Глава 36. Ленинградка. 17 августа 1996 года

Глава 36. «Ленинградка». 17 августа 1996 года
 
Как известно, на Тверской улице в девяностые годы стояли проститутки. Стояли они по трассе Москва – Питер и двести лет назад. Возможно, и пятьсот.
Самое ранее свидетельство, которое откопал Руль, – это известное место в «Учителе фехтования» Дюма: «На другое утро мы проснулись в так называемой русской Швейцарии. После неизменных равнин и огромных еловых лесов перед нами лежал живописный край с озерами, долинами и холмами. Город Валдай – столица этой северной Гельвеции – находится от Петербурга на расстоянии, приблизительно равном девяносто лье. Едва мы въехали в этот город, как нас окружили торговки с пряниками, напомнившие мне уличных девиц в Париже. В самом деле, девушки эти были в коротких юбках и, как мне показалось, не столько занимались торговлей, сколько ремеслом, не имеющим с ней ничего общего».
Девушки легкого поведения продлили Тверской тракт до Тверской улицы, и до Моховой, и до Александровского сада. Тут в девяностые стоит настоящая русская краса. Рядом гостиницы «Москва», «Россия», «Метрополь», «Националь».
В девяностые годы произошло переименование улицы Горького в Тверскую. Сама Тверская, застроенная сталинскими домами с подъездами-арками, чтобы каждый такой подъезд заткнуть танком, попыталась пробрести лоск «той» Тверской. Вместо гостиницы «Советская» появился «Яр». К нему кони уже не проносились, но традиция проехать кортежем от Кремля по любым значимым нерабочим поводам сохранилась.
В «Яре», впрочем, до сих пор работает круглосуточный стриптиз: энергетики места не отменишь. Расположи там хоть Совет по правам ребенка, выйдет то же самое...
В девяностых годах девушки на Тверской стояли повсеместно – от Моховой через Пушкинскую и Триумфальную площади до Белорусского вокзала. Стояли не по одной, а стайками по две-три, не скрывая занятия. Проститутки были красивы и молоды.
Вообще, как покажет история ниже, в проститутки шел цвет русских девушек девяностых. Одевались они откровенно, чтобы быть заметными в толпе и отличаться от просто красивых девушек на прогулке.
Вульгарного в их внешнем виде ничего не было по нынешним меркам. Они просто были частью разношерстной московской толпы. Просто стояли и на вопрос, можно ли познакомиться, скучно отвечали, оценив внешний вид: «Молодой человек, мы работаем…»
Некоторые были не прочь выпить пива и отвлечься от работы.
Руль сидел в огромном открытом питейном заведении «Фаэтон» на Тверской площади.
«Фаэтон» занимал территорию в треть сквера, над ним стоял огромный плакат, изображавший, как должен выглядеть фаэтон, по мнению недорогого дизайнера.
Проститутки были заметны благодаря своей красоте и расслабленности, наряды их, почти не вульгарные, были лишь второй приметой. Нет, не студентка, чуть откровеннее, на обязательных шпильках. Внешность – на вкус богатого «нового русского», вчерашнего торгаша или партийного деятеля, который ценил здоровый вид, крепость и основательность женской фигуры.
Девочки тусовались на «Пушкинской», возле перехода от ресторана «Макдоналдс» и в самом переходе, а также с другой стороны – на «пятачке» возле издательства «Известия».
Длинные прямые ноги – короткая юбка или шорты обязательны! Тощих длинных ног Руль на «Пушкинской» не видел. Кривых и длинных – тоже. Нет, если есть что показать, то все крепко, все классической формы. Бедра шире плеч.
Ценности огромной груди, призового вымени, в те годы не было. Никто еще не начитался порнографии, не придумали на фоне онанизма как стиля жизни за компьютером идиотских классификаций «княжна – вагина» и не набрались западных оборотов типа MILF – «Mother i would like to fuck». Народ не был избалован нюансами. Было важно, чтобы грудь просто присутствовала.
Стандартом было что-то между вторым и третьим размером. Умеренный макияж, распрямленные, выкрашенные в темный цвет волосы, подстриженные посреди спины. Никто из девушек легендарного десятилетия не выбривал дочиста, под ноль, лобок.
Позже, на закате девяностых, Руль знавал одного банкира, который снимал очень крупную борчиху, арендовал спортзал, и там впятером с коллегами из правления банка они заваливали ее на маты. Но это можно отнести не к сексуальной пресыщенности, а к некоему фитнесу с «креативной» составляющей.
Работали только русские – москвички и приезжие, пятьдесят на пятьдесят. Украинки массово украсили столицу только в конце 1990-х – начале 2000-х годов. Впрочем, на короткое время.
У многих из тех девушек сегодня удостоверения личности гражданок Соединенных Штатов Америки. Или европейский паспорт. Настоящей богине, когда она раздевалась, замужество предлагали через раз. Наркоманками и прожигательницами жизни были немногие.
Но многие выбились в шоу-бизнес и просто бизнес, который они открывали с клиентами, многие вышли замуж за богатых русских посетителей. Профессиональные проститутки девяностых сейчас заметны в жизни, день просмотра телевизора – и вы непременно увидите парочку старых знакомых.
В 2010-х годах один из приятелей Руля, шофер некоего магната, стал фанатом известной, лет за сорок, певички. Он объяснял это тем, что в 1997 году очень любил ее и под романтическое настроение снимал за пятьдесят долларов на площади Белорусского вокзала.
Но это было позже. Летом 1996-го было на что посмотреть.
– А тебе шлюху хочется? – спросил Даня Руля 17 августа 1996 года в «Фаэтоне».
– Конечно!
– А смысл? Оглянись кругом! – По периметру сквера Пушкинской площади плотно сидела молодежь, все пили пиво, общались и знакомились. – Все то же самое, с той же скоростью, только бесплатно.
– Тут не ты выберешь, а тебя выберут, причем раз на пятый. Это разные состояния духа. Тут попрошайничаешь: дайте! Дайте, кто сколько может, – и берешь, не отказываешься. Там, – Руль показал на переход, – выбираешь и берешь. Потом, одежда…
– А ты предложи, – перебил Даня, – деликатно предложи практически любой на Тверском бульваре двадцать долларов, и все будет. Так в чем разница?
– Согласен лишь насчет двадцатки баксов, в рамках диалога «Не пойми меня неправильно, но меня бросила девушка…»
– А что одежда? – спросил Даня.
– Скажем, какая у нее форма груди под маечкой, ты только погадаешь. В борделе же выберешь именно ту грудь, которую запомнишь сильнее любых прекрасных глаз.
– И женишься на прекрасной груди – частый исход таких размышлений. Тебе недалеко до Казановы, в том смысле, что он женился на обладательнице самого красивого полового органа.
– Я пойду и познакомлюсь, – сказал решительно Руль, – просто так. Денег у меня, сам понимаешь, нет. Самое главное, они недосягаемы, Даня! Для нас эти, на скамейке, понятны, а те, у перехода, нет.
– Одно и то же, на пляже давно не был…
Руль подошел к переходу. Там сидела и плакала девушка лет девятнадцати. Стандарт: длинные безупречные ноги, короткая юбка.
– Что вы плачете, Белая Мисс? – задал Руль вопрос из тех, что сразу выбраковывали колхозниц и дебильных девочек, с которыми деловой разговор у него клеился только в пьяном состоянии.
Белая Мисс оглядела его и вдруг улыбнулась.
– А вы мне все равно не поможете… Я задолжала десять долларов, пропустив выход.
– Кому?
– А вон той даме! – И Маша (так ее звали) указала на самую красивую представительницу тусовки. – Я в Гуманитарном университете учусь, москвичка, и не всегда могу соблюдать график. Занятия, да и родители… Понимаете, наверное... Второй курс.
Дальше Руль отдал заработанный на неспешной работе у прораба Сеича дневной заработок – десять долларов – Королеве.
Они сидели с Машей на Тверском бульваре. Пили пиво.
Маша была очень хороша. Эта фраза относится не к телу, а к лицу, взгляду, манерам, глазам. Темные, чуть вьющиеся волосы, нос с горбинкой. Открытая улыбка.
Родители были учеными в гуманитарной сфере.
Руль тактично не спрашивал ее о подработках, клиентах... Не рассказывал он и о своих строительных экзерсисах, и об учебе, понимая, что неизбежно перейдет на мат.
Она была счастлива с этой бутылкой пива, смеялась, ее вечерний кошмар закончился. Поправляла волосы рукой в хипповских фенечках.
Она оказалась мастером легкой беседы и рассказывала в основном, как прошлым летом работала пионервожатой и придумывала подопечным разные забавные конкурсы. Например, такой: всем постричься наголо бесплатно. А это непросто в небольшом-то городе Тульской области с тремя парикмахерскими!
Потом она коснулась учебы, стала вдруг серьезной, начала тактично, неназойливо рекомендовать книги по психологии – Юнга, запомнил Руль, и какой-то его ученицы или дочери. Про «синдром вечного юноши».
– Я учу корейский язык, – сказала Маша.
Она осталась подругой на годы. И корейский язык выучила. И уехала в Корею – разумеется, выйдя замуж за корейца.
Они дружили до ее окончания РГГУ в 1999 году, расстались после свадьбы Лучшего Друга. В Апогей – июнь 1999-го.