Глава 38. Пятьсот баксов. 22 августа 1996 года

Глава 38. Пятьсот баксов. 22 августа 1996 года
 
Пятьсот долларов образца 1996 года. Хм. Ну, можно было снять квартиру за пятьдесят, а то и дешевле.
Не только потому, что нефть в девяностых была по девять – тринадцать.
Никто не давал денег просто «подержать», чтобы потом отнять. Зарплата в НИИ составляла долларов пятнадцать, но все были ваши. Вы никому ничего не должны. Ни налогов, ни за «обслуживание многоквартирного дома», ни по кредитам, ни системе – покупать имиджевое тряпье и девайсы. Сейчас деньги дают «подержать». Неясно, сколько вы потратите на себя, а сколько вернете системе, снимая деньги в банкомате...
– Почему не торгаш, а кристальный, первой градации прозрачности, интеллектуал? Почему он протянул копыта именно в нулевые годы, а не в девяностые? – спрашивал сам себя Даня.
– Затравили колхозные соседи, забуревшие на жирной нефти, – отвечал он же Рулю, когда они ужинали в ресторане «Макдоналдс», шел уже 2006 год. – Социальный стресс. О нем, Руль, не только в книжках пишут. Исход накопленной фрустрации – смерть. Сатисфакция или продлевает жизнь в обществе, или ставит точку на жизненном пути человека именно тогда, когда надо. Вспомни Пушкина.
И ясновидящий достал отрезок шланга, засыпанный песком, из сумки под ноутбук, потряс, спрятал обратно, допил кофе, стал прощаться.
Шланг был нужен для общения с новоявленным соседом Дани сверху. Этот владелец цветочной сетевухи приделал себе три квадратных метра за счет общей вентиляционной шахты.
– Согласен про колхозных соседей, – улыбнулся Руль напоследок. – Привет новопреставленному.
Не все интеллигенты умели махать ножом-бабочкой или с улыбкой смотреть на эти взмахи. Да, слабонервные ушли первыми. За ними – гордые.
Даня ушел на беседу с соседом.
Дальнейший разгон базара Руль мог себе представить – примерно как Ватсон после пятнадцати лет общения с Холмсом.
– Здравствуйте, Даниил.
– Здравствуйте твои два у…ка, – тихий понятный голос. – Че руку тянешь, гондон? Поссышь – не смоешь… От х…я к людям, сученыш? У тебя не вышло, извини...
 …Но – пятьсот долларов. Итак, десятилетие отличалось тем, что все ваши деньги были ваши. И творите на них, что в голову придет, а не то, что рассказала реклама.
Шлюхи на Ленинградке, о которых девушки так наслышаны на днях рождений своих пап, шли по тридцать баксов в сутки.
Но они были тогда ни к чему.
Пятьсот баксов на «погулять» были… ну как сегодня, грубо говоря, тысяч десять долларов. Десять тысяч – этим сегодня никого не изумишь. Рассыпь их из машины – завтра забудут. Тогда таких наличных не было ни у кого.
– И что ты планируешь, Колин? – спокойно спросил Руль, отхлебнув щедро пивка. Играла песня «Ушаночка». Руль был спокоен. Он не знал, сколько точно денег у Колина в заднем кармане «Дабл Блэк Левис».
Тачка мчалась по пустому Садовому.
– Если ты хочешь начать с черепа... Хм, вот ты из армии пришел. Лучшее – это наверняка – набить на груди картину «Апофеоз войны». Помнишь «Апофеоз войны»? Пирамида из черепов. Она тебя обеспечит еще тремя гулянками.
Колин поперхнулся пивом. Он помнил.
– Мысль. Но давай только условимся сразу. Без вороны. Без. Вороны.
«Апофеоза войны» не случилось. Тачка тормознула возле ресторана «Дубровник». Несмотря на раннее время, часов десять утра, им открыли и быстро принесли пива. В центре «Дубровника» стоял стриптизный шест.
Начался первый акт драмы. Выпили по два пива.
– Официант!
Подбежал официант, жесткий проницательный профи.
– А девки сегодня пляшут?
– Да, господа. Как обычно. У нас стриптиз с двенадцати дня до шести утра.
Время было десять. Деньги жгли ляжку Колину.
– Но артистки прибыли?
– Да, переодеваются, молодые господа.
– Мы хотим посмотреть состав труппы. Я импресарио. От слова «импрессум» – впечатление, – сказал Колин.
– Импрессум от этого состава самый лучший, сэр.
– Переодеваться им рано. Не хочу их сразу в первозданном виде.
И Колин сделал единственную разумную трату денег. Он дал профи десять долларов.
Вышли девочки. Все как на подбор: рослые, женственные.
– Худые… Чем же вы тут кормите своих котят? – выпендривался за пивом богатый Колин.
– Это танцовщицы, мой джентльмен. Нет, если вы любитель кустодиевских женщин, то буквально полчаса...
– Сытненькую. Высокую, – распорядился ефрейтор Колин.
– А мне вон ту темненькую. И к ней в пару блондинку, – робко сказал Руль и тоже не ошибся.
Профессионал наклонился, сложил руки в жесте Нефертити. Он знал, что он вылитая Нефертити в этом жесте.
Тот же типаж, смуглое лицо без растительности, миндалевидные глаза. Полуулыбка. Прическа – иссиня-черные волосы, забранные назад.
Детям повезло: им попался понимающий профи.
Сто пятьдесят баксов за трех барышень плюс напитки.
«Н-да... – подумал Руль, – история понеслась вскачь». Колин не подумал ни о чем. После дембеля он провел неделю на даче с папашей-скульптором и его отвратительными подругами, старухами лет по тридцать пять.
Руль и Колин сидели на диванах в «Дубровнике».
Погас свет, включили дискотечное освещение. Шест под прожектором. Дали дым. Ребята расслабились в полутьме.
Нефертити отрабатывал на славу, а может, хотел поразмять штат перед сменой.
Девушки, как положено, выходили одна за другой. Их было, как ясно помнит Руль, одиннадцать.
Играли медленные, хорошие вещи.
Хореография была отменная. Полностью раздевшись, каждая артистка подходила к ребятам. Вежливые беседы по три минуты. На «вы», как и сейчас. Дать потрогать грудь. Помассировать ребятам шею, верх спины. Предложить приват-танец. Попросить угостить безалкогольным напитком, соком или водой. Сесть рядом.
Следующая.
Что поразило Руля и чего он потом никогда не встречал – это формат и уровень разговора работниц стриптиза в «Дубровнике». Первая подошедшая была первокурсницей архитектурного института. Вторая – дизайнер. Создавалась иллюзия, что это что-то вроде выпивки в женском блоке общаги на улице 800-летия Москвы. Но это была не иллюзия, чуть другая обстановка и чуть другие расценки.
Деньги давали чувство гарантированного неспешного счастья впереди. Снимали все сомнения, которые одолевали Руля в недопитом состоянии при посещениях знакомых девушек в общаге Московской консерватории на Малой Грузинской, напротив психдиспансера, на месте которого располагается рыбный ресторан.
Колину сразу приглянулась высокая блондинка в белом платье в крупный синий горох. Руль засматривался на трех сразу, но понимал, что просить о подобной любезности Колина неловко. «Попрошу все же этих двоих. Когда такое будет...»
В середине девяностых девушек был избыток: армия и субкультуры поглотили русского мужика. Но секс втроем... Плотина советской морали рухнула только года два спустя, в конце девяностых.
Через четыре часа они опомнились. Первым из своего кабинета вышел Колин.
Все мечты осуществились. Ребята летели на тачке по направлению к салону тату «Маска» на «Красных Воротах». Оба были пьяны, но по-хорошему сосредоточенны.
Надо было исцелить «Свободу на баррикадах». Руль предложил:
– Ничего не трогай, одень ее просто. Вот как Леночку сейчас: закутал в плед и послал за сигаретами…
– Нет, мать сказала, чтобы следа не было. Кельтские узоры. Забью женщину цветным кельтом.
Но вышло иначе.
Худой кольщик осмотрел татуировку «Свобода на баррикадах», сфотографировал ее.
Затем несколькими художественными терминами и парой экскурсов убедил Колина оставить Делакруа.
Бездарный кельтский узор появился на предплечье.
Плачущий череп на другом плече (первый год службы) превратился в вольную интерпретацию «Восьми подсолнухов» Ван Гога. Руль настаивал на копии «Апофеоза войны», справедливо полагая, что «Апофеоз» – пирамида небольших черепов вместо одного и красивая ворона в районе груди – позволит Колину располагать минимум тысячей баксов на следующий же день. Для лазерной операции против «Апофеоза».
Но Колин сделал ошибку.
Несколько часов мучений опять настроили легкомысленно. Тату-мастер, кольщик, работал до полпервого ночи...
Дальше – опять машина, Колин с замотанными целлофаном двумя руками глушил боль пивом.
Руль просто пил. Залить экзистенциальный вакуум. Куда едем и зачем едем? «Кто мы, откуда мы и куда мы идем?» – думал обескровленный, эмоционально пустой Руль.
Доехали до клуба «Беллз» на «Серпуховской». Спустились в битком набитый подвальчик. Под «Белла чао» девушки в трусах от купальников разливали все желающим текилу с колена. А с груди давали лизнуть соли.
Заняли VIP-зону, там было посвободнее.
Дальше началось угощение голодных московских студенток пивом и куриными крылышками, огромное блюдо которых принесла официант.
Следующим вечером Руль зашел к Колину. Достал папиросу «Казбек». Колин достал «Приму», пачка которой болталась у него с армейских времен. Закурили.
Стали считать мелочь на пиво.