Впечатления конечно изба не произвела, однако всё лучше, чем ночёвка у костра. Я перенёс в избу вещи с берега, а увидав мышку-полёвку и множество дырочек у стен избы, понял на кого охотилась сова. Вышел на берег, где меня ждал спиннинг. Я посмотрел, как мои деды кружат на малом ходу у скал на том берегу, ниже по течению метров может четыреста. Задрав свои бродни выше колен, я неглубоко забрёл в воду по галечниковому дну реки и принялся рыбачить, забрасывая маленькую латунную блёсенку, как можно дальше. Она не долетала до хорошей тёмной ямы. Пришлось мне подвязать широкой резиной мои бродни через шею. Теперь было интересней рыбачить, ведь я забрёл в воду выше колен, и моя блёсенка шлёпалась в самое начало большой ямы. Я увлечённо забрасывал её пару раз с одного места и, передвинувшись на три-четыре шага поперёк течения мелкого устья Малого Патока, продолжал забросы. В скором времени я нашёл, где стоит стайка хариусов, и выудил семь штук граммов по пятьсот наверно и выпотрошил рыбу. А тем временем мои старики уже начали выписывать по реке большие круги рядом со мной, в устье Патока. Николай рулил, разглядывая дно реки, отец забрасывал спинингом блесну то вправо, то влево и подкручивал её. Меня охватил азарт семужей рыбалки, и я стал ходить по берегу в ожидании, наблюдая за рыбаками. Минут двадцать спустя, случилась поклёвка, да ещё какая! Лодка плыла всего метрах в сорока от меня, сидя на скамье, отец сделал очередной лёгкий заброс, и только стал подкручивать, как громко взвизгнула катушка. В то же мгновение он крикнул: - Глуши!!! - а сам весь напрягся и упёрся коленом в борт. Николай тут же выключил мотор. И правильно сделал, потому как сзади лодки, в каких-то восьми метрах, из воды с плеском вылетела огромная рыба. Она стремительно взлетела над водой, брюхо у неё было бледно-жёлтенькое, бочина-рыжая. Рыбина красиво выгнулась, грузно шлёпнулась в воду и исчезла.
           - Не уйдёшь красавец! - прокричал отец, быстро подкручивая леску.
    Катушка вновь завизжала, а через шесть-семь секунд, рыба устала и остановилась. Тогда он взял леску в руку, сел на дно лодки и, изо всех
    сил, намотал её на рукав левой руки. Далее происходило что-то невероятное. Рыбина потащила лодку боком к середине реки вниз по течению.
    Потом она метнулась вверх по течению, отец встал и с трудом перевёл леску через мотор и Николая. Лодка замерла на месте, настолько сильно её удерживала рыба, устав через полминуты, она потянула к середине реки. Этот захватывающий поединок рыбака и рыбы продолжался минут    около пятнадцати. Отец то медленно отпускал её немного, то вновь подматывал леску на руку. А когда рыба вконец обессилила и прекратила сопротивление, он стал осторожно выбирать руками леску. Николай придвинулся с кормы вплотную к отцу, поднял вверх руку, держа в ней что-то наизготовку. Затем батя стал энергично перебирать руками, подводя рыбу к лодке. И вот мне уже видно, как плещется рыба вблизи лодки, кругом летят брызги, и Николай наклонился над водой, отец крикнул и одновременно - УДАР! - РЫВОК! и огромная рыба, мелькнув в воздухе, упала на дно лодки, а на неё и рыбаки. Усыпив сёмгу, они подгребли ко мне, это было уже немного ниже устья Патока. В лодке оказалось две сёмги. Этот огромный самец и серебристая самка средней величины. Рыжий клыкастый самец ещё трепыхался на дне лодки. Когда батя выбросил его на галечниковую косу, я с трудом поднял рыбину за жабры; хвост на земле, голова по грудь.
           - Килограмм десять весит? - спросил я у отца.
           - Да, пожалуй, будет, а самка килограмм на восемь. -
           - Дядь Коль! Чем ты её ударил? -
           - Всадил в неё багор шоб не сорвалась, кода подымаем. -
    Я положил рыбину на камышки и стал рассматривать. Она вся прямо лоснилась жиром, чешуя у неё крупная, на нижней челюсти-мощный клык, плавники-красноватые. Спинка-чёрная, по бокам вверху-красненькие крапинки на тёмном фоне. Чуть ниже - бочина у неё обретает коричневато-розовый оттенок, который плавно переходит в жёлтенькое брюшко.
           - Красивая рыба? - спросил отец.
           - Очень красивая, мне бы поймать такую. -
           - Завтра утром с тобой посемужим, а потом сплывём в деревню. -
Внезапно, со стороны избы, закричал  Николай :
           - Ах ты бестия!
             Воровка чёртова!
             Я  те щаас! ...
Стремглав я  кинулся в гору по тропе и вижу  -  из распахнутой двери вылетает Николай, заряжая на ходу двустволку ...
             Бахх! Бахх! ... и бегом в лес.
Шагах в  десяти от двери - коричневый рюкзак,  потрёпаный и перевёрнутый. Вот он вернулся, весь взъерошенный.
             -  Ёкарный бабай!
             -  Да шож ты дверь-то не плотно захлопнул, да палкой не подпёр! Рыжая плутовка забралась в избу! -
             -  Торопился на рыбалку и забыл подпереть. -
             -  Ну-ка! Проверь рюкзак! -
             -  В ково стрелял  Коля ?  -
             -  То лиса-проказница рюкзак трепала. Шуганул  шоб  не повадно ей было. -
             -   Откуда у неё  силы?  Тяжесть такую вытащила.  -
             -  Васёк! Это вкусный запах косача ей силу придал , - пошутил отец.
    Да, сегодняшняя рыбалка удалась, все мы были очень довольны, несмотря на усталость и приключения. А дальше было всё-как вчера вечером - приятные хлопоты: чистили-подсаливали рыбу, пилили-кололи немножко дров и протопили печурку, готовили вкуснейший ужин. У этой "ИЗБЫ-ПО ЧЁРНОМУ" свои особенности, которые мне разъяснил Николай, когда подтапливал печурку.
           - Щас вишь Вась! Нету комаров, а до середины юля их полно. Так вот, шобы ночевать без комаров, отдушину тряпкой закрыл, печку истопил. Дыму - полна изба, токо внизу нет дыма, через час комары сдохнут. Тряпку вынул и лежи-отдыхай. За пару часов весь дым уйдёт, тода тряпку заткни и можешь спать.
    В этот тёплый таёжный вечер у костра, на берегу таинственного Щугора, на ужин было подано: уха семужья, водка, косач запечёный на костре, хлеб пшеничный Усть- Щугорский, чай обыкновенный индийский, орешки кедровые с горячих углей. Непринуждённая беседа моих добрых стариков у костра продолжилась глубоко за полночь. Мой сон с устатку выдался крепким. Проснулся я ранним утром, когда солнышко зажглось над лесом, заглянув в наше оконце, луна не спешила уходить, а только притаяла и оба светила смотрели друг на друга - играли в переглядушки. У кострища хозяйничали клесты, кедровки и свиристели, стрекоча наперебой и отнимая друг у друга рыбьи косточки, кедровые шишки и корку хлеба.
    Птицы вели себя так смело, что я не смог их прогнать. Разжёг небольшой огонь, из ведра достал малосольного хариуса, чулком снял с него кожу с чешуёй, с аппетитом съел. Достал из рюкзака печенье, подогрел и попил чаю, настоянном на смородинном листе. Вышел на каменистый берег утренней реки. Здесь веяло необыкновенной свежестью и чистотой. Над рекой вился лёгонький туман.Три чайки кружили на солнечной стороне, изредка ныряя в воду. Стайка крохалей плавала вдали возле берега. Вдруг я услышал, как кто-то громко фыркнул у реки за кустарником. Никого не увидев поблизости, я подошёл к самой воде, огляделся. В ста с лишним метрах от меня здоровая, бурого окраса лосиха с лосёнком пили воду. Мать забрела в реку аж по самое брюхо. Я притаился, да бы не спугнуть их. Они спокойно пили студёную речную воду, делая короткие паузы и поочерёдно пофыркивая. Затем лосиха вышла на берег и посмотрела в сторону избы. Увидев меня, остановила взгляд на несколько секунд и не спеша, чинно-важно побрела по берегу к лесу, сверкая беловатым крошечным хвостиком. Малыш, так и не глянув в мою сторону, потрусил за ней. Пора было разжигать хороший костёр, и я пошёл к избе. Начинался завершающий день нашего интересного похода по Щугору. После завтрака мы семужили: мне на удивление легко удалось за полчаса, впервые поймать серебристую сёмгу на пять кило. Харюзили мы на самодельные мушки чёрные, зелёные и рыжие, выпустив их за лодкой, и нарезая круги по реке.
    А отец, тем временем, накопал на острове, на Малом Патоке, что недалеко от избы, немного Золотого Корня. Ещё до полудня мы собрались, окончательно упаковались и отчалили в обратный путь. До деревни мы скатились быстро, с одной дозаправкой. На пригорке нас встречала жена Николая.
           - Эй, Марфуша! - позвал он. - Иди сюда! Забери рыбу. -
         
             

   
Автор:
Ярошенко Василий