Я пою гимн человеческой глупости

Эх, Юрка, Юрка! Что же ты наделал!
Он ведь не Юрка, а Юрий Владимирович. По крайней мере, так его называли студенты последние пятнадцать лет. Он кандидат. Преподавал экономическую теорию в одном московском университете (не буду название писать, незачем). Но я его буду называть Юркой, потому что он теперь уже именно Юрка - лишился отчества. Спрашиваете «почему»? Человека жизни лишил – вот и причина.
Юрка (ранее Юрий Владимирович) лишился места на кафедре три года назад. Не смог он найти точки соприкосновения с заведующей. Та была дама в летах, под семьдесят. Ей в силу своего возраста ничего по кафедральным делам делать не хотелось, досиживала. Ждали приемника. На этой кафедре работал и ее сынок – молодой парень двадцати четырех лет (поздний ребенок он самый любимый у матерей). Сынок этот был на всем готовеньком, все хорошее ему доставалось. И все помалкивали. Кроме Юрки. Тем более, что у него каждый учебный год заведующая оттяпывала часть его нагрузки в академических часах и перераспределяла своим любимчикам на кафедре. За что его невзлюбила заведующая он понять не мог. Хотя, догадывался.
«Не нравится мымре, что я инициативный, наукой активно занимаюсь. – объяснял Юрка жене. – Боится, подсижу ее. Наверно она решила, что новый ректор может меня назначить заведующим. Боится старуха, что я ее сыночка не пожалею и с кафедры попру.»
А поперли его, Юрку. Оказался Юрка без работы. Он раньше никогда не был безработным. Для него новый статус был омерзителен. Ему казалось, что он стал неполноценным каким-то. Как если бы ему ампутировали ногу или руку.
Юрка оказался дома. Никуда теперь идти не надо было, торопиться уже не требуется и готовиться к семинарам и лекциям тоже не нужно.
Поначалу Юрка даже обрадовался тому, что у него появилось свободное время. Порадовался тому, что не нужно просиживать часами у компьютера, когда надо подготовить презентацию для студентов. Спустя месяц, на него нахлынул неприятный приступ безделья. Как он это почувствовал никто в семье не заметил. Внешне казалось, что Юрка работает с утра до вечера. Он и вправду работал: писал научную работу. Планировал ее готовую отправить по инстанциям и, может быть, где-нибудь зацепиться за рабочее место.
Но наука ему не помогла. Отправить то он ее отправил, но нигде не зацепился. Не нужны оказались его научные изыскания.
После этого накрыла Юрку вторая волна разочарования, уныния и … страха за будущее. Все таки, он не мальчишка уже, сорок пять лет.
- Работу ищи, Юрочка. – предлагала ему жена его, Екатерина (Катюша, как он ее называл).
- Да, какую работу, Катюша? – нервничал Юрка. – Нагрузки сейчас нет нигде свободной. И не будет в ближайшие годы. Демография. Нагрузка может появиться только, если помрет кто или в декрет уйдет. А они, кафедральные, рожать не хотят и живучие.
В общем и целом, у Юрки началась депрессия. Жена работает, Колька сын-четвероклассник в школу ходит, а он, Юрка, дома сидит, как старик-пенсионер. Сидит и штаны протирает. Вроде, получается он бездельник и … иждивенец.
Надежды найти работу покинули Юрку через полгода (он ведь не какую-нибудь работу хотел, а самую лучшую, в самых престижных вузах Москвы). До этого момента он уже около двух месяцев попивал. Не крепко напивался, но уже процесс опускания начался. Но внешне пока все ничего, незаметно. Катюша сначала к этому мужниному «увлечению» отнеслась спокойно, с пониманием. Дескать, видимо этого не избежать. Он, вроде, немного пьет. Да, и пиво только. Ничего страшного, ведь пиво только. Релаксация.
Дальше - больше. Юра перешел на крепкие напитки.
- Юрочка, давай поговорим. – как-то обратилась к мужу Катюша.
Юрка, конечно, догадался, о чем она собирается поговорить и огорчился. Деньги то на выпивку он у жены занимал. Теперь, значит, все, баста.
- Ну? – огорченно отозвался Юрка.
- Ты знаешь, Юрочка, я хочу тебя попросить больше не пить. – сразу, но интеллигентно и не размениваясь на предисловия, начала Катюша. – Коленька все видит. Он мне вчера сказал, что «папа изменился». Ты понимаешь, к чему все может придти?
Юрка все, конечно, понимал. Но его одолела какая-то человеку нестерпимая злость на все и на всех, что он даже сжал кулаки и зло посмотрел на жену.
- А чего мне еще делать-то?! – прокричал он. – Я не-вос-тре-бован! Никому не нужен!
- Юрочка, - просящим голосом обратилась Катюша. – я уверена, ты найдешь работу. Попробуй еще по другим вузам. Может стоит гордыню умерить и где можно, позвонить на кафедру.
Юрка не стал спорить, но и звонить не стал.
Денег на жизнь хватало впритык. Поэтому для Катюши любая мужнина пьянка была ударом по семейному бюджету. Юрка это понимал и начал потихоньку выносить из дому вещи. То книги антикварные пропьет, то картину отцовскую продаст, а деньги в пивняк отнесет. Катюша все знала и терпела. Надеялась. В Юрку своего верила. Все это бабское «наладится». Нет, Катюша-Екатерина, не налаживалось ничего у Юрки. Надо было тебе, милая, его сразу к рукам прибрать, тормознуть его и пить в грубой форме запретить.
Так-то оно так! Жизнь продолжается!
Юра каждый день копил злобу. Чем приходится заниматься кандидату и доценту! Стирает белье, гладит, готовит. Домохозяин с ученым званием.
«А, ну ее жизнь эту! Тьфу, на нее!» - злился частенько Юрка. Но это ему не помогало. Продолжал ходить в пивняк, чтобы Колька не видел. Старинные друзья и товарищи по кафедре от него, как это обычно говорится, отвернулись. Новые дружки стали появляться. Заезженная фразочка, согласен. Но ведь так и было. Ему никто не звонил и он никому. А смысл? Работы ведь у них для Юрия Владимировича нет.
«Старая сволочь! А она сидит и сынок ее, гадина!» - это Юрка про заведующую, частенько вспоминал ее под кружку ерша. Она уже за эти годы объикалася вся, воды обпилась, чтоб преодолеть Юркину ненависть.
Но и эта злоба не помогала унять фантомные боли – результаты Юркиной погони за справедливостью и честностью. Вот тебе, Юрка, твои научные изыскания, вот тебе годы нянченья студентов и студенточек-дурочек с кредитными айфонами. Все прахом пошло! Старухе-заведующей не понравился ты не потому, что ты умный и активный, а потому, что сынка-оболдуя надо спасать было. Займи ты, Юрка, ее должность, все, хана ее сыночку. Ты бы его не оставил на кафедре. Что, не так разве? «Само собой» - отвечал сам себе Юрка – «Не оставил бы. Других бы привлек, потолковее».
Когда деньги на пивняк кончились, стал Юрка дома квасить беленькую. Уже не мог остановиться в этом марафоне уныния и беспросветности. Старался реже выпивать и не при сыне. Пытался сохранить человеческий облик, стеснялся сына. Как-то вечером Катюша позвала мужа в комнату.
По телевизору показывали репортаж из криминальной хроники. Один чудак ворвался в пункт выдачи интернет заказов. Связал сотрудницу, молодую девчонку, и, угрожая ножом, стал требовать деньги. «Наркоман какой-то» - сказал на это Юрка. Оказалось нет, не наркоман был он. Деньги он от сотрудницы пункта получил – шесть тысяч. И сел потом на пять или более лет.
«Какой дурачок!» – воскликнула разочарованно Катюша, когда увидела, кого поймала полиция и кто нападавший на тот пункт. И правда, дурак! Даже хуже. Не буду здесь при всех выражаться непечатным словом. Парень тот оказался с высшим образованием, в очках. Безработный парень. Не мог устроиться и от безысходности решил грабануть тот злосчастный пункт. Теперь тюрьма. А выйдет, все равно, не та уже жизнь пойдет.
- Я спою ему гимн человеческой глупости! – сказал Юрка.
Это он так часто говорил, когда сталкивался с поистине бесшабашностью человеческой, безбашенностью и безграничной глупостью, не имеющей никакого рационального объяснения.
- Это точно. – отреагировала Катюша и как-то загадочно и печально взглянула на мужа. – Всю жизнь себе перечеркнул и своим родным этой глупостью.
Юрке запал в душу этот сюжет про обезумевшего безработного парня – интеллигента в очках. Долго его обдумывал. То осуждал его, то оправдывал: «ну, что ему еще оставалось сделать». Но сам Юрка понимал, что и с его жизнью что-то совсем не так. Сколько же это будет так продолжаться?
Стал злиться на жену, когда та не давала ему денег. Он пытался объяснить, что не алкаш он, что это релакс. «Заканчивай, Юра, релаксы свои» - плача, говорила Катюша. Она права! Ей тяжело. Тащит на себе троих, а муж работу не ищет и пьет.
Юрка продолжал исполнять роль домохозяина и как-то искать работу. Наконец, наступил этот день! Юрку пригласили на кафедру. Институт частный и, честно говоря, так себе. Дела в нем были не очень во всех отношениях. И контингент студентов – далек от того, к которому привык Юра, теперь снова Юрий Владимирович. Но, как говорится, на безрыбье…
Все бы ничего, можно работать. Но уж слишком много времени у Юрия Владимировича уходило в новом институте на дисциплину в аудиториях. Каждая пара проходила трудно. Студенты трудны и пары трудные. Возник скандальчик: как-то Юрий Владимирович обозвал одного трудного студента «дураком» и «конченным идиотом». Тот пожаловался в деканат. Стали разбираться. У того студента папаша оказался шишкой в районной прокуратуре и Юрию Владимировичу декан (толстенький, маленького росточка и лысеющий сорокалетний доктор наук с одышкой) предложил замять дело и без шума написать заявление «по собственному».
Такой вот Юрка (теперь опять Юрка) неуживчивый «правдоруб». Не может он проглотить обиду и пятые точки направо и налево расцеловывать.
После этого увольнения с женой отношения испортились. Она уже не выдержала и сорвалась на мужа, обругала за неуживчивый характер. «Что, не мог извиниться перед тем студентом?!» - возмущалась она. – «Трудно тебе сказать «извините»? Ты прямо такой весь в белом, а остальные неотесанные плебеи». «Да, это против моих принципов!» - кричал в ответ ей Юрка, бывший Юрий Владимирович. «Ах, ты! Какой патриций!» - с издевкой съязвила Катюша.
В семье теперь все терпели друг друга: Катюша терпела пьянки мужа, Юрка терпел женины упреки, а Колька – сын терпел родительские скандалы и скандальчики. Так и жили. Только недолго они так жили. Вляпался Юрка в серьезные неприятности. Так вляпался, что выгрести из этого уже нельзя было ему никак. Дело вот как было.
Надо было забрать из школы в тот день Кольку: что-то там у него вещей было много, не донесет сам. Юрка об этом узнал, когда ему около полудня скинула эсэмэску жена. А Юрка уже был форсированный. Поддал грамм…! Да, какие граммы! Счет был один – ноль в пользу бутылки беленькой. Закуски у Юрки (бывшего Юрия Владимировича, кандидата, бывшего доцента кафедры одного из московских университетов) не было (холодильник пустой). Его стало здорово заносить, он круто захмелел. Так пьяному море по колено! Свистать всех наверх! Поднять паруса! Полный вперед!
Кое как Юрка доехал за рулем своего старенького фольксвагена до школы. Припарковался. Никого не задел. Как он был уверен (да, как и любой пьяный), он себя идеально контролировал. Пока шел к крыльцу школы, чтобы встретить там сына, проходящие мимо него (в основном бабуси и женщины-домохозяйки) настороженно оглядывались, качали головой, а большинство и не замечало его. Ну, не хотят люди конфликтов. Пусть он алкаш провалится сквозь землю!
Вот Юрка – кандидат стоит у крыльца школы, ждет. А его штормит! Глаза попеременно прищуривает, чтоб рассмотреть, что там впереди происходит. Колька-сынишка вышел из школы с пакетами, лыжами и палками в руках, ранец на спине. Колька увидел отца и все… Что ему делать, не знает. А к папке идти надо. Это же папочка-кандидат за ним приехал.
Юрка, как мог, держит баланс. Подхватил какие-то сыновни пакеты (лыжи Колька не дал). Кое-как доковыляли до машины, запихнули пакеты, лыжи (острием палок порвали обивку потолка в машине). Колька плакал тихо. Слезы текут, а сам молчит. Папка все-таки. Ему было страшно садится в машину с таким папой. Но, делать нечего. Это же родной отец. Поневоле сядешь, если еще прикрикнут.
Пока они вдвоем ковыляли от школы до машины, только один водила тормознул, увидев плачущего Кольку. Остановил машину, как есть посередине дороги. Вышел из нее, посмотрел в спины пьяного отца и плачущего сынишки-четвероклассника. Взглянул на наручные часы, что-то вспомнил, сплюнул на асфальт, сел в обратно в машину свою и по газам.
Молодец, мужик! Правильно, мля, чего связываться! У тебя, наверно, своих дел полно.
Поехали от школы. За рулем пьяный в дребадан кандидат наук, сзади в детском автокресле Колька, весь в слезах. Колька поначалу забыл пристегнуться, потом вспомнил, что отец ругается из-за этого и сам тихонько пристегнулся ремнями.
А Юрке плохо. Видит он все хуже. Мутнота перед глазами раскинулась широко. И в сон начало клонить. Но он как-то умудряется рулить.
Проехали один перекресток, второй одолели. Третий перекресток оказался роковым в судьбе Юрки. Т-образный перекресток третьим был. Как нарочно, именно т-образный. Как будто, трезво-образный. Судьба посмеялась над Юркой. Как бы перекресток ему говорил: «трезвый бы ты был, Юрка, я бы для тебя роковым не был и еще, может, все в твоей жизни устаканилось, размягчилось и вошло в нужную струю».
Проморгал Юрка красный сигнал светофора. На всей скорости (70-80 км/ч, как записано в протоколе) влетел на перекресток. Перекресток судьбы. А там ему наперерез минивэн праворульный выехал, на зеленый сигнал. Был бы он леворульный, пронесло бы. А он, зараза, праворульный, из страны восходящего солнца. Так Юрка своим фольцем со всей дури прямехонько в водительскую дверь минивэна влетел.
Когда Юрка очухался, Кольки на заднем диване не было. Он только успел посмотреть назад, как его начали вытаскивать. А что еще он мог увидеть? Ничего он не увидел, а услышал вой сирен приближающихся скорых и полицейских экипажей. Много их тогда понаехало на тот перекресток судеб.
Колька после удара сильно испугался, но с ним все было в порядке. Целехонек парнишка – автокресло спасло. Только от страха удрал из отцовской машины. Все в машине бросил и побежал. Бежал, бежал, бежал куда-то. Потом остановился. Еще больше испугался, но решил, что к отцу возвращаться не будет. Сообразил где находится, сориентировался и домой зашагал. По дороге маме позвонил по мобильнику. Что с ней было, не знаю.
Юрку достали из его фольца. Сказали, что живой, травмы есть. Отвели хромающего от машины и посадили в кресло-каталку. Один врач скорой остался с ним, а остальные пытались спасти водителя праворульного минивэна. Не спасли. Так и умер, не приходя в сознание. Травмы, полученные при аварии, оказались несовместимыми с жизнью.
Юрку судили. Приговор был суровый. Надолго его посадили.
Как ты, Юрка, дальше жить будешь! Каким ты человеком домой вернешься? Это одному Господу Богу известно.
Спел ты себе, Юрка, гимн человеческой глупости!