Посиделки. Посиделки. Посиделки, но...

К середине дня   продовольственная палатка   почти закончила  свою  работу.  Хлеб  продан,  сметану  всю разобрали. Окошко  для выдачи  товара  ещё светится.  Остались  конфеты-карамельки с повидлом, кильки в томате. И ещё  папиросы «Беломор».

В это  время  за палаткой начинала клубиться жизнь другая, молодая.  Разговорчики перешептывания, кассетник,  иногда гитарный перезвон.

Иной раз  пацаны убегают на Гадючий остров  у  реки по кривой улице,  мимо глинистого обрыва. Обрыв трёх метров  высотой  возле  Речного проезда. Над  обрывом  растут кусты чёрного  крыжовника, ягоды цвета ядовитого воронца. Их  рвать  боязно.

Вокруг  острова  топкая  протока.

Убегают,  возможно, засвидетельствовать  почтение  пресмыкающимся.  Или  же  за черникой. 

Вплоть  до курения «Беломорины» без  табака, зато  набитой мятой.  Мята  болотная на гадючьем  острове росла в  изобилии.
Гадюки мяту не едят. Они, как  и  ужи,  по  мелким позвоночным  и беспозвоночным специализируются.

Беломорину с ядовитым  табаком продувают, затем набивают мятой.  Её  можно курить  без  минимального вреда  для здоровья.

Не создаёт  табачного перегара. Не  содержит  алкоголя. Поэтому  её курить  не запрещено.

Пацан, любой,  в душе анархист. Речной  проезд к  забору  у  болота мимо  Гадючьего острова было бы очень славно  переименовать  в  Бакунинский.

Гадючий остров  для пацанов стал  закрытым кабинетом  для конфиденциальных  переговоров.

Тем  для  них много:
Где растёт лесная  земляника  в подарок хорошеньким  девушкам  и где находится нелегально  распаханный клок  под  картошку, чтобы её подкопать  на  выпечку?
Где  потом печь  картошку, чтобы не прогнали за разведение  пожара?

Но  эта  тема останется  секретом  для всех, кроме участников встречи.

В  это  время за палаткой,  под  навесом,  потихоньку настраивали  гитару:

-Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел
И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.
Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.
Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.
Сам себе казался я таким же кленом,
Только не опавшим, а вовсю зеленым.
И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку.

Клён,  в  отличие  от  липы  и  от дуба, на участках  садоводческого  товарищества  не был любимым  хозяевами  деревом.  На  участок  ветром  занесло  крылатку,  и, через  пару  лет, сорный  клён  приморозил  ногу.  Или  зацепил там  ногу.  Есть, за что  опереться. 

Клен  выпалывают даже  на  участке  садовода  с  сельскохозяйственной  фамилией Бурьян,  ежегодно  задерживающей  оплату членских  взносов.  О чём  и висят размокшие списки  у городского  телефона и  у окна  на продуктовой  палатке.

Гитарист -  Валентин  с  Коммунистического  проспекта,  первокурсник Энергетического.

Про   примороженную  ногу  клёна  так  сладко,  так  уютно петь  хором в конце августа.

Всё  бы  спокойно,  но  в товариществе  живут  свои, местные    разномастные пацаны.   Димка  Зелинский,  платиновый  блондин,  со  своей  дачи-садового  домика приволок двухкассетник  Sony.  Алексей, он  же   в   совсем недавнем  прошлом,  Лёха  Жужелица,  уважаемый  гражданин садоводческого  товарищества проводил  каждый  день  минимум  час  за продовольственной палаткой.   Борька  Романов,  он  же, по  садоводческой  традиции,  Ковальков -  по  фамилии  хозяина  участка,  круглый- круглый Винни - Пух.  В детстве  его  даже  не  травили — гоняли крапивой.  Брали  в  руку два-три стебля  крапивы  и шли мимо него,  как  со  шпагой.  Сейчас неловко  пацана обижать,  председательский  внук пусть  будет  в компании.  Андрюха,  Ежов  по  садоводческой  фамилии первой  арендаторши,  а  по  отцу Поварёнков,  естественно,  Ёж.   Все  эти  парни вхожи  в  закрытый клуб Гадючьего  острова.

Пацаны,  в отличие  от девушек, в  полузакрытом клубе  под  крышей у дуба  появлялись редкими мушкетерскими набегами. «Три  мушкетёра», ещё  в старом издании с  графическими иллюстрациями, можно было  брать на  тех  же,  библиотечных, условиях:  десять  дней на руки.  Девизом  Клуба Гадючьего  Острова  стало: «Один  за  всех,  все  за одного!»

Неформальным девизом   клуба  под  крышей  и дуба  стала  цитата из неизвестно, кем  добытого  Евангелия от  Марка:
«Ибо кто не против вас, тот за вас». 

Кто  против  вас,  об  этом писал  Карл  Маркс, а потом все  уши прожужжали  средства массовой информации  времён  развитого  социализма. Классовая борьба никуда  не делась.
Как  и классовое  недоброжелательство.
А  оно  есть. Есть  граница. Это не фирменные  джинсы  и  японский  двухкассетник.  И  не  свободное владение английским -  с ним  и в МГИМО не  всем  удаётся  поступить.   Это Чёрная  Волга  с  персональным  водителем.  У  водителя  такого  автомобиля своя  манера поведения:  он  делит   людей на  нужных  и никчемных.  Несёт    из  багажника садовый участок генералу  КГБ   проржавевшую сетку - рабицу,  которую  нигде не  продают.  Манера поведения  персонального  водителя заразна для несовершеннолетних. 

 Родственники владельца   такого  автомобиля окажутся  под подозрением.

Такие  не  нужны ни  в том,  ни  а  другом  клубе.

У продуктовой палатки   всеобщий любимец, гитарист  Валентин  объявил: -Порадовать вас  рок-оперой  «Муха-Цокотуха»,  что  ли?
Заслушались.  Особенно аплодировали  мелодии  «Dschinghis Khan» на  слова Корнея  Чуковского.

Хозяйка соседнего  дачного  домика  попросила не  аплодировать слишком  громко.

Поднялись и ушли  под «Варшавянку». Анархисты - анархистами, но  от  официальной идеологии  ни  ногой...