Шаловливая смерть

Шаловливая смерть

О Всевышний, направь нас на путь истинный!
(из суры Корана «Аль-Фатиха»)

1.
Это – пятиэтажная больница, с каменными стенами и холодными, пустующими палатами, где изредка мелькают люди в белых халатах, передвигающиеся медленно, неохотно, словно в невесомости на верхних слоях атмосферы. Пациентов здесь не было; все давно ушли, так как рабочий день подходил к концу… 
Эта больница была предназначена не только для женских болезней, здесь лечили и мужские болезни. Другое дело, что мужчины тут появлялись очень редко. И не потому, что мужчины не болели – естественно, болезнь настигала также и мужчин. Но ведь мужчины же не рожают!? Рожать ребёнка – привилегия женщины. И в этом нет ничего экстраординарного: испокон веков детей рожают женщины – ежегодно, еженедельно, ежедневно и ежемгновенно. Женщина рожала, рожает и будет рожать в любой точке мира; и эту больницу построили семьдесят лет тому назад для того, чтобы женщины рожали тут детей. Но было очень странно, что все палаты были пусты. В чём дело? Может, сегодня никто рожать не хочет?
И сегодня сюда приходили не для того, чтобы рожать. Женщины, пришедшие сюда сегодня, изъявляли совсем иные намерения. Такое ощущение, что женщинам надоело рожать; они больше не хотели становиться матерью, может быть, просто не хотели рожать. Во всяком случае, парень думал именно так; ведь для того, чтобы стать матерью, нужно чтобы был и отец. Настоящий отец!
Говоря правду, мне вдруг захотелось поставить здесь же жирную точку, и уничтожить на корне все свои мысли, которых я собирался излагать своему читателю. Но не решился; относиться к собственным душевным болям как узник – не в моих правилах; ведь боль – это тот же младенец в чреву, который хочет выйти на свободу, а свобода – она бывает и горькой, и сладкой; поэтому я хочу, без всяких раскрасок, рассказать вам произошедшую в этой больнице историю дочери главы городского муниципалитета города, которая также не хотела рожать. 

2.

Значит, так – в самом конце узкого, длинного коридора третьего этажа здания больницы находилась кожаная дверь, на которой была надпись «Кабинет аборта». Это была не палата, а большой кабинет, со смежными комнатами. Сиденья, находящиеся рядом с дверью, были забиты до отказа. По дорогим одеяниям и украшениям находящихся тут женщин можно было бы предположить, что все они относятся к аристократическому слою; они, то и дело, с нетерпением, молча разглядывали исподлобья других женщин, старших их по возрасту, затем оборачивались и недовольно смотрели на кожаную дверь; а женщины чуть постарше о чём-то беседовали; звуки женских шёпотов и ухмылок были так смешаны, что создавалось ощущение, что в узком коридоре этого этажа, пропитанном едким запахом йода, бродит непонятный гул. И этот гул стучался о холодные, тусклые розовые стены больницы, напоминающие мертвецкий саркофаг, и словно оживляли царящую тут мёртвую тишину. 
Девушку, которая, уставившись на высокую, кожаную дверь, что-то охотно объясняла стоявшему рядом с ней задумчивому, худощавому парню, словно внезапно ознобило, она перекрестила руки, и не обращая внимания на раздающийся гул, продолжила говорить, не позволяя парню даже рта раскрыть. Интересное было то, что беспрерывное балабольство было очень к лицу девушке. А парень был несговорчив – уставившись на пыльное стекло окна, открывающегося в находящемся в беспорядке двор, задавал ей вопросы. Он был без настроения, словно столкнувшись с необходимостью найти ответы на все раздирающие его душу вопросы: «Роддом называется – ни одного младенческого голоса; вот, сидят в шеренгу, ждут своей очереди на аборт. Бесстыдницы, нахалки!» - думал парень, отводя от девушки свои полные злости глаза и пялясь в кожаную дверь. 
- Кто следующая? – из слегка приоткрытой двери раздался приказный голос медсестры. 
- Я… Моя очередь, - быстро встала блондинистая женщина.
- Заходи быстрей, врач ждёт…
Медсестра ехидно разглядела своими маленькими, зелёными глазами других женщин, ожидающих в коридоре. Дождавшаяся своей очереди блондинка в белой кофте и узких чёрных брюках торжественно зашла в кабинет.
Дверь слегка прикрылась, и коридор оживился вновь. Парень с девушкой, стоявшие у окна на левом углу, выглядели недовольными, словно обиженными друг на друга. Парень вновь что-то сказал, или о чём-то спросил, а девушка, быстро ответив ему, промолчала. Промолчал и парень.   
«Всему грош цена в этой жизни – и любви, и страстям, и мечтам… Пустые, бессмысленные слова! Боже, глазам своим не верю – неужели это та самая Сона, ради которой я всего три месяца назад был готов и жизнь свою отдать? Что же с ней случилось, ни с того, ни с сего?  Нет, я отныне не верю ничему и никому! Бога нет – это всё ложь! А если он есть, пускай покажется! Пускай избавит мою невесту от этих ужасных, навязчивых мыслей! Я хочу стать отцом! Отцом!»
Женщины же, сидевшие бок о бок на сиденьях справа в ожидании своей очереди, в отличие от аристократок, уже успели найти общий язык, и каждая из них рассказывала о своём, приблизительно нижеследующее: 
- Слышь, я опять «залетела»…
- Да ты что? Представь, у нас такая же ерунда!
- Да на что мне – двоих родила, предостаточно…
- А моя свекровь говорит, хочешь и пятерых рожай, и то мало… Пятерых уже родила, а они ещё одного хотят… Как бы не так, держи карман шире!
- А я вообще просрочила. Подумала, пока не поздно, обследоваться у доктора…
Парень, глядящий в окно, словно почувствовал внезапную тяготу; и на мгновенье избавившись от глубоких раздумий и беззвучных истязаний, положил руку на плечо девушки и промолвил усталым голосом, словно утомившийся от дальней дороги в летний зной:
- Тебе решать, Сэнди (парень звал свою невесту Сэнди; вообще, после того, как девушка завершила учёбу за рубежом и вернулась домой, её так называли все, даже её младшая, любимая сестра Сабина.). Если есть Бог, то он нам непременно поможет! Не падай духом…
- Знаешь, Ром, (парня звали Рамиз, но Сона звала жениха Ромой) сейчас нам ребёнок ни к чему. Стыдно ведь… Что нам скажут в день свадьбы? Представь, невеста с пузом! И еще, милый, ты же знаешь, что я только устроилась на работу. А ребёнок совсем некстати.  Знаешь ведь этих иностранцев. Они сразу же избавляются от мамаш с маленькими детьми. И стоит мне уйти на декрет – всё, меня уволят, и на моё место возьмут другую. С такой зарплатой им долго искать претендента не придётся… 
Девушка говорила без умолку; но парень, загрузившись в раздумья, размышлял о том, что всего три месяца тому назад, в день окончания колледжа в Америке, его любимая слова говорила совсем по-другому. Он вспомнил эту грандиозную ночь, накануне их возвращения в Баку. Эту ночь они провели вместе, позабыв до утра весь мир, и всех во всём мире. Сэнди стала его женщиной, и он вспомнил моменты этой незабываемой ночи, полные любви и страсти, и влажные ресницы Соны, которые щекотали его грудь. Всю ночь они говорили об их свадьбе по возвращении в Баку, и… и о ребёнке. Сона говорила, что она хочет родить ребёнка, причём, мальчика. Она говорила, что хочет, чтобы он, то есть Рамиз, стал отцом её ребёнка. Она хочет, чтобы все родные и близкие завидовали их любви, их счастью. Но спустя всего лишь три месяца, здесь, в Баку, Сона передумала и отказалась от своих слов; и ему была непонятна причина этого изменения в невесте. 
Два года тому назад Сона устроилась на работу в иностранную компанию, и получала высокую зарплату; после того, как Сона научилась компьютеру и выучила английский язык, компания отправила её на учёбу в Америку. В колледже она познакомилась с Рамизом, и молодые люди полюбили друг-друга; они часто звонили в Баку, и сообщали родителям о занятиях в колледже и о своей жизни в Америке. Уже даже родители молодых людей, проживающие в Баку, сдружились, благодаря своим детям. И они не были против решения о женитьбы Соны и Рамиза. В Баку шла подготовка к свадьбе. Дети уже вернулись на родину, и всё шло по плану.    
Сона вернулась в компанию, и продолжила работу. С ней побеседовали, проверили, и поручили завтра же выходить на работу, предложив ей зарплату втрое выше зарплаты её родителей вместе взятой.
Они даже назначили день свадьбы. Рамиз был на седьмом небе от радости. Но не прошло и два месяца, как Сона начала чувствовать в себе изменения. Правда, явных признаков беременности пока ещё не было, но за последние дни Сона изрядно побледнела, у неё пропал аппетит, и она пыталась скрыть это от родителей. Вчера она навестила врача, который сообщил ей о беременности… Именно с этого всё и началось.
Сона не находила себе места; на работе о её беременности ещё никто не знал, но Сона осознавала, что эта весть будет очень некстати, так как старая работница компании Нэнси (её звали Нармин, но в компании её называли Нэнси) как-то говорила, что иностранцы отказываются брать на ответственную работу женщин с детьми, потому что у этих женщин бывают нескончаемые заботы, что невыгодно для руководителей компании. Они предпочитают, в основном, незамужних, юных девушек. Сона и сама почувствовала это, и ещё со вчерашней ночи она решила с утра придти к врачу и сделать аборт. Это было одной из причин; другая же причина заключалась в традициях и обычаях. Родители жениха ни за что не примут беременную невестку! Ни за что на свете! Правда, для Рамиза это не имело никакого значения, но и устоявшиеся стереотипы никто не отменял!
Утром, когда она рсчёсывалась в гостиной, её младшая сестра Сабина подошла и встала прямо перед ней, и показывая Соне разноцветные бабочки на своих длинных, чёрных волосах, сказала:
- Вот эти бабочки я надену на твою свадьбу…
- Сабишка, они очень подходят тебе!
- Ты тоже очень красивая, но сегодня ты мне совсем не нравишься? С Ромой, что ли, поссорилась?
- Нет, Сабишка! Я тороплюсь, Рома ждёт меня. Ступай, принеси мне мою большую расчёску…
Сабина принесла её расчёску, и продолжая разглядывать прихорашивающуюся перед зеркалом сестру, спросила:
- Ну что с тобой? И что это за веснушки у тебя?
Сона вздрогнула, и словно только сейчас, заметив желтоватые веснушки у себя на лице, осознала, что дела действительно плохи…
- Сабишка, после аборта эти веснушки исчезнут…
- А что такое аборт?
- Вырастишь, узнаешь…
Ничего не сказав, Сабина с изумлением взглянула на сестру, и вдруг, вспомнив о чём-то, побежала на кухню и обратилась к копошившейся с посудой матери:
- Мама, Сэнди говорит, что после аборта веснушки на её лице исчезнут…
Марьям словно ударило током, и она ринулась в гостиную:
- Сэнди, о чём это она? Что за веснушки, какой ещё аборт? Ну-ка, позволь… - сказала она, протягивая Сону за плечи к себе.
- Мама, я иду на аборт…
- Ты что, с ума сошла?
- Нет, мы там… в колледже… поженились…
- Что? Ты в своём уме?
- Да, мама, это правда! Я вчера была у врача… Я беременна!
- Только этого не хватало! Когда это ты успела? Будь я проклята в тот день, когда отправила тебя туда! До свадьбы ещё целый месяц! Ужас какой!
Маленькая Сабина, с волнением слушая этот беспокойный разговор матери с сестрой, поняла, что произошло нечто ужасное, и не сказав ни слова, прошла и уселась на диван, уложив на коленях свою куклу в белоснежном платье, которую сестра принесла для неё из Америки, взяла своё маленькое платье, накрыла его на куклу, продолжила прислушиваться к беседе.
Мать продолжала причитать:
- Боже мой, стыд-то какой! Не дай Бог, отец твой узнает – он нас просто растерзает!
- Я уже никого не боюсь… Рамиз сейчас ждёт меня, мы идём вдвоём. Он уже обо всём знает!
- Сэнди, да погоди-ка ты… Куда торопишься? Может, аборт не нужен?
- Нет, мама, я уже решила.
- Ведь ты же ещё ребёнок, тебе всего лишь двадцать лет… Доченька, ну послушайся же меня, не ходи на аборт!
- Ты предлагаешь, чтобы все на свадьбе любовались моим пузом?
- Ну и что же? Вы же обручены! Что в этом такого?
Марьям побежала на кухню, подняла телефонную трубку, набрала пару номеров, но передумав звонить дальше, повесила трубку; и словно птица в клетке, начала метаться по комнатам, и сама не осознавая, что ей делать. 
Сабина долго смотрела на сестру, и наконец, спросила:
- А куда ты идёшь?
- Иду избавляться от ребёнка…
- У тебя есть ребёнок?
- Да, есть. Но я хочу убить его…
- Хочешь убить? – вскрикнула Сабина, и соскочив с дивана, вновь побежала к матери:
- Мама, мама! Сэнди хочет убить ребёнка!
Марьям вся тряслась – то ли от нервов, то ли от волнения. Словно стая туч, сойдя с неба, собрались в глазах матери, и собирались литься проливным дождём. Не уседев на одном месте, она вновь подошла к дочери, и спросила:
- Что же мне теперь делать? А мать Рамиза знает об этом?
- Нет. Ей незачем знать…
- А тебе обязательно идти именно сегодня?
- Да, мама, я должна идти. Рома ждёт меня…

Марьям сидела взбудораженная, бледная. Сона неохотно надела обувь, и выходя в дверь, обернулась к матери и сестре:
- Ну да ладно, что с вами? Не на смерть же иду, в конце концов! – сказала она.
- Сэнди, доченька! Не надо этого делать… - умоляла мать.
На маленькие, круглые глаза сестрёнки навернулись слёзы; прижав к груди куклу, она жалобно попросила:
- Сэнди, не убивай ребёнка, жалко его! Принеси домой, ладно? Обещаешь?
Сона улыбнулась, и нагнувшись, поцеловала сестру:
- Ладно, солнышко моё! Я обязательно принесу его домой! Дождись меня!
Сабина чуть-чуть успокоилась, да и мать словно утешилась, глядя на неё. Сона ушла.
Жених ждал её. Они весь день гуляли на бульваре, беседовали, и наконец, решили придти именно в эту больницу. Девушка досконально рассказывала Рамизу весь разговор с матерью и сестрой. Затем их беседа переросла в спор. Рамиз был категорически против аборта, но Сона настаивала. Молодая женщина думала о своей будущей карьере, и желала обеспечить себе самые важные атрибуты, необходимые для благополучной жизни. Хотя, об этом мечтал и сам Рамиз, но его устрашала участь неблагодарности к дару Всевышнего…
- Дорогой, всё будет хорошо, ты ни о чём не беспокойся!
- Интересно, что будет, когда моя мама узнает?
- Это исключительно наша проблема, и она никого не должна волновать!
- Я такие вещи не воспринимаю, Сэнди!
- А тут нечего воспринимать, Ромочка! В каком мы веке живём, ты хоть задумывался? Каждая проблема имеет своего решения… Лишь бы были деньги и желания… Нам ещё жить да жить! Люди рожают в сорок лет, а то и в пятьдесят… Вот, взгляни на них, - сказала она, указав рукой на сидящих женщин. Но сказала она это так громко, что женщины с изумлением обернулись к ним. Рамиз смутился:   
- А ты можешь говорить чуть тише? – шепнул он невесте с упрёком.
Сона словно только сейчас осознала, что она тут не одна; и её шаловливое усердие может не понравиться этим женщинам, имевшим гораздо больше опыта, чем она. Но не подав виду, она в душе упрекнула их: «Чего пялитесь? Что, сами никогда аборт не делали?».
Высокая, кожаная дверь приоткрылась вновь, и раздался голос тучной медсестры:
- Кто седьмая?
У Соны ёкнуло сердце, и она отозвалась чуть слышным голосом.
- Проходи!
Разглядев Сону с ног до головы, медсестра начала расспрашивать её обычными вопросами, которых она задавала всем своим пациенткам:
- Какой по счёту?
- Что?
- Аборт…
- Первый…
- Что? Ты что, в своём уме? Не жалко себя? Ты же такая молодая, красивая! А как же твоя мать решилась послать тебя сюда?
- Меня никто не посылал… Я пришла сама, вместе с женихом… Мы не хотим ребёнка…
- Ну что ж… Ладно, гони сюда десять «ширванов» …
Сона вытащила из сумки сто тысяч манат и протянула медсестре. Тучная медсестра, схватив деньги, поспешно пересчитала их, и прошла в другую комнату. Вскоре она вышла оттуда вместе с врачом, и врач, поздоровавшись с Соной, внимательно разглядела её, и задала привычные вопросы: 
- А жених твой согласен?
- Да, доктор…
- Но как могла такая красавица, как ты, решиться на аборт?
- Ну что поделаешь, доктор, приходится… У нас до свадьбы не принято с пузом ходить…
- Заходи, разденься, посмотрю… Говоришь, два с половиной месяца?
- Да, доктор…
Врач обратилась к медсестре:
- Тётя Сугра, приму и восьмую, а остальные пускай приходят завтра… Устала уже…
- Хорошо, доктор! – ответила тётя Сугра, и вышла в коридор.
От взглядов врача на голое тело Соны девушку бросало в дрожь; натянув на себя белую простыню, она легла на указанную врачом койку. Врач устало спросила:
- Говоришь, первый?
- Да…
- Может, передумаешь? Ребёнок уже вырос. Здоровый малыш… Послушай, не жалеете себя, пожалейте хотя бы их! – промолвила врач, прикасаясь ко слегка выпуклому животу Соны. – Все как будто с цепи сорвались – никто рожать не хочет…
- Рожать-то легко, но вот трудно содержать… - ответила Сона.
- Это дар Всевышнего, и Всевышний позаботится о нём…
- А если не позаботится?
- Но почему вся нынешняя молодёжь думает одинаково?
- Наоборот, все мы думаем по-разному. Всевышнему не в угоду думать одинаково…
- А ты, я смотрю, настоящий философ! Браво! Повернись чуток на бок, чтобы я осмотрела как следует…
- В любви Всевышнего я не сомневаюсь, доктор, но кажется, он обделяет любовью тех, кто собирается рожать!
Врач слегка встрепенулась, и под стёклами очков её тусклые глаза стали выглядеть ещё шире. На мгновение она промолчала, и надевая резиновые перчатки, поискала глазами что-то на стоявшем в углу шкафу, затем буркнула про себя:
- Ну куда же она запропастилась? Ведь только что держала в руке?!
Тело Соны охватил жар; она решила, что врач раздражена, и упрекнула себя: «Нашла о чём философствовать! Я же вывела её из себя – интересно, чего же она ищет?»
Врач прошлась по комнате, и неожиданно засунула руку в карман:
- Ах вот ты где… В кармане халата… - промолвила врач, надевая на лицо белую маску, под которой были видны только её очкастые глаза, и глядя на эти глаза, в душе у Соны пробуждались непонятные и слегка устрашающие чувства.
- Значит, говоришь, не боишься Всевышнего? – спросила врач.
- Я этого не говорила…
- А что ты говорила?
- Ничего… - Сона отказалась отвечать.
- За последние дни я сделала около семидесяти абортов… Клянусь всеми святыми, этих женщин Всевышний покарает! Идиотки, свободной жизни им захотелось, жить для себя, не задумываясь о завтрашнем дне, о будущем! Это я не о тебе – ты ещё молода, я о той, что пришла до тебя… Уже пятый аборт… Да будь у неё ребёнок, всё бы ничего, но дело-то всё в том, что ни одного ребёнка у этой несчастной нет… Говорит, деньги зарабатываю – вот куплю машину, затем уже и о детях можно подумать!..
Сона ничего не слышала; она решила, что эти беспечные, непонятные действия этого низкорослого врача никак не совпадает с сутью её слов.
В комнату вошла медсестра, и поспешно сказала:
- Зарифа-ханум, в коридоре бунтуют! Я никак не могу им объяснить, что вы устали, а рабочее время закончилось… Чуть дверь не сломали… Этому народу не угодишь!
- Ну ладно, иди узнай, сколько среди них пришли на аборт?
- Я спрашивала, трое… Остальные две женщины пришли просто на обследование…
- Скажи им, пускай подождут – вот закончу с этой, и приму их…
Медсестра неохотно вышла…
Шум в коридоре прекратился. Возле окна на левом углу с волнением расхаживался Рамиз. «Интересно, каким это образом Сона собирается избавиться от младенца, находящегося в её чреву? С тех пор, как начала зарабатывать большие деньги, Сона ведёт себя очень избалованно! С тех мы растеряли радости во всём – и в нашей любви, и в наших общениях. Она не желает слушаться меня. Стала чересчур независимой. Говорит, деньги – это свобода. Деньги – это счастье. Деньги – это всё! Деньги – самые главные ключи ко всем неотприрающимся дверям. На деньги можно купить даже детей. Пока есть деньги, будет и жизнь на земле. Но на том свете деньги никому не будут нужны. На том свете всё бесплатно. Но билет на этот свет можно купить только на деньги…» - думал Рамиз хмурясь, перекусывая губы, и слегка улыбаясь. Он глядел на эту кожаную дверь, всё ещё надеясь, что вот-вот откроется эта дверь, и Сона выйдет оттуда со словами: «Я передумала,  любимый! У нас родится сын! Я стану матерью! Матерью, слышишь?»…
- Но почему же вы боитесь стать матерью? – спросила врач.
- Матерей много, и мне хочется, чтобы их было меньше…
- Ничего себе… Что это значит?
- Это значит, доктор, что я сама видела страдания своей матери… Материнская жизнь – это не жизнь, а адские мучения… Разве мы рождены только для того, чтобы стать матерью? Наши женщины ничего не смыслят в жизни! Посмотрите-ка, как живут американки? Я ещё слишком молода, чтобы посвящать свою жизнь уходу за ребёнком!
Врач промолчала, словно соглашаясь с последними словами пациентки. Она взяла по одному разложенные на железном столе медицинские принадлежности, и бросила в кипящую на электроплите кастрюлю. Затем она обратилась к «избалованной» пациентке, которая лежала под былой простынёй, и промолвила:
- Материнство дано именно женщинам… Иначе, Земной шар быстро опустошится!
- Наоборот, Земной шар переполняется… Число мирового населения постепенно увеличивается… Скоро начнётся нехватка воздуха, хлеба… Прокормить столько людей будет просто невозможно!
- Почему же? Прежде чем человек рождается на свет, Всевышний отправляет на землю его пропитание… А нынешняя молодёжь удивляет меня!
- Не удивляйтесь, доктор! Мы не хотим жить скованно – нам нужна свобода, независимость!
- А кто вам мешает быть свободными? Живите, ради Бога! А ребёнок в чём виноват? Может, ты родишь самого великого гения мира?

- Самые великие гении уже родились, прожили своё и умерли, доктор… И гении больше никому не нужны…
- Послушай, где ты научилась таким словам? Между прочим, кто ты по профессии – случайно, не учительница литературы?
- Нет, доктор, я инженер-компьютерщик, специалист по компьютерам. И работаю в Американской компании…
- Ах вот оно что! Да твоему жениху просто завидовать надо!
Обе засмеялись. Улыбка на лице у Соны, и радость в её глазах долго не исчезали. Конечно, было бы лучше, если бы врач сказала эти слова при Роме. Сона подумала, что выйдя отсюда, обязательно расскажет Роме об этой общительной врачихе, и подетально изложит ему все тонкости проводимой врачом операции. И он, наверняка, будет слушать Сэнди с неиссякаемым интересом…
В комнату вновь зашла тётя Сугра, и пожаловалась на ожидающих в коридоре женщин.
- Зарифа-ханум, эти нахалки меня уже до белого коления довели! Говорят, чего так долго? 
- Скажи им, чьто закончу через пятнадцать минут…
И указывая на Сону, добавила:
- Посмотри, какая у меня интересная пациентка! – сказала она медсестре.
Тётя Сугра, разглядывая Сону хитрыми взглядами, поражалась красотой молодой женщины, и с трудом сдерживалась сказать ей, что лёжа она похожа на богиню красоты. Тётя Сугра думала, что будь у этого ангелочка сестра, то обязательно сосватала бы её для своего сына. Можно было бы сдружиться с нею здесь, узнать её адрес, а затем…
Словно осознав мысли тёти Сугры, Сона чуть встрепенулась, и покраснела. Как только медсестра вышла, она обратилась к врачу:
- Доктор, а колоть не будете? – спросила она.
- Почему не буду? Что, торопишься?
- Да нет… Просто… Я впервые… Даже не знаю, как всё это произойдёт!
- Как говорится, любишь кататься – люби и саночки возить! Сама напросилась… Теперь лежи и смотри, как это произойдёт. Приляг на спине… Вот так… Я делаю тебе укол, чтобы ты не чувствовала боли…
- Боли?
- А как же? Думаешь, легко отделять плоть от плоти?
Сона ничего не сказала – она молча глядела на потолок, ожидая воздействие укола. … Она увидела, как врач выходит из кабинета и вызывает Сугру. Медсестра пришла сразу же, и надев маску, встала у ног Соны, и разглядывая её с изумлением, принялась выполнять поручения врача. Сону охватил холодный пот. Её одурманило, и она, хоть и слышала отрывисто слова врача и тёти Сугры, суть этого разговора не осознавала… Словно кто-то вешал у неё перед глазами белоснежный занавес, и колол её мозг тончайщей иглой, и она постепенно оторвалась от светлого мира…   

3.

…Она попала в тёмный тоннель; один конец тоннеля был осветлён, и она стремилась к этому свету, но не могла сдвинуться с места. Её словно привязали к углу этого тёмного тоннеля; опростоволосившуюся, босую и в белоснежном одеянии. Боже праведный, сколько тут знакомых лиц?! Она звала их, но никто не откликался – все избегали её. Все бегали к свету, чтобы избавиться из этого тоннеля. Что же случилось с этими людьми? Почему они не обращают на неё внимания? Она попыталась вскрикнуть, окликнуть их изо всех сил. Но всё было тщетно. Люди в белоснежном одеянии пробегали мимо неё в направлении света. Но самое ужасное было то, что стороны света раздавалось журчание воды, и люди, скорее всего, спешили к этой воде. Ей казалось, что вот-вот в этой тёмном, душном, знойном тоннеле произойдёт ужасный взрыв. Возможно, эти люди убегали именно от страха этого взрыва. Но почему она не могла двигаться? Она вновь попыталась встать, но это ей не удалось. Неожиданно люди в тоннели исчезли. Со стороны света и журчания воды к ней полетел пухленький ребёнок. Да, ребёнок действительно летал. О Боже, какие у него красивые крылья! Может лететь куда захочет. Улыбается. Слышит. Всё понимает. Всё видит. Всё знает. Но ничего не говорит, молчит. Интересно, всегда ли он будет молчать? Всегда ли будет видеть, слышать, узнавать обо всём? Сможет ли он когда-нибудь вспархнуть крылья, и вывести её и этого тёмного, душного, знойного тоннеля?  Его маленькие, мягкие, коричневые крылья, улыбчивое, белоснежное личико, шёлковистые волосы, и изумительные глаза одурманили женщину…   
Этот крылатый, прелестный ребёнок подлетел к ней; прикоснулся к её груди своими руками, крыльями и ногами, а затем, хохоча, отлетел от неё. Боже праведный, это же была она сама! Это были её глаза, её руки, её ноги! А почему же превратилась в крылатого ребёнка? О боже, какой кошмарный сон! Крылатый ребёнок вновь подлетел к ней, и сел прямо у неё на груди, прикасаясь руками, крыльями и ногами к её телу: ласково, с улыбкой, с душераздирающим смехом. Женщина попыталась схватить его, но не смогла. Она захотела подозвать его к себе и спросить: «Кто ты, ребёнок? Почему ты так похож на моё детство? Ведь у меня же крыльев не было?! Если ты силён, то помоги мне выйти отсюда, пойти туда, где течёт вода…» 
Она попыталась сказать ему всё это, но не смогла. Крылатый ребёнок припархал над ней в третий раз; но на этот раз его глаза были полны волнения. На этот раз он подлетел, и сев на её плечо, вновь принялся ласкать её своими руками и крыльями. Затем взлетел, и направившись к свету, исчез из виду. Женщина в белом одеянии зарыдала навзрыд, и её охватило ужасное чувство страха, так как луч света кто-то перегородил рукой…
4.

Это была больница, полная людей, где расхаживались незнакомые друг-другу женщины, молодые девушки, пожилые мужчины, медсёстры, врачи в белых халатах… расхаживались и плакали. Кожаная дверь всё время открывалась и закрывалась, и заходящие внутрь люди выходили оттуда, качая головой: 
- Такой красавице смерть вообще не к лицу!
А молодой парень всё ещё стоял у окна, и глядел через пыльное стекло во двор; его влажные ресницы замерли. Несколько минут назад он глядел в это окно вместе со своей невестой, которой уже не было на этом свете. Даже не осознавая, что именно произошло, он чувстовал, что Сона больше никогда не выйдет из-за этой кожаной двери.
Его тело охватил холодный пот, и его бросило в дрожь. И он обратился с просьбой к Богу, которого он некоторое время назад вспоминал с упрёком. Медленно двигая губами, он шепнул: «О великий, милостливый Господь, благослови всё и всех, чего и кого ты создал на этом свете!»
2001.