Остров, ч. 2, глава 6

Дэйв и Алекс обрушились на пещеру, точно лавина. И неожиданная, и неотвратимая, и беспощадная. Эффект внезапного появления произвёл ошеломляющий эффект.

Растерялся даже неустрашимый Сепел, рвущийся к власти. Этого секундного замешательства оказалось достаточно, чтобы Алекс молнией метнулся ему под ноги, сбил и обезоружил, не дав ему снова завладеть беглой островитянкой. В мгновение ока он перерезал её путы и, подхватив, поставил на ноги. В руке Анны оказался зажат прут, оплавленный Мелтом. Всеобщий погром оказался делом недолгим. Пока Дэйв увёртывался от прутов, отвлекая на себя внимание, Алекс, скрутив замешкавшегося Сепела с помощью Анны, выставил его перед собой, словно щит.
Кусок полуобгоревшего мяса, бывший когда-то ласковым, пугливым зверьком, катался по всей пещере, поочерёдно попадая под ноги каждому, пока Дэйв не насадил его на штырь и не начал тыкать в безумные лица кротов.

- Жрите, жрите, подавитесь! – визжала бесформенная, серо-бурая туша, мелькающая перед их глазами туда-сюда.

И Алекс, и Дэйв дрались так яростно и с таким азартом демонстрировали боевые приёмы, словно вокруг была целая вражеская армия, а не жалкая горстка обозлённых оборванцев, отверженных Острова. Смешно – и грустно.

Вдруг снова повторился далёкий гул и толчок. Но уже гораздо, гораздо ближе. Так всё же землетрясение или что-то новенькое?

- Марды! – со страхом выдохнула Анна.

Так вот почему бежали, спасаясь от быстро приближающейся опасности, крысоящерицы и госеры! Громовые удары копыт сотрясали землю! Откуда они прибегали, и где потом исчезали – не знал никто. И никто не желал не только этого знать, но и тем более устраивать с ними рандеву. «Безопасна ли эта пещера?» – мелькнула у Дэйва мысль. – «А пещера, где скрылась Ирина и Свенсон?»

Сепел ответил на этот вопрос однозначно. Он среагировал быстрее всех. Вожак так  неожиданно резво и отчаянно рванулся, что отвлёкшийся на тревожный звук Алекс не смог его удержать. Бородатый вожак подхватил свой обрез и метнулся вон из пещеры, но не к выходу – а в глубину. Только его и видели. Его прощальный выстрел предназначался одному из мужчин, но меткий глаз в неразберихе изменил вожаку: одна пуля ударилась о стенку рядом с Анной и разорвалась. Лишь один осколок, срикошетив, прочертил кровавую черту на её щеке. Зато вторая пуля разорвалась в животе у Глюра. Оставшиеся кроты бросились за главарём в глубину подземелья, а Дэйв, Анна и Алекс совершили абсолютно неразумный манёвр: ринулись к выходу наружу, то есть –   к верной гибели.

Они бежали к той расселине, где оставили Ирину врачевать раны бывшего мужа и нынешнего соперника, чтобы увести их с пути мардов.

Взбежав на склон и прежде, чем спуститься в расселину, Дэйв увидел, как с юго-запада, с другого конца длинной узкой долины, на них надвигается серая, бурлящая стена. Скальные глыбы шатались, точно гнилые стенки ветхого домика, валуны рассыпались в прах, в каменистых склонах возникали ямы и воронки, деревья трещали, сгибались до земли и ломались, как трухлявые соломинки.

Они уже могли разглядеть мерзкие, непрерывно жующие пасти, в которых бесследно исчезали эти самые деревья и колючие кустарники вместе с их обитателями...


…Ирина и Виктор испуганно сжались в своей пещерке.

- Что это, Дэйв, Анна, что это?

- Марды, - мрачно ответила Анна. – Вы хотели приключений, хотели посмотреть на достопримечательности заповедника? Вот они, собственной персоной.

Ирина проверила тепловым буром стенки ниши – камень был прочен. Если она не проломится сверху и не погребёт заживо, они могут здесь отсидеться. Вылезать наружу было поздно: покажись – и мард тебя слизнёт длинным, липким языком, не утруждая себя даже наклоном головы или  вежливым поклоном.

Ирина спешно углубляла укрытие, чтобы там могли поместиться все. Не зря кроты стремились зарыться поглубже в склоны: велик был страх. Потому в подземелье и было столько входов-выходов: завалит один – останется другой. У охотников за Гарпиком был лишь один вход и один выход.

Грохот и сотрясения  приближались с фатальной неотвратимостью. Рёв разносился над долиной, сметая ураганом мелких и крупных птах. Марды шли, подобно саранче, пожирая всё на своём пути: госеров, крысеров, стрекозиные и птичьи гнёзда вместе с птенцами, сжёвывали колючую илобу и лиственные деревья, слизывали языком крупных оранжевых жуков по берегу, залезали языками в опустевшие норы крысеров, выискивая оставшихся, умирающих и калек, и проклюнувшиеся яйца.

Сжавшись в один комок в узкой щели, путники с ужасом наблюдали, как далеко над их головами гигантские горные козлы спокойно и величаво перешагивали через расселину.

Комья грязи и камни со свистом летели вниз, срываясь с шерсти и копыт размером с наковальню, тяжёлые шматки смердящего навоза плюхались с высоты и разрывались, подобно бомбам, обдавая людей отвратительными, твёрдыми осколками. Мелькали, застив небо, зловонные животы с клочьями грубой, грязно-белой шерсти, кишащей насекомыми и напоминающей жёсткую щётку из проволоки. Чёрные копыта, подобно валунам, обросли мхом, и от каждого прыжка ненадёжное убежище сотрясалось, как от обстрела. Этому шествию не было конца. Вот с неба обрушился омерзительный, тягучий, шафранно-коричневый водопад, и брызги полетели во все стороны. Это мард помочился на ходу, и растущие в расселине травы, кусты, грибные наросты, тут же почернели, обгоревшие. Анна, Ирина, мужчины, в шлемах и масках, невольно прятали лица в капюшоны, забрызганные едкой жидкостью.

Однако именно она помогла им уцелеть: отбила запах потенциальной пищи. И едва не погребла заживо: оттолкнувшись от самого края, мард обрушил нависавший над расселиной небольшой козырёк. Задохнувшиеся от смрада, оглушённые, путники с криком вжимались в стенку, а мимо их лиц проносились камни, сыпалась каменная крошка, рушились вывороченные с корнем растения, летели роем отвратительные насекомые с длинными, острыми жалами, похожими на копья кротов…

… Но всё когда-нибудь кончается. Даже то, чему нет конца. Когда путники выбрались наружу, изрядной ширины полоса окружающего пространства имела удручающий вид. Взрытая, точно в воронках от разрывов снарядов, или точно перепаханная строительным роботом, земля. Раскрошённый камень, смазанная кромка реки, мутная, вонючая жижа вместо воды. Съеденные кусты и обглоданные деревья, кровавые останки раздавленных госеров, шкурки съеденных заживо крысеров. После этого нашествия Долина будет восстанавливаться долго. Для кротов настали голодные времена. Надо спешить – если кроты их снова обнаружат, уже не пощадят никого.

- Хорошо, что марды здесь – нечастые гости, - сказала Анна со вздохом облегчения.

Создавалось впечатление, что марды прошли ровной колонной, строго с юга на север, не меняя направления, не отклоняясь от курса, словно мигрировали в некие благословенные места, известные лишь им. Было тихо, печально, и удивительно спокойно. Говорить громко, да и вообще говорить не хотелось.

Но надо было продолжать путь.

- Дэйв, - шёпотом спросила Ирина. – Куда нам теперь?

- Боюсь, туда же, куда и мардам, на перевал, - уныло ответил он, и показал на северо-восток. – Мы потеряли много времени, я едва слышу его.

И путники, обмывшись мутной речной водой, возобновили поход, нацепив гравитопы. Всех мутило от запаха мардов, до сих пор стоявшего в воздухе, и есть не хотелось. Они всё время со смутным страхом прислушивались к отдалённым звукам – не мчится ли им наперерез что-то ещё, неприятное и неотвратимое. Через тридцать километров в долину, подобно ножу, вклинился высокий, узкий хребет, разделив её на два каньона, и они повернули направо, строго на север. Их пути с рекой разошлись. Теперь дорога уходила резко в горы.

 Рано или поздно едва намеченная тропка прекратит своё существование, и придётся идти напролом, повинуясь только чутью Дэйва. Они карабкались, перепрыгивали через трещины и небольшие расщелины, обходили валуны размером с небольшую гору, пирамидальные останцы, скользили на мелких осыпях, и всё время спрашивали Дэйва: «Ну, как, Голос, приблизился, или ещё нет?»

Но Голос держал их постоянно на одном и том же расстоянии.

А вокруг них расстилался изумительной красоты хвойный лес – огромные земные сосны и кедры вперемежку с сизо-синими гарпианскими кесолями и мощным подлеском из серебристо-голубой разновидности илобы, несъедобной, но зато и не колючей. Травы под ними не было, лишь отдельные островки широколистных невзрачных лесных лилий, а также сизые и лиловые мхи с ядовито-пурпурным лишайником на объёмистых стволах. Холодное бледное солнце прокалывало кроны тонкими лучами и лениво роняло на мох монетки жёлтоватого света, которые мерцали на них, подобно свечкам на ведьминских алтарях.

 Кустарники порой поглощали странников, словно волны бескрайнего океана, и они продвигались вслепую. Холодало. Небо темнело и заволакивалось мрачной дымкой. Уже в сумерках с тёмного беззвёздного неба посыпалась снежная крупа. Возможно, они вновь были вне Острова.

Когда, почти в полной темноте, путники вышли на широкую плоскую макушку какой-то сопки, все с облегчением вздохнули: наконец-то можно будет сделать привал. Здесь, на высоте, им уже не страшны кроты, марды, гейзеры, жрецы. А что страшно? Этого никто не знал. Все постарались успокоиться и выспаться – знали, что день будет тяжёлый: Гарпик может приблизиться внезапно.

Полуживой от усталости, Дэйв, привыкший к крепкому сну по заказу, да ещё и с приятными сновидениями, проваливаясь в забытьё, с тайным содроганьем ожидал очередного пришествия Алис и Мелта. И они явились…
...
 
… Дэйв словно слышит голос Алис, рассказывающий ему о своей жизни; или нет, он видит голофильм с голосом Алис за кадром.

Вот комната Алис. Разноцветные светильники горят, хотя полуденное, жаркое солнце лижет стены, обшитые деревянными панелями, такие же красновато-золотые, как и волосы Алис, скрученные в жгут и сколотые на затылке и вокруг головы в строгий, тяжёлый венец. Они не хотят лежать так, как им велят, отдельные завитки и пряди выбиваются, щекочут шею и лоб. Алис поминутно сдувает их или поправляет нервным движением тонких пальцев.

Мелт заботливо помогает ей одеться в белые ритуальные одежды, стараясь не касаться обнажённого тела раньше назначенного времени.

- Это опять будет не всерьёз? – с надеждой спрашивает Алис, вздрагивает, чувствуя его пальцы сквозь тонкую ткань. Она успокаивает себя. Мелт придумал какую-то новую игру. Она должна играть с ним. Это – не страшнее, чем сыграть в древние шахматы или бежать вперегонки на гравитопах.

- Возможно, - улыбается Мелт с непривычной суровостью. – Если ты запомнишь одно: надо всё время смотреть мне в глаза. Тогда я смогу тебя направлять и удерживать на волне. Ты многому научишься. Но прежде должна научиться подчиняться. Сама.
- Идём! – приказывает он. Она подчиняется приказу Верховного жреца. Ему нельзя не подчиниться – он убивает желание сопротивляться, движения становятся механическими. – Иди на лужайку и жди меня.

Она покорно кивает. Она – Избранная, но радости не испытывает. Алис ступает по каменной лестнице, с которой убраны ковры, и белая одежда путается под босыми ногами. Ступает по жёсткой, выложенной плитами, аллейке, по щекотной тропе наискосок – к самому центру большого луга перед фасадом дома. Там расстелен мягкий ковёр, чёрный с белым – безобразное пятно посреди трепещущей зелени. Трава холодит ступни, перевитые, как положено, алыми лентами. Она должна чувствовать камень и землю подошвами ног, чтобы впитывать их энергетику. Она ничего не чувствует: для неё камень – всего лишь камень, и земля – всего лишь земля. Холодные и сырые. Но так положено.

Ветерок ласкает, принося со всех сторон пряные запахи цветущего Острова. Солнце ещё не иссушает, и воздух влажен и свеж. Белая ткань одежды отдувается, открывая загорелые колени...
...

…Дэйв просыпается, долго вглядывается в непроницаемое небо безлунной ночи в мелких серебристых брызгах, не нарушающих черноты окружающего мира. Вздыхает, стонет, теребит пальцами ворот комбинезона – ткань не освежает его, спасительный друг за ухом больше не успокаивает и не утишает душевную боль. Но Дэйв и не желает успокоения. Он готов принять боль вместе с Алис. Дэйв снова проваливается в тяжкий сон...
...

… Голубовато-зелёная, подстриженная трава у дома. На ковре сидит Алис, обхватив колени руками. У неё умоляющее, робкое лицо. Пышные, успевшие слегка выгореть, волосы подняты вверх, обнажая беззащитную, золотистую шею. Только три непослушные прядки выбились из косы и вьются по плечам, колеблемые ветерком. Алис уже не девочка, но и не женщина. Она – в самом начале той юности, за которой только-только зарождается предчувствие новой жизни, так не похожей на всё то, что было прежде.

Только Мелт всегда выглядит точно таким же, как и сейчас: в одном-единственном возрасте. Молодой, энергичный, уверенный в себе.

Мелт стоит на коленях напротив Алис. Он уговаривает её, и Дэйв напрягается, чтобы услышать их.

На Мелте ничего нет, только чёрный плащ, надетый на обнажённое тело. На Алис –  только шелковистое белое покрывало, в которое она кутается в тщетной надежде спрятаться от его неумолимых глаз.

- Для того, чтобы ты стала подругой Меора, я должен провести обряд посвящения, - говорит Мелт тихо и мягко, но каждое слово звучит, как окончательный приговор, не подлежащий обжалованию.

… Словно в старом анекдоте, вспоминает вдруг Дэйв, где приговорённый подаёт прошение о смягчении приговора, и, в результате описки секретаря, электрический стул ему заменяют древней казнью через «добровольное повешение». Впрочем, в ВИСе ходили слухи, что случай взят из прецедентов Марсианского Правосудия...

… Мелт пытливо и жадно вглядывается в её лицо, с видимым удовольствием ловит на нём кутерьму чувств – и страх, и замешательство, и растерянность, и любопытство, и желание убежать, и неожиданную слабость.

- Посвящение – это страшно? – спрашивает Алис, отвернувшись. – Мне кажется, я не готова быть меори.

Её губы дрожат. Целоваться с Мелтом первый раз тоже было страшно. Но ведь он был нежен. Так нежен. Он умеет ласкать и веселить. Но сейчас он не собирается её веселить: - Ты привыкнешь, и не будешь бояться. Тебе будет хорошо. Я знаю, ты готова!

Мелт поворачивает её лицо к себе, и скорее приказывает, чем просит: - Обними меня!

Он сам, не дожидаясь, берёт её руки и кладёт себе на плечи, затем притягивает голову и впивается в её губы, жёстче и безжалостнее, чем обычно, чтобы показать, что сейчас он – Хозяин. Одновременно он разворачивает её из шёлка, точно распутывая кокон.

Мелт щадит её пока. Вопреки всем внутренним правилам касты, Мелт не ведёт её в Храм, чтобы совершить обряд.
 
Он готовил будущую Меори, и душу, и тело, едва сдерживая нетерпение. Он ждал. Так нестерпимо долго. Он не хочет её гипнотизировать, чтобы не замутить первоначальный, природный источник. Он не осыпает её Сплитом. Он хочет, чтобы она покорилась ему сама, по своей доброй воле. Он хочет, чтобы она сама любила его. И тогда их ауры соединятся.

Алис дрожит, словно вдруг подул студёный ветер, хотя лужайку пригревает полуденное солнце; она похожа на только что вылупившегося птенца. Мелт гладит её плечи, ласкает шею, нежную, полную грудь, его рука опускается ниже, проводит от колен выше, к бёдрам, легонько касается живота. Он ласкал её раньше так часто и осторожно, так нежно и настойчиво, пытаясь пробудить женское начало. Пошли ли уроки на пользу? Вот она, вся, перед ним, словно маленькая принцесса в середине белоснежного цветка, окружённая его шелковистыми лепестками – и Дэйв, и Мелт замирают от восхищения.

Алис пытается отклониться назад, но Мелт крепко держит её за плечо одной рукой, другой сбрасывает с себя плащ.

- Я так давно хочу тебя, Алис… выпить твой сок… если бы ты знала, как велика моя жажда! – шепчет Мелт, близкий, как никогда, к опасной черте, за которой теряется контроль. – Слава Гарпику! Я нашёл тебя, единственную! Ты прекрасна, Алис! Ты сама не знаешь, как ты прекрасна! Разве я смогу тебя уступить кому-то ещё?

Мелт начинает пронзительным, гипнотическим шёпотом читать заклинания.
Придвигается ближе, закрывает своим телом, опрокидывает навзничь.

Алис пытается рвануться влево, вправо, но лишь сильнее вязнет в объятиях, путается в шелках.

- Мелт, я не умру? – всхлипывает Алис.

- Вспомни Тирну, подружку Орора, она прожила двести лет, не старея.

- Зато твоя прежняя подружка не прожила и тридцати…

- Она не умела брать. И не хотела отдавать, - возражает Мелт. – Расслабься. Убери колени. Вот так… сейчас я буду в тебе – почувствуй меня. Почувствуй себя. Прими. И мы станем одним целым. Ты видишь – я совсем близко. Ты видишь – я начинаю путь, вхожу в тебя…

Дэйв ощущает её ужас, её боль, её ненависть, её дрожь.

- Смотри мне в глаза, Алис, сейчас я активизирую твои нервные центры, - приказывает Мелт. Алис тихонько скулит. Она  смотрит, широко распахнув глаза – но ей всё труднее и труднее выносить тяжёлый, жгучий взгляд. Невыносимо сознавать, что страшное тело в обжигающих черных пятнах прижимается к ней. Жуткая плоть готова прорвать её слабую защиту. И Алис зажмуривается. В ней нет других чувств – только панический страх и внезапное отвращение.

- Мелт, не надо! – кричит она. - Мелт, не сейчас… Подожди ещё немного… Мелт, не надо! Пощади! – но умолять поздно.

 Алис рыдает, и вместе с ней рыдает Дэйв, невидимый для героев прошлых событий.  Мелт уже не слышит её слов и не видит её слёз. И не хочет видеть и слышать. Он сходит с ума от страсти и счастья. Её голос для него – волшебная музыка. Её страх усиливает страсть. Золотой поток с такой силой рвётся из неё наружу, что Мелт оглушён, и первые мгновения не может с собой справиться. Он едва не совершает непростительную оплошность, готовый вобрать в себя золотой свет и этим погубить. Но этого не должно произойти.

Мелт тонет, захлёбывается, уходит с головой на дно, выплывает – и неимоверным усилием заставляет себя вернуться. Он понимает вдруг, что перед ним – просто испуганная девочка, которая не знает, что такое «любить», и Мелт должен научить её этому. Всё остальное – в другой раз. Ещё успеется.

Он купается в её лучистой энергии, он забирает лишь самую крохотную частицу, чтобы она даже не почувствовала этого, только чуть-чуть пригубливает. Хотя ему хочется впитать в себя, словно губка, весь золотой сок Алис, полностью.

- Я люблю тебя… - шепчет он первый раз в жизни. – Я люблю тебя…

Он страстно желает, чтобы она поверила ему, чтобы ощутила всё то же, что и он. Пока ещё – только плотское единение. Пока…
...

Дэйв встал ранним утром разбитый и подавленный. Испуганный и жалобный голос Алис не давал ему покоя, но ещё более ранило и угнетало чужая радость, чуждая радость человека, далёкого по духу и физиологии.

Ирина и Виктор уже не спали, но просто лежали, дожидаясь его, и тихонько переговаривались, вновь пытаясь что-то доказать друг-другу. Зато Анна и Алекс спали сладко и крепко, прижавшись друг к другу, щека к щеке, рука в руке, закутавшись в одно тончайшее термо-одеяло. Когда же они уснули? Жаль будить, но придётся. Увидев Дэйва, сворачивающего вещи в сумку, Виктор и Ирина резво вскочили. Ирина принялась за приготовление завтрака, Виктор взял на себя неблагодарную обязанность разбудить молодых людей.

В палатке было холодно. Мелт, пролетая над долиной, разрядил силовые мини-аккумуляторы, и термокуб почти не согревал. Придётся его выбросить.

Дэйв бросил тихо: - Я пойду, пройдусь, попробую сориентироваться. – И вышел из палатки, припорошённой снежной крупой. Подморозило. Камень был скользким от инея, фиолетово-синие гроздья илобы поседели. Ближние горы подрумянили макушки и дальние склоны,  а ближние склоны ещё утопали в океане теней. Зато горы дальние, с острыми снежными вершинами, уже ослепительно сверкали всеми оттенками розового света, переходящего в пронзительно-золотой.

Дэйв находился на горизонтальной площадке, заваленной разнокалиберными валунами и глыбами. Дэйв преодолел их, чтобы посмотреть, что там впереди, в том направлении, куда неотступно зовёт Гарпик. Склон, по которому они пришли, был довольно полог. Противоположный обрывался круто, уходя вниз корявыми уступами, изрезанными щелями и провалами, порою торчащими, будто зубья старинного гребня.
 
А внизу… О, там, внизу, словно драгоценнейший вестийский опал в нарочито грубом обрамлении, застыло дивной красоты горное озеро. Позолочённые горные вершины, облачные клочья с розовым исподом, сочный ультрамарин неба, стайки сосен и кесолей, сбегающих вниз по крутизне, отражались в неподвижной поверхности безупречными двойниками. Ледяное, чистейшее дыхание доносилось от него сюда, наверх. Завороженный Дэйв не заметил, как к нему подошла встревоженная Ирина, встала рядом, осторожно заглядывая в глаза.

- Дэйв, ну что, как наши дела? – шепнула она, положив ему руку на плечо.

Голос Гарпика летел с другой стороны озера. Голос звучал мощным, отчётливым многоголосьем, стройным хором, виртуозной полифонией. Но озеро придётся обходить. Оно может оказаться опасным, хотя как именно, Дэйв не знал. И Дэйв сказал об этом Ирине.

- Есть два выхода, - сказала она, всматриваясь в противоположный склон. – Либо кто-то, хотя бы и я, разведывает путь, либо идём все вместе.

- Конечно, вместе. Времени на разведку нет. Времени вообще больше не будет, - ответил Дэйв. – Похоже, Гарпик резко изменил направление. Возможно, он теперь движется к нам. Я никогда ещё не слышал его так ясно, безо всяких помех.

- Это может быть опасно для всех сразу.

- А для тебя разве – нет? – возразил Дэйв.

- Я в себе уверена. – Ирина ободряюще ему улыбнулась. – Со мною ничего не может произойти. Дэйв, я хочу уйти одна. У меня есть всё, что надо для похода. Я должна выполнить долг. Прости.

Дэйв покачал головой.

- Это невозможно, Ирина. Я не разрешаю. Мы – единая команда. Ни один не выживет в одиночку. Нам нельзя разъединяться. И теперь уже не важно, какая у кого цель. Ибо цель Гарпика перекрывает любую другую. В распрях нет смысла. Смысл – в любви.

- Вот как ты заговорил теперь. Ты очень изменился. Ты и вправду повзрослел. Дэйв, идём в лагерь. Я приготовила завтрак.

И они пошли назад. Дэйв понимал, что Ирина не оставила и не оставит своих намерений. И если сделает попытку уйти одна, как только сочтёт нужным, то её никто не удержит. И тогда она неминуемо погибнет. Она сможет определить близость Гарпика, но не сможет почувствовать близкую опасность.

…Они шли вдоль кромки провала до самого вечера, и никак не могли обогнуть озеро, словно топтались на одном месте. Расстояния вновь исказились. Извилистому пути не было конца, или это только казалось им, уставшим от приключений и ожидания?

Стало не до разговоров, не до шуток и тем более не до смеха. Они перепрыгивали через корявые гранитные глыбы серовато-лиловатого цвета, с вкраплениями сиреневых и розоватых кристаллов; через огромные наросты пурпурных лишайников с удушливым, сладковатым, грибным запахом, похожих на застывшую пену; через расселины, в глубине которых сочились ручейки, похожие на струи расплавленного металла. Перелезали и переползали через заросли илобы, такие густые, что по ним можно было шагать, как по мостику. Далеко обходили широкие провалы, которые нельзя было перепрыгнуть в гравитопах.

На коротких привалах к Дэйву, словно к пророку, обращались робкие лица, полные вопросов и надежд, но он только отрицательно качал головой: Голос Гарпика не приблизился. Он всё время оставался на одном расстоянии. Он словно дразнил и уводил за собой в новую неведомую ловушку. А Дэйву было не под силу распутать клубок, расшифровать его послание, разобраться в программе компьютера чужих богов. И вряд ли его собственный фон помог бы в этом исследовании.

Ирина предложила попытаться спуститься к озеру Люс и переждать там, а заодно обустроить ночлег не наспех, а с немного большим комфортом, полюбоваться окрестностями, обсудить детали путешествия и определить пригодность воды для питья – её запас подошёл к концу, рано или поздно придётся обновлять. Скрепя сердце, Дэйв согласился: день незаметно подошёл к концу.

Спуск, вопреки ожиданиям, не занял много времени. Склон, с выходом на поверхность гранитных пластов, был прочен, довольно гладкие уступы образовывали нечто вроде гигантских ступенек – с них легко было спрыгивать, и обратный подъём в гравитопах не должен быть затруднён. Корни хвойных исполинов тоже образовывали своеобразные ступени. Мимо них по прокатанным желобкам сочилась вода, журчали тонкие ручейки. Специфической сейсмической активности, свидетельствующей о близости Гарпика, искатель Ирины не зафиксировал. Казалось, всё абсолютно спокойно.

Солнце стояло совсем низко, и по мере того, как они опускались всё ниже и ниже, оно исчезало, а тени между камнями углублялись; лишь неподвижная озерная гладь слепила глаза отражённым серебряным блеском с пронзительной голубизной по краям.
 
Дэйв взглянул на небо – сумерки должны были воцариться стремительно, но, похоже, вечер не спешил нагрянуть. Освещённость не менялась. Невидимое за склонами солнце-лампа горело равномерно. И Дэйву это не нравилось. Часы вновь стояли – нет, определённо, что-то надвигается. Но что?

Вот и кромка воды. У совсем пологого берега плескалась прозрачная ледяная вода. Совсем мелкая, словно вода как приходила сюда капля за каплей, так и уходила в невидимый слив, поддерживая постоянно одну и ту же глубину. Так и подмывало плюнуть на все и рвануть через озеро напрямик. Виктор не удержался и первым сделал попытку. Он вступил в озеро, и медленно, осторожно сделал несколько шагов. Потом ещё несколько – уже быстрее. И вдруг смело и решительно зашагал вперёд. Дэйв ринулся за ним.

- Стой, не смей уходить один, - прокричал он. – Сию минуту возвращайся!

Виктор смущённо оглянулся: - Дэйв, старина, не ерепенься, это же просто прогулочка по воде. Здесь так мелко, что ежели ляжешь на живот, задница будет светиться ясным солнышком. Жаль, что водичка холодновата, до Неаполитанского курорта не дотягивает. Кстати, а что с нашим солнышком? Оно не собирается закатываться? Может, закатаем вручную? А то при свете девочки заскучают.

Дэйв покачал головой: - Не смешно. Мне все эти несообразности не нравятся.

- Думаешь, мне нравятся? Но нужно же как-то разряжать обстановку.

Они помолчали. Было странно и тревожно находиться на самом дне гигантской каменной чаши.

Вода была чистейшей, со вздохом облегчения женщины наполнили ёмкости и приготовили пищу. Концентраты подошли к концу, но здесь, похоже, пополнить припасы не придётся: не было видно мелких птах – лишь огромные хищные гологусы бороздили воздушное пространство или охотились в верхах старого исполинского леса; не попадались следы животных – лишь какие-то мелкие зверьки мелькали изредка в мягкой хвое кесолей. Озеро тоже, как ни странно,  казалось безжизненным – ни всплеска, ни колыхания, ни пузырьков – лишь едва заметная рябь в тех местах, где в него стекали со склонов ручьи.

По всему, настала пора ночи. Но ночь не приходила. Время совсем остановилось. Они раздумывали, что делать – то ли ложиться спать, то ли бодрствовать, то ли вообще продолжать путь вдоль кромки воды.

- У меня есть предложение получше! – сказал Виктор, с аппетитом поедая надоевшую до отвращения кашу. – После ужина… то есть, завтрака. А, может, обеда? – Короче, идём по озеру напрямик – здесь не глубже, чем в тарелке с бульоном. Хватит карабкаться по склизким булыжникам. Гарантирую, ничего, кроме приятности.

- А если там, в середине, что-то сидит?

- Водяной дракон?

- Нет, водяной змей.

- Справимся!

- А если наступит ночь?

- Так ведь же ещё не наступила!

- Твоими устами…

- Дэйв, твоё мнение?

Дэйв задумался. – В принципе, ничего невозможного нет. Можно попробовать, по диагонали, как раз на Голос. При условии, пионер ты наш, что ты пойдёшь в авангарде, как разведчик.

- Договорились. Голосуем. Кто за мою кандидатуру? Единогласно!

После недолгого отдыха, с недовольными гримасами, со стонами и ворчанием, все снова собрались в путь.

Алекс обнял Анну, привлёк к себе: – Я очень соскучился! – шепнул он ей в ухо.

- Я тоже! – ответила она. Их губы встретились, и от слившихся фигур повеяло теплом и нежностью.

- Если устанешь – скажи мне. Я понесу тебя! Быстрее ветра! Чтобы наконец-то добраться до привала! Там ты не уйдешь из моих рук.

-Да, да, да…

- Ребята, - тихонько поторопила их Ирина.

С трудом оторвавшись друг от друга, Анна и Алекс поспешили следом за всеми. Виктор шагал далеко впереди, осторожно ставя ноги, внимательно вглядываясь в воду перед собой и выставив небольшой, портативный разрядник – оружие, срабатывающее, вроде теплового бура, только на близком расстоянии, и чудом сохранившее заряд лишь благодаря тому, что им ещё ни разу не пользовались. У Дэйва в руках был, как всегда, именной гундийский нож, палец лежал на кнопке выстрела. Хотя посреди мелководного озера это выглядело странно и несерьёзно.

Середину миновали с радостными вскриками. Впереди оставалось ещё метров пятьсот удивительной дороги – дно необыкновенного озера было таким ровным, как дно изысканного бассейна, только сложено из шершавых, корявых гранитных глыб, плотно пригнанных друг к другу. Такое озеро могло быть только рукотворным.

Зрелище было упоительно прекрасным. Звенящая, идеальная тишина, которую не хотелось разрушать, озеро, плещущееся под ногами нежно и покорно. Ясное ультрамариновое небо над головой, не желающее темнеть, прозрачная голубоватая вода под ногами, подобная небу, освещённые невидимым закатным солнцем пурпурные, оранжевые и розовые снега на вершинах окружающих гор, окаймлённых ослепительной световой полоской, сине-голубые и серовато-зелёные заплатки хвойных рощ на красновато-серых гранитных склонах. Невольно все смотрели по сторонам, а не себе под ноги, и только Виктор сосредоточенно изучал дно в поиске неведомой опасности, игнорируя окружающие красоты.

Дэйв тоже любовался застывшим закатом. Голос Гарпика зазвучал ближе и торжественней, и это вселяло странную радость, словно он спешил на свидание к горячо любимой женщине. Алекс и Анна крепко держались за руки и часто переглядывались, с любовью и нетерпеливым желанием остаться наедине.

Поэтому первой заметила странные изменения на поверхности озера Ирина. Она всего лишь оглянулась назад, ещё раз окинуть взглядом оставленный берег.

- Дэйв, Дэйв, - окликнула она Дэйва с тревогой. – Смотри!

Сзади, от самой кромки берега, вода начала очень медленно откатываться, собираясь в валик. Валик катился, понемногу набирая скорость и превращаясь в вал, не сулящий ничего приятного. Со страхом и недоумением они наблюдали, как вода начинает отходить и от другого берега, ещё более дальнего – словно скатывали в рулон гладкий серебристый ковёр.

- Кажется, пикнику пришёл конец. Ну-ка, ребята, поднажмите! Всего каких-то двести метров!

И они побежали. Если бег по воде можно назвать бегом.

- Что… Куда? – проговорил ошарашенный Виктор, которого Ирина вдруг подхватила под руку.

- Оглянись, Вик!

- О Боги! Я здесь не при чём! Я честно старался, смотрел под ноги! Я не при чём!

Прозрачная, серебристая вода превращалась в пенистую, грязно-серую стенку, непрерывно растущую. Теперь она уже окружала их с нескольких сторон. Самый грозный,  бурлящий вал несся сзади, по пятам, но и боковые валы грозили превратиться в ещё более высокие и мощные волны.

Впереди вода забурлила и начала отлив как раз тогда, когда до берега оставалось всего несколько десятков метров. Путникам пришлось преодолевать напор и сопротивление воды, пытающейся оттолкнуть их назад, от спасительного берега.
Мокрые, задыхающиеся, напуганные, они выбирались на скользкие валуны, спотыкались, падали, вновь вскакивали и спешили вскарабкаться на склон.

Виктор, забравшийся на уступ первым, помогал подниматься женщинам, подавая крепкую руку и вытаскивая на поверхность уступа. Дэйв уже продолжал взбираться дальше, Ирина задержалась на соседнем валуне, дожидаясь, когда Виктор продолжит путь. Анна, поддерживаемая Алексом, была передана в руки Виктора, и тот подхватил её и поставил рядом. Теперь оставалось запрыгнуть Алексу.

Но тут он оглянулся, нечаянно, ненароком, машинально, словно хотел окинуть озеро прощальным взглядом, и остолбенел, и застыл на мгновение. Вся вода в озере собралась в один гигантский вал, несущийся на них. Он был бесшумен и неукротим, идеальный преследователь-убийца.

Анна взвизгнула, хотела метнуться вниз, к Алексу, но Виктор уже схватил её и подсаживал вверх, где к ней протянул руки Дэйв.

Алекс поспешно запрыгивал на уступ, а остальные уже были на пути к следующему, когда вода обрушилась на берег, толкнулась с бешеной силой в преграду из валунов, хлестнула резко и больно, обдав ледяным душем. Рванула на себя, откатываясь назад.

Дэйв удерживал Анну, до них долетели лишь самые верхние струи и брызги. Виктор сделал отчаянный рывок вперёд, намертво уцепившись за камень.

Вода судорожно скребанула верхушками струй, словно кончиками пальцев, по гранитной стенке, ухватила то, что попалось ей под руку. А под руку ей попался лишь запоздавший Алекс – остальные только окунулись на мгновение в бодрящий душ.

И когда, отрываясь от уступа, он уже захлёбывался, не в силах даже выкрикнуть «помогите», или, вернее, спасительное имя «Анна», за его руку ухватилась чья-то надёжная, сильная рука. Отчаянным усилием Алексу удалось поймать и вторую руку. Вода потащила Алекса по корявому камню, пытаясь вырвать из рук Ирины, но та, расставив ноги и опрокинувшись назад, словно противовес, изо всех сил удерживала Алекса, пока вода не схлынула, постанывая от разочарования.

- Жив? – прокричала Ирина. – Я держу тебя. Спокойнее, спокойнее.

Отплёвываясь, кашляя, судорожно всхлипывая, Алекс взобрался на уступ и встал, пошатываясь, рядом с Ириной. Его лицо было разбито о камень, руки разодраны.

- Спокойнее, спокойнее, - шептала Ирина, обнимая его за плечи, гладила по голове. – Внучок.

Прилепившись к гранитной стенке, укрываясь за валунами, будто случайно залетевшие птицы или чудом выросшие тонкие деревца, они смотрели, как вода неспешно откатывается, заполняя чашу, растекаясь по гладкой поверхности.

- Вот тебе и опасность! – пробормотал Виктор. – На такую опасность ходить не с ножом, да тут и с миномётом мимо.

Карабкались наверх и поспешно, и осторожно одновременно. Анна едва сдерживала рыдания, стиснув Алекса и непроизвольно дёргая за рукав. Дорога вверх показалась невыносимо долгой.

Едва вывалившись за каменную кромку, все рухнули на мягкий мох. Ирина достала аптечку и принялась врачевать раны, ссадины и содранную кожу. Самый плачевный вид был у Алекса.

- Скажи спасибо, что ничего не сломал, - Виктор неожиданно мягко похлопал Алекса по колену. – Она саданула с такой злостью, что могла бы и хребет переломать. И что ей втемяшилось?

Что бы там ни было, но они таки пересекли озеро. И Голос Гарпика звучал в голове Дэйва так громко и чисто, что он с трудом слышал своих друзей. Он сидел чуть поодаль, стиснув виски ладонями, и продолжал смотреть вниз. Да, удивительная красота, но с этой красотой было что-то неладно. Он только никак не мог понять, что именно.

Гигантский провал в форме чаши. Или нет, в форме воронки? Дно и стенки меняли очертания. Вода, далёкая, серебристая, сверкающая вода, не просто скатывалась со склона воронки. Она, несомненно, уходила всё дальше и дальше от берега, словно и впрямь засасывалась в какое-то сливное отверстие, из которого выдернули затычку.
У Голоса появилось эхо, гулкое, низкое, вибрирующее. Голос раздваивался. Происходило… происходило раздвоение мира. Да, наверное, это так – здесь и сейчас рождалось нечто новое.

Воздух начал подрагивать и струиться, будто марево знойного дня, змеиться вдоль склонов, собираться в шары, закручиваться спиралями. Деревья мелко затряслись, как эпилептики. Там, где были открытые места, ясно и чётко просматривалось, как некоторые пласты медленно оползают вниз, некоторые – наоборот, поднимаются вверх. Камень потерял твёрдость и стал текучим. Вода вдалеке на мгновение вспенилась огромными пузырями, пузыри поочерёдно лопались, и над бывшим озером повисли десятки крохотных радуг.

- Что это? Землетрясение? – подумал вслух Виктор. Впервые он позеленел от ужаса, его зубы выбивали дробь, собственный голос ударил присутствующих по барабанным перепонкам тяжёлым отзвуком: звуки тоже двоились. В ответ на его голос в воздухе родилось пульсирующее, напряжённое отражение, пронзительный аккорд, он раздвоился, разнёсся многоступенчатым эхом по окрестностям. – А ведь мы там были.

Сжавшись в кучку, они заворожено наблюдали, как движутся пласты, словно их перемешивает невидимая ложка, или лопасть гигантской мясорубки. И эта гигантская мясорубка красиво, методично перемалывала деревья, камень, почву. Из дальней рощи вдруг показалась туша огромного марда. Его ноги завязли в камне, он тщетно пытался выскочить на поверхность, отчаянно бился и разевал пасть. Летели вверх, хлопая короткими крыльями, стайки обезумевших чёрно-сиреневых птиц кри, но оторваться удавалось не всем, большинство засасывало назад, в невообразимый, отвратительный «суп».

- Дэйв, что скажешь? Надеюсь, это не наш путь? – прокричала Ирина, и её голос взвился торжественным органным многозвучием.

Дэйв побледнел, как полотно. Зрелище было прекрасным – и жутким. Оно притягивало, воронка словно засасывала в себя их взгляды.

- Там открывается выход, - проговорил он, и заставил себя не смотреть. – Уходим. Быстро.

Земля под их ногами уже начинала дрожать, вспучиваться и слегка оползать к краю воронки, образовывая склон. Дождавшись приказа Дэйва, все развернулись и ринулись прочь. Дэйв хотел быть замыкающим, но Ирина не позволила.  Она вытолкнула его вперёд себя и яростно прошипела в ухо: «Не смей отставать, цыплёнок! Я не позволю тебе сгинуть! Ты мне ещё пригодишься!» Впереди всех бежали теперь Алекс и Анна, которая не желала расставаться с ним ни на секунду.

Оглянувшись последний раз, Дэйв успел уловить краем глаза, что вода и пузыри бесследно исчезли, а вместо них прорезывается «окно» в конце длинного тоннеля, и в это окно вплывает чёрное звёздное небо. Чужое небо.

Камень внезапно размяк под самыми ногами и поплыл назад и вниз. Чудовищным усилием Дэйв рванулся, прибавив скорость – и выскочил на спасительную, неподвижную горизонталь. Далее от неё едва заметная бывшая просека вела куда-то под уклон, в самую гущу соснового бора. И тут позади раздался отчаянный вскрик Ирины.

Обернувшись, Дэйв увидел, что она упала, и повернул назад. И тут же мимо него молнией пронёсся Виктор.

- Беги, Дэйв, ради всего святого, беги! – прокричал он на ходу, - Я справлюсь сам! Ты нужнее меня! -  И с силой оттолкнул его. Дэйв, кувыркаясь, покатился по мягкой дорожке следом за Анной и Алексом.

Виктор успел схватить Ирину за руку. – Милая, держись. Я не отдам тебя. Прости меня. За всё. Я люблю тебя. Не уходи, Бога ради!

- Да, Вик, - Ирина попыталась улыбнуться. – Я знаю. Я тоже… - голос её сорвался.

 Она пыталась поймать его вторую руку, но беспрестанное сотрясение почвы мешало ей. Они непрерывно боролись со скользкой, вязкой субстанцией, неуклонно ползущей вниз. Виктор лёг и попытался пятиться назад, упираясь коленями в неподвижный верхний камень – по всей видимости, границу текучести. Но, к сожалению, Ирина ни во что не могла упереться ногами, чтобы подтянуться, а оползень всё утаскивал её, вырывая из рук Виктора. За её спиной бился тяжёлый рюкзак, который всасывающая сила пыталась с неё сорвать. Их выносливость была феноменальной, но не беспредельной.

На подмогу им уже бежал Алекс. Бросившись на землю, он тоже начал бесплодные попытки поймать её руку.

- Беги за шнуром! – рявкнул ему Виктор. Всхлипывая и мотая головой, Алекс замешкался, не зная, что делать. За шнуром помчался Дэйв, подбежавший к краю пропасти следом за Алексом.

Склоны меж тем снова менялись. Они начали вспучиваться, ощетиниваясь острыми обломками и каменными глыбами, будто всплывающими на поверхность из жидкого вещества, словно теперь, по мановению неведомого архитектора, пришло в движение и само скальное основание. И в тот счастливый момент, когда Виктор поймал, наконец, вторую руку Ирины, резкий толчок подбросил их вверх, и поперёк склона нежданно выскочило острое скальное ребро, ударив Ирину в бок. Рядом с ребром прорезалась трещина-жёлоб. Ирину вырвало из рук Виктора, а может, она разжала руки, чтобы не утащить его на дно? Как бы ни было на самом деле, но Виктор остался по одну сторону новорожденного выступа, а Ирина с криком полетела вниз, в открывшуюся звёздную бездну. Вместе с ней улетело её бесценное оборудование и спасительный маяк.

Виктора, обезумевшего от шока неожиданной потери, оттаскивали от бездны все скопом, а он продолжал смотреть вниз и тянуть руки к чужому звёздному небу. Земля меж тем успокоилась, только отверстие в конце тоннеля продолжало шириться. Воронка превращалась в тоннель.

Путешественники боялись оглядываться, в панике стремясь туда, где величественно и мирно высились сосны, кажущиеся такими непоколебимыми и вечными. Слабо светились голубовато-лиловым светом наросты лишайников и огромные, бесформенные грибные туши. Временами солнце странно проблёскивало сквозь чащу, отражаясь от  глянцевых стволов и смешиваясь со струящимися испарениями, подсвечивало мёрзлую хвою и чахлую траву, слегка присыпанную снежной крупкой. И тогда суровый лес озарялся золотистым светом, повисающим в воздухе волнистыми полосками, дрожащими конусами, плавающими шарами. Туманные фигуры постоянно меняли очертания, обволакивали, заворачивались вокруг идущих спиралями и лентами, путая путь. Если бы они шли по карте или компасу, то непременно заблудились бы.

Но они шли за проводником. Шли, и шли, пока ноги не начали заплетаться. День наконец-то стал меркнуть, спешно стремясь восстановить статус кво и перелиться в вечер. На краю стремительно темнеющего леса, перед выходом на открытое пространство, похожее на пологий спуск с гребня, они, вконец обессиленные, остановились на ночлег. Лес тихо светился позади, но то, что было впереди, уже погрузилось во мрак...