вернись

 Конечно, мистическое, как вопрос, – знакомо многим. Как действие, мистическое в своей основе, едва ли….
Мы и мистика...
Где находится мост?
Что с чем соединяет?
Вопрос сопровождается ответом на неизвестном языке. Конечно, я дилетант, терзаемый мыслями об иррациональном и непостижимом, яростно ищущий и себя осуждающий. Может потому, что я не хочу втискивать неведомую жизнь в знакомые образы. Может, мы даже и встречались лицом к лицу с нею – чужим лицом к чужому лицу. Не опознать друг друга. И…. приходят сны о давнем, утонувшем там, и сейчас робко вплывающем в сегодня. Почему  мы о войне и о воинах? Полагаю, война здесь - внутренняя. Противостояние личности и толпы. А возможности избежать предначертанного нет. Все произойдет так, как должно произойти.

То ли час, то ли век, то ль мгновенье
По глазам льдистый отблеск клинка
И удар молниеносный и верный
И в защитном движеньи рука.
Бесполезно. Доспех не поможет
Удержать смертоносный металл
Зазвенев о ступени тревожно
Меч из пальцев разжатых упал.

Когда я выхожу на улицы, добрая половина разговоров там для моих ушей звучит абракадаброй. Языковая избыточность. Словно нас разделяет некая среда, гораздо медленнее пропускающая звуки, чем это делает воздух.

- Как поживаете?
- Как хочу, так и поживаю. А вы?
 
Силюсь прочесть письмена, отчеканенные или сотканные из воздуха. Они звучат предостережением, как будто каждое - над местом крушения, чтобы оплакать надежды, давно погибшие. О чем крик этой души? Об ощущении ухода, бессмысленного, безнадежного, мучительного… Пока нить жизни не оборвалась, она будет связывать, несмотря на чудовищную паузу.


Боль – холодное жгучее пламя
И горячая, алая кровь
В темноту ускользает сознанье
За границу видений и снов.
В бесполезной попытке подняться
Нежеланье себя защитить
Ледяная дрожь в стынущих пальцах
И клинок не посмевший добить.

По настоящему можно понять только себя и… вселенную. Естественно, - не до конца, но знать: всему непознанному со временем найдется объяснение, всё отзвучит. Эхо эху рознь. У некоторых событий его больше, чем у других. И тогда я слышу последний отголосок того, что вообще не дает эха. Это голос полного небытия. Он проносится как ураган, как все крики боли, собранные на одном гиге флешки.

И касание тёплых ладоней
И отчаянный шепот "Вернись!"
Что разбито уже не наполнить
На траву кровью капает жизнь
И внезапно пошедший вдруг ливень
И огромное небо в слезах
Бесконечная тяжесть бессилья
И никак не закроешь глаза.

Эмоциональный гол. Дребезги чьего-то мира. Бессознательный дрейф моего. Кажется, это тело решило не жить по своему разумению. Знаете, такое ощущение, будто в нас есть запертая и забытая комната, и мы мучимся неопределенностью, пока не найдём вход. Может, стоит установить мешки с песком перед гнездами снайперов? А снайперы – стреляют из прошлого снарядами воспоминаний. В небе нет луны, звезды слишком слабы, им не осветить всего…

В ночь дорога – застывшие звёзды
И назад уже не повернуть
И в безмолвном величии грозном
В запредельные странствия Путь
Ночь прольётся прохладой на раны
Не осилив чар вечного сна
И в её звёздно-траурном храме
Всё накроет крылом тишина…

Нечто положило ладони мне на виски, смотрит блестящими глазами в упор, зрачки в зрачки. Я тоже рассматриваю Нечто с его бесчисленными иксами, с его опорами и напряжениями, с его бытием. Курю. Пускаю дым колечками. Серые «О» возносятся…. Энергия трагической сцены… Может, вспомнить старый обычай, бросить монетку из сегодня, в это самое прошлое? Послать маленькую надежду кувыркаться в безразличных водах пространства? Минуты умирают стайками по шестьдесят… Время уходит.

Всё накроет крылом тишина…

По мотивам баллады Тэм Гринхилл.