Репортаж из горячей точки

Мои невыдуманные истории



«Завтра ровно в 7 утра ты должна встретиться с фотокором. Едете на далёкий объект. С тебя – репортаж о  передовом молодёжном коллективе. Срочно в номер!» -  по телефону дал задание редактор.


Так начался мой первый рабочий день в многотиражной газете. Переманил сюда один из руководителей солидного строительного предприятия, соблазнив очень достойными заработками, плюс надбавки за разъездной характер работы, за отдалённость объектов, за «безводье», ненормированный рабочий день, досрочную сдачу объектов и много чего ещё.


Имея опыт работы на телевидении, специфику газетной журналистики не знала совсем. Но молодость, уверенность в себе, интерес ко всему новому сделали своё дело. И вот я здесь, в редакции газеты. И  первое задание на новой работе.


Конечно, явилась на условленное место раньше времени. Волнуюсь. Нарядилась. В милом светлом платьице – рукава-фонарики, плиссированные оборочки, розовая брошь. В новых португальских босоножках на 12-ти сантиметровой подошве «платформа» (с ума можно сойти – какие они моднячие!). В сумочке – красивые блокнотики, комплект ручек и бисерная косметичка. Так как редактор предупредил, что дорога долгая, припасла два яблока для перекуса. Готова!


Каково же было моё удивление, точнее даже шок, когда оказалось, что мы приехали на вертолётную площадку. Через 15 минут – вылет. Время полёта –  2 часа. Какие тут плиссированные оборочки и обувь на платформе! С рождения плохо переношу перелёты любой комфортности и длительности, с потерей сознания, приступами, скорой помощью у трапа. Весь мир же это знает! Что теперь делать? Сдалась мне эта высокая зарплата! Какой такой срочный репортаж? Полный крах…


Фотокор, знающий меня еще с телевидения, бережно приобнял и потащил к трапу. Пришлось снять босоножки, чтобы не покалечить при «восхождении» ноги, натянуть вертолётный шлем, наушники, а остальную летнюю красоту накрыть тяжелой, как жилет у рентгенолога, попоной.


Вертолётчик, довольный, что сегодня с ним летит симпатичная девушка, а не грубые механики  с матюгами и пошлыми анекдотами, распетушился, начал балагурить и нелепо улыбаться.


Первые 40 минут полёта я отключила все свои органы обоняния и осязания, чтобы не видеть ничего на высоте птичьего полёта, не слышать шум пропеллера, не чувствовать сумасшедшую вибрацию под ногами. Что я знала до этих мгновений про страх и ужас? Ни-че-го!


Понимая, что из-за моего глубокого погружения в себя, полпути прошло бездарно и вертолётчик не смог продемонстрировать свой гусарский нрав, он плавно, словно детскую колыбель, качнул стальную птицу слева направо и закричал,  наперекор шуму мотора: «Смотрите,  красота какая!».


Устав бояться высоты, я глянула вниз. До бесконечности простиралась степь. Пестрым ковром. Августовское разнотравье создавало изысканные узоры. Степные реки и озёрца, как случайно разлитые акварельные краски,  делили ковёр на  фрагменты неправильной формы, что усиливало многократно восторг от увиденного.   


Ковыль, бегущий вслед за ветром, словно оживлял гигантское полотно,  придавал шелковистость и нежный прозрачно-телесный оттенок всему, что сотворил здесь Создатель.


А потом появились сопки. Бархатные от зелёного клевера, с разноцветными склонами: желтыми - от зверобоя, сиреневыми  - от чабреца и душицы.  Как же справиться с высокими чувствами, которые обволакивали меня всю вторую часть полёта! Как же, ну как же можно было зарыться в собственные страхи, закрыться от мира и бездарно потратить драгоценные мгновения на преодоление собственных проблем! А уже идём на посадку! Вертолётчик теперь победитель, он смог меня очаровать, мой герой!


На землю сошла с серо-зелёным лицом (всё-таки укачало), ватными ногами и заложенными ушами. Здесь нас уже ждал ГАЗик-вездеход. Передохнули-перекусили в полевом штабе стройки, попрощались до вечера с вертолётчиком и поехали дальше. Шестьдесят километров по степным дорогам - и мы на передовом участке молодёжной бригады скреперистов. Здесь возводится один из объектов огромного гидротехнического комплекса по подаче воды городам и сёлам крупного промышленного региона.


Август. Плюс 38. Выжженный солнцем участок степи. Горячий ветер. Ни деревьев, ни кустов вокруг. Четыре  обшарпанных полевых вагончика с решетками на окнах. Повсюду стоит мощная техника – экскаваторы, бульдозеры, скреперы, тракторы. Бидоны с питьевой водой,  нагретой палящим солнцем почти до состояния кипятка. И ни души. Сиеста?


Фотокор пошёл на разведку. В одном из вагончиков обнаружил спящих мужчин. Разбудил. Долго объяснял, кто мы и зачем приехали. Недовольные передовики производства  выползли и тупо уставились на меня. Я ощущала себя грешницей, осужденной на публичную казнь – в дурацком одеянии, с  неуместной брошкой и городским макияжем.


Мы долго так простояли. С одной стороны я и фотограф, увешанный треногой в чехле, огромным кофром и кожаным планшетом. С другой – механизаторы: лохматые, полусонные, чумазые, злые. Бранные слова произносили очень тихо,  как бы себе под ноги – женщина всё-таки рядом. Затем один человек смягчил напряжение и пригласил в «красный уголок». В вагончике всё было как надо: покрытое толстым слоем пыли переходящее красное знамя в углу, на тумбочке подшивка газет, пожелтевших от солнца и давности лет. Заляпанные мазутом самодельные табуретки, горы окурков в  банках из-под тушенки. На деревяшке висел тяжёлый шахтный телефон – для связи с  высоким начальством. И устойчивый запах солярки.

 
Бригадир Серёга, огромный лысый, весь в наколках про мать родную, килограммов под сто весом, в растянутой тельняшке, сразу же  поручил рабочему «слётать в посёлок за угощеньем», предварительно спросив, что мы предпочитаем - водку или вино. Заметив животный ужас на моём лице, Серёга скорректировал задание: «Девушке лимонад и шоколад! Дуй, давай, на всех парусах!». И тот помчался «на парусах» в посёлок. На огромном скрепере.


Ничего не оставалось делать, как приступить к интервью. Все мои домашние заготовки полетели в бездну. Разговор пошёл не так, как планировала. Осторожно поинтересовалась условиями быта и работы, на что получила исчерпывающий ответ из пяти литературных и трёхсот совсем иных слов. Хотя и без них всё было очевидно. Тогда осмелилась спросить, как удаётся стабильно перевыполнять производственный план. И тоже получила полный ответ.  Потом я сдалась и со слезами на глазах воскликнула: «Как же вы живёте здесь, в таком кошмаре, ребятаааа! Я напишу разгромную статью, всю правду про вас напишу. Фото сделаем и -  на первую полосу!».


«Успокойся, девочка, - вежливо остановил меня Серёга, - из 18 рабочих у меня 11 со статьями и сроками за пазухой. Они свободу любят. И независимость. Им твоя чистота сто лет не нужна. Пашет каждый за троих 20 дней на вахте, потом в город на 10 дней к своим жёнам и детям. Там тихо отсидятся, программу «Время» посмотрят по телеку и скорее сюда, на простор. Мы по три плана делаем и падаем под вечер без задних ног, даже напиться, как следует, не успеваем. А то, что чумазые… это мы… типа загорелые.  Обветрились на степном ветру».


Вернулся скреперист. С лимонадом, шоколадом и ящиком портвейна. Завтра вахта заканчивается, передовики производства могут  позволить себе такое удовольствие. Повар с котлопункта жаркое заделает фирменное – гулять так гулять...


К вечеру подъехал наш ГАЗик. Стали прощаться, руки пожимать и даже обниматься. Понравились друг другу. Уже из окна машины помахала всем – рабочие выстроились под выцветшим на солнце плакатом, на котором слегка читалась важная надпись: «Здесь трудится передовая комсомольско-молодежная бригада Передвижной механизированной колонны».


Такой была моя первая командировка в газете. Материал в номер сдала. Но не репортаж, а очерк о Серёге – хорошем человеке.


Лет через десять после той поездки я возвращалась  поздним вечером домой, почему-то одна.  Незнакомые  пьяные парни стали приставать и запугивать меня. Идти  было недалеко, маршрут знакомый, но страх во мне все же поселился.  Хулиганы не отставали, дёргали за сумочку, хватали за руки, громко сквернословили. Неожиданно из темноты  появился мужчина, преградил им путь и что-то сказал. Началась потасовка, мужчина умело раскидал наглецов, догнал меня и сказал: «Я провожу, не бойтесь. Если когда-нибудь кто-то вдруг попробует обидеть вас, вы скажите обидчику, что дрУжите с  Боцманом. Боцман – это я. Меня все здесь знают. Никто вас больше не тронет».


Когда мы подошли к моему дому, я повернулась к спасителю, чтобы напоследок поблагодарить его. Передо мной стоял тот самый бригадир Серёга.

Помню тебя всю жизнь, дорогой  Боцман.