Спасти рядового Александра

     В том-то и дело, что, как и в известном кинофильме американского кинорежиссёра Стивена Спилберга "Спасти рядового Райана" ("Saving private Ryan"), так и в рассказе имеются не только аналогичные названия, но они схожи и по форме, и по сути. То есть, — спасение было! По крайней мере, этой задачей были проникнуты участники действия и там, и тут для достижения своей благородной цели. А воинское звание "рядовой" в рассказе употребляется в смысле рядовой обыкновенности гражданской личности, что вполне соответствует и содержанию определения. Различие имён никакой роли в данном случае не играет. Главное — поступки. 
          Поскольку я упомянул этот фильм, позволю себе ещё немного задержаться на его сюжете.
          События фильма происходят во время Второй мировой войны. Узнав о том, что мать на войне потеряла убитыми трёх сыновей, командование американской армии принимает решение не лишать мать солдата последней надежды, отозвать рядового Райана — четвёртого сына с фронта и вернуть домой. Действие фильма основано на реальных событиях. При этом рядовой был спасён, но погибли солдаты, спасшие его.
          Совсем недавно мы были свидетелями освобождения американского сержанта Бо Бергдала из пятилетнего плена в Афганистане. Другое дело, что на поверку сержант оказался дезертиром. Это выяснилось потом. Его в конце концов обменяли на пятерых талибов. Но шестеро военнослужащих погибли, его разыскивая...
          А теперь, кстати, о другой войне, с другой стороны, но в том же Афганистане. Как-то в автобусе, в Подмосковье я обратил внимание на тихо плачущую, всхлипывающую женщину, и оттого смотреть на неё было ещё горше. Я как можно мягче и участливее обратился к ней, мол, — чем могу помочь? Она, утерев слёзы, поведала мне, что было у неё трое сыновей. Двое погибли в Афганистане. Пришло время призываться младшему. Она попросила полковника-военкома не посылать третьего сына туда же, на войну. Было много и других мест для прохождения срочной службы. Военком вошёл в положение и свято пообещал это сделать. И вот, получает она первое письмо от сына из... Афганистана. 
          ... И всё это о цене человеческой жизни и о её различной трактовке...
          Не желая далее продвигаться по лабиринтам неопределённости и словесного тумана, настоятельно рекомендую для скорейшего достижения цели пересесть в автомобиль и далее уже окончательно ехать к тому месту, где и происходила нешуточная история, о которой я с таким опозданием всё же хочу поведать, эгоистично всё это время пользуясь всеобщим терпением, переходя от военных действий к будничным гражданским делам, но … с элементами войны.
          Обычный солнечный летний день, казалось, не предвещал ничего дурного. По заведенной многолетней традиции я побывал у родителей, которых навещал как всегда раз в неделю по воскресеньям, и возвращался под вечер домой на том самом автомобиле, в который ранее я приглашал вас, читатель, пересесть. Уже подъезжая к дому, я внутренне почувствовал какую-то непонятную тревогу. Предчувствие не подвело: у соседнего с нашим дома наблюдалось видимое оживление...
          Когда-то владелец соседнего дома — китаец по имени Хэрис Чанг — устроился на хорошую работу в городе Омаха штата Небраска и собирался переехать туда на какое-то время со всем своим семейством. "Какое-то время" растянулось на добрых тринадцать лет...
          Сын ближайшего советника генералиссимуса Чан Кайши на         Тайване, Хэрис, поселился в Америке в начале 1980-ых годов, купил дом, о котором пойдёт речь, и зажил в нём, обрастая семьёй и общеизвестными нормальными жизненными аксессуарами. Кстати, несколько раз мне довелось видеть его отца, гуляющего с маленьким внуком. Его жена — мать        Хэриса — намного пережила мужа и ушла в мир иной, перешагнув на несколько лет своё столетие.
          Моё первое с Хэрисом знакомство было отмечено обоюдной неприязнью. В ночное время он стал оставлять включённым уличный светильник на тыльной стороне своего дома, мешавший нам спать, так как был направлен прямо в наши окна. Это вносило дискомфорт и не способствовало природе здорового сна. По прошествии нескольких иллюминированных ночей, днём я благожелательно, но решительно постучал в его дверь. Не могу сказать, что мы понравились друг другу с первого взгляда. Более того — и впоследствии любви не получилось. Вместо этого между нами состоялся короткий, но ёмкий разговор типа: "Дурак! — Сам ты дурак!" На просьбу гасить по ночам свет с объяснением её причины, а также моей озабоченностью излишним расходом оплачиваемой им электроэнергии, он мне посоветовал вместо этого попросить владельца нашего дома купить нам шторы. Шторы у нас были. Но и они не спасали от яркого, бьющего в окна света. Да и спать с опущенными шторами мы не привыкли. Дверь передо мной осторожно закрылась, но с тех пор новоявленный Васисуалий Лоханкин китайского происхождения, не успевший вкусить назидательного побивания соседями, как у И.Ильфа и Е.Петрова в книге "Золотой телёнок", вообще перестал пользоваться тем светильником, даже когда ему это было и надо, а шаркал за забором в темноте и наощупь. Видимо, он что-то всё-таки распознал в моём, полном решимости, стуке в его дверь... А может быть, не хотел ссориться с соседями?
          С тех пор мы стали приветствовать друг друга при встрече улыбками и короткими фразами, из которых я понимал, что статус-кво восстановлен, а принцип невмешательства доминирует в атмосфере паритета и взаимного уважения. Позже я понял: присматривался он ко мне, оценивал.
          Спустя короткое время, Хэрис пригласил меня в свой дом и сделал мне предложение. Речь шла о том, чтобы во время его отсутствия в Сан-Франциско, где это всё и происходило, я бы следил за его собственностью — его домом, со всеми вытекающими из этого последствиями и на своё усмотрение. Хэрис предложил на время его продолжительного отсутствия сдавать дом в аренду и получать от этого прибыль. Сделка состоялась по обоюдной договоренности. Не могу сказать, что я на этом разбогател, но своим денежным "приварком" был удовлетворён. Главное — не зарываться. Поэтому и получал свой минимум. Его предложение выросло, как говорится, не на пустом месте. Из наших беглых с ним бесед он узнал, что я работаю в аналогичном направлении: добрый десяток домов в городе, кстати, больше по размерам, чем его собственный, входил в круг моих забот и обязанностей в составе организации другого китайца, который тоже владел собственностью. Поэтому и доверился профессионалу. То есть, мне. Потом я сменил основную работу на более солидную и с более широкими полномочиями в составе компании Colliers International с географией влияния в шестидесяти двух странах мира.               
          Мы договорились, и он уехал. За дело я взялся с энтузиазмом. Самостоятельно перестроил первый этаж, отделив глухими стенами кухню от смежных сообщающихся комнат. Создал тем самым больше места для проживания разных людей. Перепланировал и отремонтировал нижний уровень дома. Подетально адаптировал весь дом для его будущей новой функциональности. Таким образом, получилось восемь самостоятельных комнат с общей кухней и местами общего пользования на каждом этаже, за исключением одной, включавшей полноценную ванную с туалетом. Итак, я превратил обычный частный дом в нашу незабвенную "совковую" приснопамятную коммуналку на американский манер для получения большей прибыли от рентных поступлений.
          Жильцами дом заполнился быстро. Моя позитивная и авторитетная репутация в определенных кругах этому способствовала. Кроме того, всегда находятся люди, готовые смириться с неудобствами проживания, экономя денежные средства. Величина ежемесячной платы в условиях данного проживания, естественно, была ниже, чем обычная квартирная плата. Хотя, оценка исключительно хорошего места расположения дома теоретически предполагала компенсацию обстоятельств некоторых коммунальных неудобств. Судите сами: рядом — огромный Линкольн парк с площадками для гольфа. В километре — самый большой в мире рукотворный Голден Гейт парк. Вышел из дома, повернул голову налево — Тихий океан с фантастическими береговыми горными ландшафтами, а до экзотического побережья океана — места туристической мекки — Сутро-хаус 10 минут пешком. В окрестностях дома  тихо, спокойно. Состав воздуха разительно отличается своей свежестью и чистотой от воздуха в других районах города.  Конечно, это положительно сказывалось на спросе и интересе к выбору этого жилья со стороны потенциальных квартиросъёмщиков.
          За 13 лет моего "правления", до тех пор, пока Хэрис после долговременной работы финансовым менеджером в нескольких казино не вернулся обратно и не опять поселился в своём доме, я имел возможность наблюдать различных индивидуумов, с которыми судьба сподобила меня свести под крышей "китайского дома". Каких только личностей я не перевидел! С какими только оттенками человеческой сущности мне не пришлось столкнуться! Калейдоскоп полузабытых со временем лиц и характеров мелькает предо мной, не вмещаясь в сознание своей массой, и перехлёстывает через край моей способности запомнить всё и вся. Память выхватывает моменты и лица, благородство и подлость, возвышенное и низменное, щедрость души, мелочную скупость и всё другое, чем полон Homo sapiens во всех своих проявлениях и в своих особенностях.
          Заботу о доме и его обитателях я осуществлял по остаточному принципу — в свободное от основной работы время по вечерам и в выходные. Не думаю, что это влияло на качество и набор услуг нормального проживания моих жильцов. Время шло. Дело двигалось по руслу, управляемому моим энтузиазмом, стараниями и ответственностью за порученное дело. Всё необходимое осуществлялось мной в в одном лице: заключал договоры с новыми жильцами; вёл соответствующую бухгалтерию; следил за исправным поступлением денежных средств из одного кармана в другой; проводил необходимые ремонты; периодически косил траву на земельном участке за домом; был третейским судьей с правом решающего голоса в иногда происходивших конфликтах между жильцами дома и так далее и многое тому подобное... Вот мы и подошли постепенно к тому эпизоду, когда одним воскресным погожим днём я въехал на автомобиле в свой гараж, вернувшись после посещения родителей…
          … Не видел произошедшее, но поспел к самому "разбору полётов". Когда я, влекомый суматохой и криками, поспешил в "китайский дом", передо мной предстал Винсент — Винс, сидящий на общей кухне с обильно перевязанным предплечьем руки, а на стене и полу кухни были следы крови. На стене кухни зияли две здоровенных пробоины. В интерьере легко угадывалась какая-то разыгравшаяся драма…
          Афроамериканца Винса когда-то привела в дом на поселение русскоговорящая женщина, дав ему хорошую рекомендацию. Надо сказать, что я никогда не пожалел, что взял его в дом. Высокий, симпатичный, приветливый темнокожий красавец, худощавый, стройный, с хорошо развитой мускулатурой, с приятным ровным и общительным характером, он был полезным примером остальным, порой нерадивым жильцам в отношении поддержания чистоты и морального климата в доме.
          Вот что случилось. Винс находился на кухне с ещё одним жильцом — Сашей. Русскоговорящий молодой парень, неплохой, кстати сказать: добрый, отзывчивый, со своими особенностями, но здоровым началом. Пересказываю то, что сумел понять из объяснений. Саша не убрал что-то за собой после приготовления пищи. Винс ему сделал замечание. Саша сгоряча наговорил ему что-то неблагозвучное. Дальше — больше. И пошло и поехало. Саша схватил стеклянный фужер и случайно разбил его, с размаху задев обо что-то. Винс неосторожно подставил руку, попал под остриё и серьезно порезал предплечье. Тогда он схватил в своей комнате бейсбольную деревянную биту и вернулся на кухню. Словесная перепалка достигла предельного накала. Угрожая битой, Винс обозначил свою решимость защищаться двумя сильными ударами. Предварив основной удар (strike), он пробил шестнадцатимиллиметровую кухонную стену из сухой штукатурки, оставив две здоровенные дыры. (Потом я их залатал, покрасил и сверху повесил географическую карту США, дабы впредь никто не покушался в этом месте кухни на целостность страны). Strike Винс не произвёл, но всё же успел ткнуть тупым концом биты Сашу в переносицу, не причинив тому особой травмы, но несколько охладив его пыл. Всё могло закончиться гораздо хуже. Ничего хорошего эскалация межрасового конфликта не предвещала, но кто-то позвонил в полицию, и страсти тут же улеглись.
          Полицейские долго не разговаривали, они  надели на Сашу наручники и увезли его. По их оценке, Винс, что было видно воочию, был стороной потерпевшей — истекал кровью.
          Оценив ситуацию как критическую, я долго не раздумывал. Я понимал Винса. В прошлом, по его словам, он служил в полиции. С его повышенным требованием к чистоте и порядку ему было невыносимо наблюдать любого рода безалаберность. Уборщика в доме не было, и каждый жилец должен был убирать за собой сам. Я только лишь поддерживал порядок в местах общего пользования по необходимости. Я не оправдывал Сашу, но мне было жаль его. В общем-то, молодому хорошему парню могли испортить его только ещё начинающуюся жизнь. Я верил в его здоровое начало. Надо было дать ему шанс переосмыслить своё поведение и образ жизни. Я решил во что бы то ни стало спасти Сашу. Но вначале надо было убедить в этом ... Винса.
          И я приступил к переговорам с Винсом. Это было не просто делать по горячим следам, только-только спустя короткое время после конфликта. С  болью в руке, под воздействием эмоционального стресса и от злости на Сашу, Винс был неумолим и не желал пойти мне навстречу. А я просил-то его всего-навсего... отозвать своё заявление из полиции. Думал я так: нет заявления от пострадавшего — нет дела. И я был, в общем, прав. Мои переговоры с Винсом продолжались часов пять, и время незаметно приблизилось к полуночи. Как мог, я старался умилостивить Винса и уверить в том, что жизнь Александра только начинается, что он парень хороший, что легче всего избавиться от его присутствия в доме, но надо ему дать возможность переосмыслить своё поведение. К тому же, Винс выражал какую-то странную для меня озабоченность тем, что вернувшийся домой Саша будет ему мстить, сам ли или с помощью своих многочисленных друзей. Я его убедил в беспочвенности этих опасений и поручился за Сашу. Переговоры затягивались, чувствовалась обоюдная усталость. Винс стал постепенно сдавать свои неколебимые позиции. Это стало очевидным после того, как он заговорил о требовании оплаты медицинских услуг, которые ему понадобятся в процессе лечения руки. Медицинской страховки в то время у него не было, и лечение надо было оплачивать из своего кармана. Здесь я прервал переговоры и удалился, чтобы связаться с Сашиными родителями и заручиться их финансовой поддержкой.  Позвонив им и получив заверения от Сашиного отчима в возмещении Винсу его медицинских издержек, я вернулся за стол переговоров. Приняв заверение в моём лице как поручителя, что в отношении возмещения его медицинских расходов проволочек не будет и всё будет строго оплачено по предъявлению счёта, Винс внутренне обмяк, подобрел и затем под конец доверительно и страстно мне сказал буквально следующее:
          — Саша! — моё имя, произнесённое тёмнокожим англоговорящим американцем мягко, в доверительном тоне, меня обнадёжило, — Я это cделаю только ради тебя и из-за моего к тебе уважения.
          Заявление из полиции Винс отозвал на следующий день, о чём мне и сообщил. А ещё он сказал, что полицейский дознаватель долго с ним беседовал по этому поводу. В его многолетней практике это был первый случай, когда потерпевший добровольно отказывается от своих показаний и просит прекратить возбуждение дела в отношении арестованного, действовавшего с применением холодного оружия — острого стекла в данном случае — повлекшего травму. В связи с этим у полицейского дознавателя есть сомнения: был ли факт отказа о прекращении дела инспирирован давлением и запугиванием с моей стороны. Здесь впервые прозвучало предположение о моей возможной связи с русской мафией.
          Полицейский просил Винса передать мне его просьбу встретиться. Заинтересовался ли он моей личностью или хотел пойти дальше в своём расследовании по несколько другому направлению? Или он надеялся, что я не пойду на контакт добровольно, тогда его версия о давлении русской мафии будет оправданна —  мол, что-то скрывает и скрывается сам, и тогда у него будет возможность вызвать меня принудительной повесткой на допрос по этому делу. Проверял ли он меня, предложив добровольно сотрудничать со следствием? Не знаю, не ведаю. Я с готовностью согласился на встречу, написал на бумажке номер моего телефона и попросил Винса сообщить об этом дознавателю. Больше по этому поводу мне сказать нечего: моя неутолённая “жажда” общения с органами правопорядка так и осталась таковой.
          Через неделю Саша вернулся домой. Притихший, потухший, но непокорённый. С тем же молодым задором и блеском в глазах. Со "звездой" на переносице от тычка битой. Я ему объяснил ситуацию и попросил категорически избегать всяческого пересечения с Винсом. А вскоре и Винс мне представил счёт за медицинскую помощь, которая была ему оказана. На удивление до смешного пустячный — аж 75 долларов?! Правда, при этом он хотел схитрить и подсунул мне оригинал счёта вместе с копией, желая таким образом получить двойную компенсацию. Про себя я подивился его неискренности, но всё же не хотелось думать, что он это сделал из корыстных соображений. Я всегда думаю о людях лучше, чем они есть на самом деле. Я бы так не поступил, и хотелось верить, что и он это сделал по своей неграмотности или невнимательности. Тогда почему он так быстро согласился с моими доводами и забрал обратно копию?... Вообще говоря, такой смехотворно малый счёт несколько удивил меня. По количеству пролитой крови и по серьёзности оказанной помощи, включая наложение швов на предплечье, я ожидал увидеть как минимум трёхзначную или даже четырёхзначную цифру. Это моё ожидание базировалось не на догадках, а на опыте всевозможных случаев, с которыми я косвенно сталкивался иногда по жизни в Америке. Однако не стал концентрировать своё внимание на этом, а лишь проверил бланк счёта, убедившись в его подлинности.
          Звоню маме рядового Александра. Прошу её приехать и передать деньги. Приехать приехала, но не передаёт. В течение примерно часового страстного, на повышенных тонах её монолога я узнал много нового о Винсе и его роде-племени, конечно, в её интерпретации. Я несколько раз про себя пожалел, что проявил инициативу в деле вызволения с "кичи" её сына Александра, потратив своё время и нервы, был уже почти на грани срыва, желая закончить эту трагикомедию, резко распрощавшись с экзальтированной дамой и выложить, наконец, свои деньги, гарантом которых я всё ещё оставался. Мои увещевания в том, что Сашин отчим предварительно гарантировал денежную компенсацию, никак не доходили до её сознания. И это всё из-за семидесяти пяти долларов! Вылив на меня этот град помоев, иначе не скажешь, она, как будто делая мне одолжение, всё же очень неохотно выписала чек на означенную сумму. Позже она подарила моей жене флакон французских духов (?!). Но я при этом не присутствовал…
          Хотелось надеяться, что Саша вынес определённый урок из произошедшего. По крайней мере, его поведение было достойным, и он ещё долго своим присутствием создавал благоприятную ауру в доме. А Винс вскорости съехал. Я знаю, что причиной этому послужила его боязнь быть наказанным Сашиными друзьями, а мои заверения в обратном его не убедили. Спустя какое-то время после своего исхода, он мне звонил и просил быть его гарантом при устройстве на работу в полицейскую конюшню, где он собирался ухаживать за лошадьми, специально содержащимися там при департаменте полиции города. Я дал своё согласие, но мне так  никто и не позвонил...