Георгий Данелия. Блики жизни

конечно, Краснодар самый солнечный город России, но когда мы на следующий день поехали на съемку, было облачно и холодно. Прождали солнце до часу и уехали обедать. Только начали есть суп — вышло солнце. Быстро вернулись обратно — пока доехали, солнце зашло за тучи. И так три дня подряд. Уезжаем обедать — выходит солнце. Возвращаемся — пасмурно. На четвертый решили сделать вид, что едем обедать, а сами спрятались. Но вариант не прошел. Небеса не обманешь.


Начали снимать [фильм «Я шагаю по Москве»]. Через неделю ассистент по актерам Лика Ароновна сообщает: — Михалков отказывается сниматься. — ? — Требует двадцать пять рублей в день. Актерские ставки были такие: 8 р. — начинающий, 16 — уже с опытом, 25 — молодая звезда, и 40–50 суперзвезды. Ставку 25 рублей для Никиты надо было пробивать в Госкино. — А где он сам, Никита? — Здесь, — сказала Лика. — По коридору гуляет. — Зови. — Георгий Николаевич, — сказал Никита, — я играю главную роль. А получаю как актеры, которые играют не главные роли. Это несправедливо. — Кого ты имеешь в виду? — К примеру, Леша Локтев, Галя Польских. — Леша Локтев уже снимался в главной роли, и Галя Польских. Они уже известные актеры. А ты пока еще вообще не актер. Школьник. А мы платим тебе столько же, сколько им. Так что — помалкивай. — Или двадцать пять, или я сниматься отказываюсь! — Ну, как знаешь… — я отвернулся от Никиты, — Лика Ароновна, вызови парня, которого мы до Михалкова пробовали. И спроси, какой у него размер ноги, — если другой, чем у Никиты, сегодня же купите туфли. Завтра начнем снимать. — Хорошо. — Кого? — занервничал Никита. — Никита, какая тебе разница — кого. Ты же у нас уже не снимаешься! — Но вы меня пять дней снимали. Вам все придется переснимать! — Это уже не твоя забота. Иди, мешаешь работать… — И что, меня вы больше не снимаете?! — Нет. И тут скупая мужская слеза скатилась по еще не знавшей бритвы щеке впоследствии известного режиссера: — Георгий Николаевич, это меня Андрон [Кончаловский] научил!.. Сказал, что раз уже неделю меня снимали, то у вас выхода нет!



Меня иногда спрашивают:
— Неужели в жизни вы не встречали сволочей? Почему о них не пишете в своих книгах?
— Встречал сволочей и предателей. И немало. Но все они крепко-накрепко заперты в мусорном ящике моей памяти. И вход им в мои воспоминания строго запрещён




Афоня в исполнении Куравлева получился настолько обаятельным, что на «Мосфильм» пришло немало возмущенных писем от жен пьющих особей. Особенно запомнилось одно, в нем дама из Омска спрашивала: «Товарищ режиссер, а вы сами когда-нибудь спали с пьяным сантехником?» В ответном письме я сознался, что не спал. Ни с пьяным, ни с трезвым.



В 1981 году была ретроспектива моих фильмов в Сан-Ремо. И в последний день на заключительную пресс-конференцию туда приехали Тонино с Лорой. Легенда мирового кинематографа, лучший сценарист Европы, реликвия Италии, с супругой всю ночь тащился в поезде, где не было ни матрасов, ни белья — одни голые деревянные полки, — чтобы два часа слушать мои идиотские ответы на не менее идиотские вопросы. Я спросил Тонино: — Зачем?! Тонино удивился: — Ты друг, — сказал он.


За обедом я рассказал Копполе о том, что произошло в Тбилиси, когда показывали в Доме кино его знаменитый фильм «Крестный отец». Попасть на этот просмотр мечтал весь город. Одному богатому человеку по почте прислали пять билетов, тот обрадовался. Пошли всей семьей: он, жена, сын, дочь и родственница из Дигоми. Когда они вернулись, квартира была пуста. Вынесли все, включая картины, антикварную мебель и даже чешский унитаз.


Есть люди - есть и танец.


…Она каждый день ходила через наш двор в булочную за хлебом. Она была… Даже описать ее не могу. Она была как мечта. Я долго собирался и, наконец, отважился познакомиться. Как это делается, я видел в кино. – Девушка, который час? – крикнул я ей вслед. – Дурак, – сказала она, не оглядываясь. Мне было шесть лет, а ей – девять…


Если бы кто-нибудь предложил мне: — Если хочешь, можешь заново родиться и выбрать место рождения. Например, Сан-Франциско, Париж, Амстердам, Монако, выбирай любое, хоть острова Фиджи! Я бы ответил: — Хочу родиться в СССР, в Тбилиси, в 30-м году. — Почему? Ведь за время твоей жизни в вашей стране столько было тягот и напастей! Бедность, концлагеря, расстрелы, война, голод, разруха… — Ладно, ладно, хватит, сам знаю… Хочу родиться только там и тогда, где родился. Если я появлюсь на свет где-то в Голландии или Франции, я не встречу по дороге жизни своих близких и друзей. Будут попадаться другие. Может, даже хорошие. А на хрена мне хорошие голландцы или хорошие французы?!Мне нужны мои, какие они есть! И те, кто живы, и те, кто в памяти.



Костюм  моей Гале понравился. — Угадал! Молодец! — обрадовалась она и повесила его в шкаф. И пока еще ни разу не надевала. «Простенький, со вкусом» костюм в полоску висит в шкафу двадцать семь лет и четыре месяца, ждет подходящего случая.


Сегодня проснулся, голова не болит, не тошнит. Обидно. Когда снимаешь фильм, как будто бежишь стометровку. Не хватает времени, каждая секунда дорога: придумать, решить, сделать. Иногда работа в три смены. Перезапись, озвучание, монтаж. Когда фильм закончен, просыпаешься — как будто с разбега в стену врезался. Пустота! Не о чем думать.


Полицейский посмотрел на меня, на Константина, на коробку с китайской лапшой и спросил: — Это вы известный режиссер из России? — Да. — Ну, ну, — сказал полицейский и ушел. А мы продолжили собирать «бомжпакеты».


...от Ананури до нашей деревушки надо было подняться несколько километров в горы, что ночью для городской женщины очень трудно, вернее, невозможно. Мама постучала в первый попавшийся дом. Дверь открыл пожилой крестьянин. Мама объяснила ему, что у нее в горах ребенок, и попросила проводить ее до Араниси. Крестьянин на лошади отвез маму до деревни. Мама хотела дать ему денег или что-то из вещей, но крестьянин ничего не взял. Он сказал: «Если люди не будут помогать друг другу, тогда зачем они живут?»

– Сами музицируете? – Немного. – На фортепьяно? – На барабане.


— Надо отдать его во ВГИК.
— сказал отец, когда я окончил школу.
 — Почему во ВГИК? — спросила мама.
— А куда его, дурака, еще девать?


- Непонятно, о чём фильм.
- Это комедия, - ответили мы.
Почему-то считается, что комедия может быть ни о чём.
 - А почему не смешно?
- Потому что это лирическая комедия.
 Так возник новый жанр - лирическая комедия.
 Во всяком случае, до этого в титрах я нигде такого не видел.
Между прочим. Через много лет, когда была пресс-конференция по фильму "Орёл и решка", журналисты меня спросили:
- Что вы хотели сказать этим фильмом?
 - Ничего не хотели. Это просто лекарство против стресса.
И с тех пор все фильмы, где не насилуют и не убивают, причисляют к жанру лирическая комедия или "лекарство против стресса".