Лесное озеро святец

  Майский  туманный  рассвет вставал над рекой  Клязьмой.  В  небе чуть-чуть  заалела  полоска  утренней  зорьки, когда я стал  собираться на  рыбалку.
Но  вот солнце  выбросило  широкий  веер  золотых  лучей, но  сама  ещё  не  показалось. И  вдруг, разом  пробив  белесую  туманную  завесу, щедро  засветило, и  сразу  разлилась  влажная  теплынь.
Весеннее  утро было  такое светлое, такое солнечное, такое  лучистое, что  душа  радовалась  тёплой  весне. Жёлтые  солнечные  пятна  пересыпали тропинку, веселили её. Обмётанные,  мелкой серебристой  росой в утренней  тиши, переливалась алмазными шариками  молодая  травка, на придорожных  берёзах, на  липах, на  кустарниках  молодая  листва: свежая, пахучая, нежная.
Дышалось  особенно сладко, глубоко, легко.
В  деревне Крутово    пересвистывались скворцы. Юркие  чибисы над  поймой  реки Клязьмы, срывались с  криком:»Чьи  вы…Чьи вы…»
Далеко  впереди гривами  уходил смешенный  лес, веял  смолистым  ароматом, запахом  распустившихся  ландышей.
 Утро  солнечное  молодецки  разгуливалась, набирала силу. Солнце  всё  просвечивало  на  славу. Надо  мной  пролетел   бекас, туго  вскидывая  крылья, в сторону  болотины.  В  кустах  ольхи  певчий  дрозд играл  с  большим  азартом, песни следовали одна  за  другой. Над  дождевыми  лужами кружились синие стрекозы с  прозрачными  крылышками.
На  широкой  просеке глаза  слепило  утреннее солнце, а  нога  тонула  во  мху  изумрудно- зелёном. По  краям   застенчиво  зацветали  незабудки.
Впереди, целые  полосы  солнечных  отблесков, мерно  бежали по  тропинке, скользили по  бронзово-  медным  стволам  корабельных  сосен, поднимались к самым  вершинам, маковкам.  С  болота  тянуло  запахом  багульника, и  этот  запах  слегка  кружил  голову.
Едва  заметная  тропа  терялась в  кустах  черники, голубики, кустиков  вереска. Гул  комаров  усиливался, нарастал, целые  тучи  атаковали  меня.
Тетерев- косач  тихонько  бормотал в  чернеющей  стенке  ельника, словно он на  кого-то  обиделся и  никак  не  мог  подобрать подходящего  слова, чтобы  выразить  свой  укор:» Чур- бур-чур … чур-бур-чур»!   
Тропинка  шла  сначала  краем  болотины, потом 
круто  поворачивала в  сосняки, вела  к  лесной  речке  Сеньге.
Всё  в  лесной  крепи, по  берегам извилистым речки Сеньги  в  утренний  час казалось  причудливым и  таинственным. Что-то  шелестело в зарослях тростника. Береговые  корневища сосен на правом  берегу, казались клубком чёрных  змей, ползущих  прямо на ли меня. Кабаны  рыли  седой  местами  мох, в  поисках  сладких  корешков.   
Вокруг  не  было  ни  души. Таинственное  безмолвие царствовала  кругом.
С  Вольных  болот тянуло  прохладой  и  сыростью. Дикий  селезень  пролетел  низко, в  камышах  закрякала  утка.
Вольные  болота  поражали  своей нетронутой, дикой красотой. По всему болоту, на  сколько,  хватало  глаз,  виднелись  отдельными куртинами
невысокие, корявые, низкорослые берёзки и тонкие  сосёнки, отороченные  островками багульника, голубики, по  краям на зелёных кочках зеленела изумрудная  сочная  листва  брусники, а рядом   тянулись  зелёными  нитями клюква.   
 Радуясь, ласковому  солнцу  на все  лады   запели пернатые. По  лесу  понеслись перекаты птичьих голосов. Заливалась в кусте  цветущей калины ярко- жёлтая  птичка-иволга. Запела свою  чудесную  песенку  пеночка, тонко-тонко  попискивая. Отчётливо  послышался  покрик дроздов.
Нежданно увидел  на  болотной  кочке  смолисто-чёрного  тетерева и его  подружку пёструю  тетёрку.
Вразброс  стоящие  карликовые  сосны и хилые ёлки в  болотной  мари, словно  замерли, оцепенели. Замолкли певчие  птицы. Лишь  неугомонные сороки –трещётки громко  стрекотали  над   тропинкой.
Тропинка  вдруг  просветлела. Показались пологие  берега  озера «Святец». Отороченное   огромными  соснами, шатровыми елями, тонконогими  берёзками, пугливыми  осинками, кустами  голубики, зелёным  ковром  мха.
 Мне  показалось, что  оно похожа  на  огромную чащу, усыпанная  хвоей по  пологим  берегам, а нагнулся, чтобы  зачерпнуть  воды, и   ахнул  от  удивления. Взгляд  свободно  проникал в глубину, где  расстилался  мохнатый  зелёный  ковёр  водорослей.
Было  тихо,  лишь по  берегам шелестели  молодой  листвой береговые  тонкие  берёзки, пугливые  стройные осинки, кусты  голубики да  время  от  времени в  сосняке  вскрикивал, деловито  постукивал  дятел. Когда  я  шагнул  к  заводи, на  ближайшей  ко  мне  сосне, распушив  рыжий  хвост, сидела  не пуганная  белка и  вытаращив  чёрные, как  ягоды  смородины  глаза с  непонятным  восторгом глядела  на  меня.
Лесное  озеро  «Святец» поразило меня сразу  своим  простором, оно  было  огромной  синей  чащей, в  оправе  зелёной  стенки  камышей у  самого  берега, береговых  тростников.
Водная  гладь блестела, как  осколки  тёмно-синего стекла  на  солнце.       
Стройные, пушистые  сосёнки, вытянутые  тонкой, редкой  цепочкой, подходившие  к  самой  заводи, отражались в  жёлто-коричневой  воде.
У  самой  бровке  воды  бегала  по  песочку рябенькая  трясогузка и  трясла  пёстрым  хвостиком. От  её  лапок  на  мокром  от  росы  песке, складывались  ладные  строчки следов.
Лесное  озеро «Святец»-место  утиных  утех. Тихонько  шваркнул  селезень, и  взметнулась утка из камышей, по-  своему  заохала:»-Ах, ах, ах».
А  счастливый селезень взлетел и  стал делать  свой  благодарственный  круг. И  тут  же, совсем  рядом, послышалось  со  всех сторон:-«Шварк….Шварк». И  прямо  на середину  озера
выплыл  другой  селезень в  своём  брачном  наряде,    оперение  отливало  чёрным  мазутом.
В  воздухе  слышался  свист и  шелест крыльев, утки  без  перерыва  кричали.
По  левую  сторону берега начиналась длинная и широкая  просека, переходящая  в  топкое  болото, с  редкими корявыми  кустами, хилыми берёзками, маленькими сосёнками  и  ёлочками.
  Солнце всё  просвечивало  на  славу. Надо  мной  пролетела чайка, белая-белая, словно  вырезанная  из древесины  берёзы.   
Я  стал  наблюдать, как  чайки  ловят мелкую  рыбёшку: садятся на  прибрежные  кусты, выступающие  из  заводи озера и  замирают, а  хищный  пристальный  глаз  всё  время  следит за  гладью, и  ждут.   Вдруг  резкий  рывок головы-и рыбёшка уже  в  клюве, уже  высоко  поднялась над  озером. 
В  этом  озере  водятся  щуки, юркие  окуни,  серебристая  плотва, большеголовые бычки  белый  карась  разных  размеров.
Моё  сердце  трепетно  забилось  в  предчувствии  удачи.
На  берегу  лежали  целые  слои  коричневых сухих  шишек сосны. Сами  берега   были, словно            
выкованные из  заржавевшего железа. 
Подул  лёгкий  утренний  ветерок, от его  дыхания  по  глади  озера, заводи побежала  мелкая  рябь, чуть-чуть  морща воду, шевеля  береговой  тростник. Шелест  тростника был  чем-то  похож  на  детский  шёпот. На  берегах  молодая  травка зелёная-зелёная, изумрудная, нежная. И  пахнет  каким-то  особым  ароматом  леса.
В  знакомой  заводи  плескались  окуньки, плотва, щурята. Первого  окуня  поймал скоро, а  вот  ещё один  затрепыхался  колючий  красавец.
Окуни  клевали  хорошо, то и  дело вытаскивал. Серебристая  плотва была  одна  к  одной и  ловилась  на  обычную  корку  чёрного  хлеба.
Чёрно –бурые  пласты  торфа обрамляли  скосы  заводи. Суетились муравьи, тащили чёрной  ниточкой  куда-то  мелкий  лесной мусор. Сквозь шёпот, лепет  берёзовой  листвы  послышался  удаляющийся  топот  лосей.
Какая  дикая и  первозданная красота  кругом, что  оторопь  берёт…
Величав  смолистый  полумрак  елей и  чувствуешь, как  легко, глубоко дышится.
Рыба  разом  перестала  клевать, наверное,  чувствуя  перемены в  погоде.
Солнце  лёгким челноком заскочило  за  облако, и сразу  послышался  стрекот  сорок.
С  берега весь виден  покрытый  зелёными  ладонями  кувшинок зеркальный  плёс с островками  камышей по  краям.
Стая  мелких  куличков, почти  задевая  крыльями воду, пронеслась  куда-то и  тут же  вернулась на  место.      
Полуденный  зной  постепенно  сменялся предвечерней  прохладой. Комары  кружились целыми  роями над  болотом, над  заводью, над   берегом. Слышно  было, как  в камышах  возится какой-то  зверёк, шуршит  былинками.
Кучевые  облака  загорелись предзакатными красками. Запах  багульника  смешался  с запахом  разогретой хвои, молодой  листвы.
У  кустов  лозняка  чуть пошевеливая краснопёрыми хвостами, плавали  мелкие  окуньки.  Окуньки  подплыли  под  упавшую в  воду  ольховую  корягу и  стали по  два, три в ряд, головками  к  берегу. Блаженствовали в  тени  кустов, в тишине.
 Огромное  тёмно-малиновое   солнце  садилось, и с  каждой  минутой  теряло  свою  силу.
В  небе  разлился  малиновый  закат. Чайки с шумом  летали  над  озером. В  красках заката  птицы  тоже  казались  светло-малиновыми.
Последние  закатные  блики  слабо  освещали  изумрудно-зелёное болото, где торчали  вразброс не  то  брёвна, не  то   пни, поваленные  сосны.
Тёмно-вишнёвое  зеркало водной глади  постепенно  заволакивалось  лёгким белесым туманом. Лесистые  берега озера теряли  свои  очертания.  По берегам  поползли густые  тени.
Едва  уловимые  блики  вечерней  зари  разом  вспыхнули, осветили на  короткий  миг  спокойную гладь  озера, береговую шелковистую травку, прибрежные  кусты  и   всё  стало вдруг малиновым. 
Постепенно  начал  утихать  гомон, шум  чаек.