Брат. Часть1

1.
Это был странный человек. Он был спокоен, нетороплив; обходителен, предупредителен. Густые брови, нависшие над самыми глазами, делали его лицо суровым, иной раз даже грозным. Взгляд его был внимателен, проникновенен. Обмануть его, казалось, не было никакой возможности и, может, поэтому не все принимали его…
Он был молчалив, задумчив, как будто печален; чаще – немногословен, но убедителен. Если кто-то всё же не соглашался с ним, он не настаивал на своём, ни с кем не спорил. Он не принадлежал к тем людям, которые считают, что в спорах непременно рождается истина. Иной раз, слушая с ним несогласного, он молча только промокал платком верхнюю часть лба, которая у него, время от времени, покрывалась мельчайшими, почти неприметными, капельками пота. Я сначала не придавал этому значения, а потом понял, как будто почувствовал – в нём была боль, почти постоянная. И он жил с этой болью…

- Учитель!..
- Не называйте меня Учителем, и никого не называйте, ибо один у всех нас Учитель – Иисус – Сын Божий, а мы все – братья. И я – ваш брат, ваш старший брат, потому как забота моя о вас. И отцом, кроме отца кровного и Отца небесного, никого не называйте…

2.
Брат говорил:
- Человек – это очень сложная, двуединая, противоречивая природа – и плоть, и дух; и животное, и человеческое. Плоть в человеке – первичное, дух в человеке – главное и определяющее. Есть пища для утоления голода плоти, и есть пища для утоления голода духа. Не будет пищи для плоти, и рождённый быть человеком умрёт. Не будет пищи для духа, и рождённый быть человеком, никогда не станет человеком. За пищей для плоти не должна быть забыта пища для духа. И более того, пища для плоти – есть только необходимое для жизни духа…

Сегодняшний мир человеков живёт по закону главенства плоти; закону внешней силы; закону соперничества. Я же говорю вам о законе главенства духа, единства духа и плоти; законе внутренней, духовной силы; законе сотрудничества.
Соперники друг другу, заботящиеся только о себе, но сотрудники друг другу, заботящиеся об общем. Соперничество благотворно только, когда оно подчинено сотрудничеству.
Сегодняшняя правда жизни – это, чаще, Правда Насилия и Закабаления. Я же зову вас к Правде Любви и Свободы…”

3.
Когда Брат и бывшие с ним отдыхали, к ним подошли двое. Один из подошедших спросил:
- В чём Божья правда?”
Брат сказал:
- Она – в священных книгах, в заповедях, в притчах, в делах праведников. Божья правда чистым сердцем узревается и любящим разумом принимается. Вот она – говорит один – я услышал её, будучи наедине. Вот она – говорит другой – я прочитал её в своём сердце.
Второй из подошедших спросил:
- В чём первое правило нравственного поведения?
Брат сказал:
- Зачем спрашиваешь, разве не знаешь? – Как ты хочешь, чтобы люди к тебе относились, так и ты относись к людям.
Второй из подошедших сказал:
- Было время, когда я к людям – со всей душой. А они ко мне – совсем по-другому. Один раз, второй, третий… Но сколько же можно? Сколько можно уступать и прощать? Нет уж, довольно, хватит. Я себя пока ещё уважаю и дураком быть не хочу. А потому теперь живу по другому правилу: Как люди – ко мне, так и я – к ним.
Первый из подошедших сказал:
- Я живу по этому правилу – как я – к людям, так пусть и они – ко мне. Я – сильный и хочу жить, как сильный. Сильный главенствует над слабым. Сильный диктует слабому свою волю. Это справедливо. Если мне нужно, я тесню слабого и даже могу его убить. Но я согласен с тем, что тот, кто сильней меня, также может поступать и со мной. Я приму это, не осужу его за это. Я поступаю с другими по своему усмотрению и готов к тому, если и со мной другие будут поступать так же.
Брат сказал:
- Это честная позиция. Но ты не любишь людей, а только одного себя… Ты сказал, что ты сильный, но есть сила, и есть сила. И что есть твоя сила? Есть сила для захвата и присвоения не своего, для себя; есть сила для притеснения, одоления ближнего своего. И есть сила для спрямления кривого в себе и сила для помощи ближнему своему. Истинно сильные несут немощи бессильных и малосильных, то есть принимают на себя большую ответственность и большее бремя…
“Как люди – ко мне, так и я – к ним” – что это? – Человеческая слабость или человеческая хитрость, оправдание человека перед самим собой? Это может быть и слабость, и хитрость, и оправдание перед самим собой.
Бог призывает человека быть чутким к Правде, сильным в жизни, великодушным к людям. Бог призывает человека к терпению, пониманию и прощению. Бог человеческие души зрит. Бог судит не столько поступки, сколько души. И ты, судя чей-то поступок, думай и о самом поступившем, и о его душе. До обстоятельств поступка дознался, дознайся и до “обстоятельств” души. По-Божески – это понять душу и искренне раскаявшуюся душу простить. Бог прощает ошибки, но не прощает умышленного и очевидного зла. Ближний твой опять оказался не “на высоте”, но прости ему и на этот раз. Одолей слабость человеческую силой человеческой. Прости опять и заложи вновь начало добрым отношениям между вами.
“Как люди – ко мне, так и я – к ним” – что это? – Отведение себе роли начала пассивного, реагирующего, отвечающего? Бог же призывает человека быть активным. Но есть активность, и есть активность. Один подставляет ближнему своему ногу, другой подставляет ближнему своему плечо. Бог призывает человека быть задающим тон в человеческих отношениях…
И вот что ещё я скажу. – Как бы много не было благ, если каждый будет тянуть их к себе, их никогда не будет хватать. И, как бы мало не было благ, если каждый не будет тянуть их к себе, их хватит на всех.
Всякий, протянувший руку за тем, что принадлежит всем, - да останется без руки.
Благословенна рука, кладущая на алтарь всех…

4.
Один из них сказал:
- Брат, Бог всеведущ, всемогущ, справедлив и милостив – поможет, защитит, спасёт, не даст в обиду, но не станешь же ты отрицать, что мы живём в мире несправедливом, где люди добрые и совестливые терпят куда больше, чем злые и бессовестные? Что же выходит – или Бог не всеведущ, или не всемогущ, или не справедлив и не милостив?
Ну, в том, что Бог всеведущ и всемогущ не может быть никаких сомнений, иначе какой же он Бог? Но вот – справедлив, милостив? Сказано: Всё, что происходит, происходит по воле Божьей, и ничего без воли Божьей не происходит. Что же, выходит, это по воле Божьей людей мучают и истязают, калечат и убивают? Нет? Хорошо. Тогда почему Бог дозволяет происходить тому, что происходит?
“Такого не может случиться, Бог этого не допустит” – говорят люди. Но Бог допускает. Бог несправедлив? Но если Бог несправедлив, тогда его всеведение и всемогущество отливает совсем другим светом, а его существование приобретает для нас, людей, совсем другой, зловещий, смысл. Или Божья и человеческая справедливость – это две очень разные справедливости? И люди просто не понимают, не способны понять Божьей справедливости, и потому, то там, то здесь раздаются, полные горечи и боли слова: “За что, Господи?”
Бог справедлив, но в чём Божья справедливость?
Брат сказал:
- Человеков много, и все они разные, и у каждого, на тот или иной случай, может быть, своё понимание справедливости. А Божья справедливость – это одна, общая для всех, справедливость. Божья справедливость – это решение, предполагающее пользу для всех…
Бог не надзирает за соблюдением справедливости. Бог может вмешиваться в дела человеков, но не делает из этого правила. Бог даёт человекам слово правды Своей, указывает им Путь, но не лишает их права свободного выбора, ибо разумными сотворил их. А муравьями он уже сотворил муравьёв.
Не огнём и мечом, но словом. Бог не хочет насилия над человеческой природой. Бог хочет свободного признания человеками правды Своей и свободного следования Ей. В этом – его несправедливость?
Второй спросил:
- Почему Бог не спас Крестителя, почему Бог не спас Сына Своего Иисуса? Почему допустил их гибель?
Брат сказал:
- Если бы Иоанн и Иисус знали, что их служение ничем им не грозит, что они неуязвимы для сил зла, что стоило бы их служение, и чего они сами бы стоили? Но вы знаете, чего стоили Иоанн и Иисус, и что стоило служение Иоанна и Иисуса…
Третий сказал:
- Брат, но говорят, что Иисус – это просто культ Солнца, что Иисуса вообще не было.
Брат ответил:
- Можно сказать, что Иисус был, или что Иисуса не было. Можно сказать, что это вопрос веры. Но надо сказать, что Иисус был, поскольку есть Его правда, Его путь. Есть Его последователи. Есть огромное число людей, верящих в Него…

5.
Один из них сказал:
- Вот сказано “Возлюби ближнего своего, как себя”. Но как это можно? То, что я делаю для кого-то из ближних своих, я чаще делаю не из любви к ним. Если я, в ущерб себе, поступаю в их интересах, то я поступаю так, скорее, по требованию Божьей заповеди.
Брат сказал:
- Но это – совсем не то. Ближнего надо любить, именно любить. Любить в нём саму человеческую природу, во всех её проявлениях, с её неутолимой жаждой жизни, с её страстным желанием счастья… с её трагичностью… Любить хотящего любви, счастья, но живущего, как может, своей судьбой. Любить своего ближнего таким, какой он есть. Внимательно, бережно к нему относиться. Да, в чём-то он бывает не такой, каким бы нам хотелось, чтобы он был. Но он живой. Он развивается. В нём клокочет, в нём бушует. Знаете, как в природе есть приливы и отливы. Он человек природы. Он – дитя земли и неба…
Помните слова Иисуса: “Истинно говорю вам: как вы сделали брату своему, то Мне сделали” или – “Кто принял брата своего во имя Моё, тот Меня принял”.
Второй сказал:
- Какая кому разница, что я чувствую, что в моей голове и какие на то причины, если я доброе, полезное для людей делаю? Важно, что и как человек делает, а не какими мотивами он руководствуется.
Третий сказал:
- Для того, кому ты делаешь, это действительно, может, и не так важно, и всё же имеет значение. Но для тебя самого это очень важно, для тебя самого это – определяющее/
Брат сказал:
- Очень хорошо, что доброе делаешь. Делаешь и делай. Но ведь ты за это любви, благодарности, признания себе хочешь? Ты за это плату себе хочешь? И значит, ты не даришь, а торгуешь. А как Иисус с торгующими обошёлся, разве не знаешь?
Первый опять спросил:
- И всё же, Брат, почему я должен возлюбить ближнего своего, как себя? За что? Хорошо, если есть за что, а если не за что?
Брат сказал:
- А себя ты за что любишь? Тебе себя есть за что любить? Человек всегда найдёт, за что себя любить, и человек может и должен найти, за что любить ближнего своего. Ты себя любишь и хочешь, чтобы тебя и другие любили. Ну, так ведь в этом ближний твой, такой же, как и ты. Такие же, как и ты чувства и желания испытывает. Почему же вам, в этом очень похожим, не пойти навстречу друг другу? Что мешает? А ведь всего-то и надо – отнестись к ближнему своему так же внимательно, как и к себе; отнестись с участием, с пониманием, с терпением. И это и есть “возлюбить ближнего своего, как себя”. Но такому отношению к человеку учиться надо, постоянно об этом помнить; взращивать, укреплять это в себе.

6.
Один из них сказал:
- Брат, я, помню, как-то согласился с тем, что первое движение в человеке – это всегда доброе движение. А потом не раз убеждался, что нет, не так – первое движение в человеке не всегда доброе. Вот во мне, например, самое первое движение чаще недоброе. Потом я, конечно же, виню себя за него, искренне в нём раскаиваюсь, тяжело переживаю случавшееся. И, порой, даже не понимаю, почему, зачем я так поступил, разве ж я не знал, как надо было поступить? Но это уже потом. А в самый первый момент... И, вообще, я человек, похоже, - недобрый. Я как угодно могу себя понимать, оправдывать, но ведь, если действительно беспристрастно посмотреть на себя со стороны, во времени, я ещё во многом дрянной человек. Будь на моём месте не я, а кто другой – ох, как бы я его судил-рядил. Не возлюбил? – Не возлюбил, а то и вовсе отвернулся бы от него и никаких с ним отношений не имел. Это будь на моём месте кто другой, а на нём – я. И всё – по-другому. Всё – тишь да гладь. Всё шито-крыто. Теперь я особенно хорошо это вижу. Вот, действительно, соринку в глазу ближнего своего вижу, и пусть даже не соринку, а бревно, а в своём глазу такое же бревно, если не большее, никак не хочу видеть.
Брат сказал:
- Ближний наш, конечно же, совсем не всегда – “свет в окошке”, но так ведь и мы сами далеко ли от него ушли? Да и ушли ли? Мы, может, только кажемся себе чем-то, а на самом деле такие же нуждающиеся. И быть может, выдаём желаемое за действительное. А потому не надо ближним своим пренебрегать, брезговать. Себе прощаешь, так будь справедлив, и ему прости. А то своё – это святое, это не трогай, к этому подход особый. А подход должен быть один.

7.
Брат говорил:
- Некие глашатаи неких истин призывают нас стыдиться самих себя. Они говорят: “В человеке есть животное. Стыдитесь животного в себе”.
Да, в человеке есть животное. Да, человек животен. Ибо вышел из животного. Но почему человек должен стыдиться родительского лона? Негоже человеку стыдиться породившего его лона – это безнравственно.
Кто сказал, что плоть грешна? Кто отравил человека этой ложью? Кто внушает человеку, что все его пороки от плоти, что он должны стыдиться, презирать, ненавидеть свою плоть? Но что есть плоть человека, как не он сам? Человек должен стыдиться, презирать, ненавидеть самого себя?
Человек не должен стыдиться своей природы. Человек не должен стыдиться своего тела. Человек не должен стыдиться стремления своего тела к другому телу. Это не тело стремится к телу, это душа стремится к душе, это тепло стремится к теплу, это кровь стремится к крови, это жизнь стремится к жизни.
Животное и человеческое в человеке – два голода. Отказывать животному в себе, ставить задачу извести в себе животное, бороться с плотью – глупость, недоразумение. Желающие освободить себя от полового, сделать себя бесполыми, лишали себя половых признаков. Но этим они не изменяли свою природу, а только уродовали её.
Нужно отдать должное животному в человеке, но нельзя позволить животному в человеке одолеть человеческое в нём. Плотское в человеке должно быть подчинено духовному в человеке.
Плоть – это не низкие стороны (качества) человека. Высокое и низкое – это характеристики человеческой души. Не в плоти человека зло, а в тёмных глубинах его души.
Тело не греховно! Любовь всё освящает…

8.
Один из них сказал:
- Трудно быть праведным, праведником.
Второй сказал:
- Так иной праведник когда-то мог быть грешником и только потом стал праведником.
Третий сказал:
- Каждый человек имеет те или иные слабости. Каждый человек страдает тем или иным незнанием и делает те или иные ошибки. Могут быть, конечно, исключения, но я о них не знаю.
Люди обыкновенно делят людей на добрых и злых, порядочных и непорядочных, праведных и грешных, хороших и плохих, положительных и отрицательных и т.п. Человек вообще склонен к разного рода делениям и классификациям. Ему, несомненно, доставляет удовольствие сам процесс мышления и льстит видеть себя, в какой-то мере, человеком научным…
Брат сказал:
- Люди делят людей на одних и других, которых, на самом деле, гораздо меньше, чем третьих. Третьи почему-то выпадают из их поля зрения.
А названные тобой, принятые людьми деления, оценки людей правильней применять не к людям, как таковым, а к ним в их проявлении себя в той или иной конкретной ситуации. Причём, в одном случае человек может проявить себя, как один человек, а в другой – как другой. То есть, на самом деле, быть третьим.
Не помню, где-то видимо слышал, что один человек вознамерился пойти по земле и встретившихся ему людей одаривать, исходя из их человеческих качеств, одних – пряниками, а других – пинками. И как вы думаете, сколько он раздаст пряников и сколько пинков? Тут ведь ещё очень важно, - какой человек отправится в путь. Потому что у одного постоянно кончались бы пряники, а у другого постоянно болела бы нога…

9.
К ним подошёл человек в богатой одежде и сказал:
- Страх смерти тяжёлым камнем лежит на сердце человека. Жизнь Вечная – величайший из соблазнов человеческих. Человек обязуется жить по данной ему Богом правде, а Бог, в свою очередь, гарантирует ему Спасение, Жизнь Вечную. Так?
Один из них сказал:
- Тебя послушать – получается какая-то сделка. Торгашество какое-то.
- Почему торгашество? – не согласился подошедший. – Соглашение. А если не так, то какой мне резон жить по Божьей правде? Тем более, что в нашем мире это часто совсем непросто, может очень дорого стоить? Чего ради из кожи лезть, накладывать на себя эту епитимью, если потом никакой Вышней оценки, никакого Вышнего поощрения?
Другой из них сказал:
- Выходит, что живя по Божьей правде, ты Богу вроде как услугу оказываешь, за которую хочешь получить благодарность – Жизнь Вечную? Но Богу не нужна твоя услуга.
- Почему “вроде как”?” – опять не согласился вступивший в разговор. – Живя по Божьей правде, я действительно оказываю этим услугу. Пусть не Богу, но людям. Терплю, связанные с этим всякие неудобства. И, естественно, вправе рассчитывать на то, чтобы и мне также была оказана услуга.
- Выходит, собственно, путь, указанный Богом, тебе вроде, как не нужен?
- Честно? – Он мне, чаще, – только лишняя головная боль. Прожить иначе смог бы. Жить по Божьей правде – это же постоянно в чём-то себе отказывать в пользу других, себя обкрадывать, жизнь себе осложнять. Впрочем, я, может, и готов жить по Божьей правде, но только чтобы и другие люди также по ней жили. Но ведь такого нет, и не будет. А жить по Божьей правде в то время, когда многие и многие живут иначе, - это слишком дорого обходится.
- Но люди – это же твои братья.
- Не надо мне таких братьев. Про всех, конечно, говорить не буду, но очень немало таких братьев, которые с тебя последнее снимут и глазом не моргнут.
Брат сказал:
- Никакого договора, никаких обязательств. Ничто не обещано. Живя по Божьей правде, ты не услугу кому-то оказываешь, но себя достойно блюдёшь, достойно человека живёшь. Жить по Божьей правде – это жить не для кого-то, не напоказ, но для себя, для своей души, чтобы человеком себя чувствовать.

10.
Один из них сказал:
- Брат, мы говорим “добро”, и мы говорим “зло”. Но что это такое? Мы думаем, что каждый, кто произносит эти слова, имеет о них верное и одинаковое понимание. Но не всегда так. Какие можно дать определения добру и злу, чтобы исключить всякие непонимания между людьми?
Брат сказал:
- Кроме самых общих, определений добру и злу – как, например, добро – это всякое благо, всякая польза, а зло – это всякий вред, ущерб – я не знаю. И потом, что для одного человека, в том или ином случае, может быть добром, для другого, оно же, может быть злом. Даже в отношении себя человек может ошибаться в том, что для него действительно добро, а что для него – зло. К тому же, например, в каких-то случаях, тот или иной поступок человека может вообще не иметь однозначной оценки. Вследствие этого между человеками возникают ненужные и даже опасные для их отношений споры. Поскольку добро или зло в той или иной ситуации могут быть очень условным, неоднозначным, переменчивым.
И потом человеки могут жить в разных, так сказать, системах оценок. Одни живут в системе “добро-зло”, другие, например, в системе “желательное-нежелательное” или “выгодное-невыгодное”, или “оправданное-неоправданное”, или “целесообразное-нецелесообразное” и так далее. Причем, правда может быть какая-то своя. Я, по возможности, стараюсь не употреблять понятий “добро” и “зло”. Я чаще говорю “должное” и “недолжное”. Должное – это требования, обращённые к человеку, поступать в тех или иных жизненных обстоятельствах так, чтобы ему быть и оставаться человеком; то; что должно делать в той или иной ситуации...
Одни говорят: “Есть добро, и есть зло”. Другие говорят: “Нет ни добра, ни зла, а есть желательное и нежелательное или выгодное и невыгодное, или целесообразное и не целесообразное, или оправданное и неоправданное”. Третьи говорят: “Нет ни добра, ни зла, а есть только причины и следствия”. Я говорю: “Есть должное и недолжное”. И это касается оценки, как поступков человеков, совершаемых ими в отношении человеков, в том числе и себя, вообще живого, так и идей, проповедуемых, внушаемых человекам, правил и принципов построения и жизни общества, мира человеков.

11.
Один из них обратился к Брату:
- Брат, я слышал, что человек, желающий быть достойным, не должен иметь своё “я” и свои личные интересы, не должен быть, как некое отдельное, самостоятельное, но должен как бы раствориться в своих ближних, во их благо; его личными интересами должны стать интересы его ближних; что он должен жить для ближних. Но разве путь человека на земле – не созидание себя, как развитой, духовно богатой личности? Можно ли быть достойным человеком и иметь своё “я”, и свои личные интересы? И как я могу отказаться от  своего “я”, своих интересов?
Брат сказал:
- Всякий человек должен иметь своё “я” и свои личные интересы. Другое дело, что достойный человек должен обладать искусством фокусника. Его “я” и его личные интересы, в каких-то случаях, в зависимости от ситуации, должны легко исчезать. И потом так же легко появляться.
- Что это за случаи?
- Ну, например, когда рядом с твоим “я” вдруг оказывается нечто большее, чем твоё “я”; когда рядом с твоим личным интересом оказывается интерес, который в данных обстоятельствах, по совести, по Высшей правде, обязательно должен быть исполнен – интерес должного.
При выборе между несовпадающими интересами их определение – “личный”, “неличный” это – второстепенное, а первостепенное – который из них есть интерес должного, который и надо исполнить.
Интересом должного может быть и твой личный интерес. Но если выбор решения – за тобой, то чаще, всё же, - не твой.
Отказ от личного интереса в пользу интереса должного не следует воспринимать как нечто вынужденное, как самопринуждение, самоущемление, самопожертвование; это не должно расстраивать, огорчать. Потому как интерес должного, еще раз повторю, это интерес, который непременно должен быть исполнен; это интерес необходимого. И надо, чтобы выбор интереса должного, должного интереса был ясно осознанным, твёрдым, отвергающим всякие сомнения решением.

12.
Некто подошёл к Брату и сказал:
- Вот – Авель и Каин. Бог дары Авеля принял, а дары Каина не принял. Но почему? Почему Авелю – “да”, а Каину – “нет”? А Каин, может, даже больше работал, больше старался. – Несправедливо. Несправедливо и обидно. Или работники в винограднике. Работники в винограднике за разное время работы получили от хозяина виноградника по одному динарию, то есть поровну. Но один проработал весь день, а другой только полдня. Почему же поровну? Да, был уговор и с первым и со вторым на один динарий. Но всё равно это несправедливо. И Каина и первого работника в винограднике понять можно. Разве ничего не случилось? И они не захотели делать вид, будто ничего не случилось. Им было обидно и больно. Каин, например, не хочет жить тихо, мирно с причинённой ему болью, нанесённой ему обидой – “Пусть все знают, прочувствуют, каково мне с моей болью. Почему я один должен это терпеть?” – как будто говорит он. Всё внутри него восстаёт против случившегося и требует справедливости, справедливого отмщения. И убийство своего брата – это его выражение несогласия, протеста против выказанной по отношению к нему несправедливости.
Брат сказал:
- Кому выражение несогласия, протеста – Богу?.. Не дело и не право человека обсуждать Бога. Человеку ли, ещё толком не разобравшемуся в себе, не познавшему себя, судить о Боге?..
Зависть – довольно частый мотив многих поступков человеков. В мщении – “боль – за боль” – кто-то видит способ восстановления попранной справедливости. Но на кого обиженные, на Бога или, вообще, на жизнь направляют свою месть? На тех, кого они называют “везунчиками”, “божьими любимчикам”. Или на кого-то ещё. Но разве они, именно они, перед ними в чём-то виноваты? Причинением боли нельзя облегчить, унять свою боль, но можно только умножить свою вину. Месть – совсем не путь восстановления справедливости, но, чаще, - путь гибели, самоуничтожения.

13.
Один из них говорил с Братом, а потом спросил:
- Брат, должен ли я делать это?”
Брат сказал:
- А ты сам как думаешь?.. Есть такая давняя мудрость: Если ты считаешь, что должен, значит, – должен, а не считаешь, что должен, значит, – не должен. И всё. И этим всё сказано. Что особенно примечательно в этой мудрости – так это то, что она никого ни к чему не принуждает, а потому с ней не может быть не согласных. Обязанности у человека есть, если человек сам признаёт их наличие, и обязанностей у человека нет, - если не признаёт.

14.
Они сидели вкруг и оживлённо между собой говорили:
- Семьдесят раз по семь должен я прощать ближнего моего, но не всепрощение ли это? Справедливо ли это? Не навредит ли это его душе? Вот вам мой случай, и как мне поступить? Простить?
- Простить, потому что это оступка человеческая. Человек может оступиться. Ты сам разве не оступался? Оступался и не раз. И судил себя за то, и молил в душе своей прощение у обиженных тобой. А теперь представь себя на месте обиженного и представь обидевшего тебя, оступившегося и молящего в душе своей о прощении, как, бывало, и ты молил, когда оступался. Разве ты не простишь его?
- Прощу. Но прощён может быть только признавший, осознавший свою вину, искренне раскаявшийся в своём поступке, сам сурово взыскавший с себя за него. А если нет, то прощать нельзя.
- Только тогда можно простить человеку, когда он сам себе простить не сможет.
- Если человек осознал свою вину, искренне раскаялся в своём поступке, сам себя наказал за него, то его и наказывать незачем. Кому нужно формальное наказание, если по существу, оно уже свершилось?
- Может быть, и незачем, да вот только есть за что. Наказание есть справедливое и необходимое возмездие, отмщение. А прощение без наказания – не наносит ли ущерба душе?
- Наказание имеет целью не отмщение, но очищение души. Без наказания невозможно должное очищение души.
- А когда виноватым вина не признана, тогда наказание есть несправедливое отмщение, которое несёт душе не очищение, не пользу, но только вред.
- Да, очень важно, чтобы наказанный понял, за что его наказали, признал справедливость определённого ему наказания.
- И чтобы наказанный знал, что наказавший его не питает к нему зла.
- И ещё важно, чтобы осуждающий, наказывающий имел нравственное право на осуждение и наказание, то есть, сам был человеком нравственным.
- Признал, осознал свою вину, искренне раскаялся, но ещё – сотворил ли достойный плод раскаяния? То, что может быть возмещено пострадавшему, должно быть обязательно возмещено.
- Прощение – это улавливание и уничтожение зла; это очищение души; это облегчение души.
- Простить не всегда просто. Иной раз и хотел бы простить, а не можешь. Ну не могу я вести себя так, как будто ничего не произошло. И ничего с этим не могу сделать. Что-то внутри меня восстает против  прощения.
- Не лицемеришь ли? – Сучок в глазу ближнего своего увидел, а в свой глаз заглянуть не хочешь?
- Причинившего мне боль, я ещё могу простить, но как я могу простить причинившего боль тому, кого я люблю, даже если он сам простит обидчику своему?
- А причём тут твоё прощение, если сам обиженный простил обидчику своему?
- Нет ничего абсолютного и безусловного, всё относительно и условно. Но при всём этом никакое желание человеческое, не может быть оплачено чьей-то болью, душевной или физической. Это – преступление. И оно не может быть оправдано, прощено, а преступивший должен быть обязательно наказан…

Один из говоривших обернулся к сидящему чуть в стороне, прислонившемуся спиной к стволу большого дерева, и спросил:
- Брат, а ты что скажешь?
Брат открыл глаза и сказал:
- Всё верно, верно, только помните: Каким судом судите, таким будете судимы, и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И ещё помните, что Бог судит не столько поступки, сколько сердца человеческие, и наказывает не столько согрешивших, сколько нераскаявшихся в своих грехах...
Всякий человек может быть грешен, потому как, от рождения – не чистый лист. Человек рождается не из солнечного луча, не из небесной чистоты, не из родниковой прозрачности, но от земли взят. В нём – и мрак, и свет, и стремление из мрака к свету. К освобождению своей души.
Всякий человек может быть грешен, потому как рождается слабым и неразумным, и не может не ошибаться; потому как – не один в себе; потому как – то с Богом, а то – без Бога. Нельзя жить в мире человеков и быть совсем без греха. Можно – живя в пустыне. Но жить в пустыне – совершенная ненужность, полная бессмыслица.
Другой из них сказал:
- Мир людей – среда агрессивная, и человек нередко бывает в чём-то виноват. И даже Иисус, будучи плотью человеком, живя с людьми, иной раз, не мог не испытывать тех или иных недобрых чувств, движений души, и не всегда мог их сдержать.
Брат продолжил:
- Человек родился и живёт, постепенно набирается уму-разуму, познает, что есть должное, и что есть недолжное; ошибается по недомыслию своему, по слабости духа своего. Он – плоть живая, чувствующая, не камень, не железо. Человек делает шаг и ошибается. И если понял, что ошибся, если осознал, то и прощён должен быть. Иного вина задавит. За себя о прощении молишь, - так, будь честен, и другим прости. Но важно – признал ли, осознал ли оступившийся свою вину? Раскаялся ли? Действительно ли раскаялся – не были ли слова раскаяния просто словами, пустым сотрясанием воздуха, шли ли они от сердца, была ли душевная рана, боль, мука, плавка? Сотворил ли согрешивший достойный плод покаяния? Не поступит ли впредь в подобной ситуации подобным образом?
- А вот – “Ударили по одной щеке – подставь другую” или всё же – “око за око”? Простить или не простить? Простить и забыть или же не простить и отмстить? Всепрощение или равное воздаяние?
- Каждый случай – своё решение. Всякий ответ правильный в одном случае, может быть ошибочным в другом. Единственно правильный ответ – это ответ, предполагающий пользу для всех сторон. А потому правильное решение не всегда даётся легко и быстро, да и вообще не всегда находится.
- Но равное воздаяние – это справедливо?
- Справедливость не может говорить против любви. Как любовь не может говорить против справедливости. Справедливость – есть любовь, и любовь – есть справедливость.

15.
Брат говорил:
- Человек не рождается сразу человеком. Человек рождается со многими в себе голосами и многими горлами. И каким ему быть – это вопрос. И это – задача перед рождённым человеком, личная задача каждого рождённого. И это – задача всех человеков, общества в целом.
Пить, есть, отправлять естественные надобности, удовлетворять желания плоти… Но человек больше, чем животное. Он ещё и духовное. Духовное в нём, также как и животное, требует себе внимания, заботы, пищи. Но если рождённый человеком будет жить, подобно животному, он и будет животное.
Духовное – главное и определяющее в человеке. Но духовное в человеке может быть посажено на голодный паёк, по сути, усыплено, а то и умерщвлено. Будет так, и природа человека не исполнится…
Один из них сказал:
- Когда человек только и думает о том, как и что ему поесть, чтобы не умереть, когда он всецело занят только этой одной думой-заботой, всякая иная дума-забота ему чужда, ко всякой иной думе-заботе он становится невосприимчив. Сильно изголодавший человек – это уже не совсем человек, или это человек не в себе, больной человек; голодный в крайней степени – обезумевший человек. В крайней степени голодания человек и людей есть может. Можно ли спрашивать с человека, поставленного в нечеловеческие условия, по сути, низведенного до не-человека, как с человека? Кто заявит о своём моральном праве на это?
Другой сказал:
- Это вопрос нравственной ответственности за себя, за свои поступки. Сила и слабость человеческая. “Нет греха, а есть только голод плоти” и “Нет грешников, а есть только голодные”.
Брат сказал:
- Вследствие сильного голода, всё более усиливающегося голода плоти, человека действительно можно всё меньше отождествлять с человеком и всё больше с животным. Пока плоть голодна, человек думает только о пище для плоти, о том, что и как ему поесть. Плоть должна получить необходимое, хотя бы минимальное. Пока в человеке говорит голодная плоть, духовное в нём может молчать, будто его нет…
Отсутствие пищи для плоти – есть причина голода для духа. Но и достаточность или даже обилие пищи для плоти вовсе не гарантирует нужной пищи для духа. И человеческое в человеке засыпает, чахнет, хиреет.
Человек может удаляться от человеческого в себе, как в случае сильного голода плоти, туманящего его разум, так и в случае неразборчивости в пище для своего духа. И в человеке могут происходить качественные преобразования, отнюдь не в направлении его развития, как человека, но – в обратном.
Третий сказал:
- Недавно я видел воробьёв, клюющих мясо. Не хлеб, - мясо. На сельском рынке, на столах были разложены куски мяса. Воробьи подлетали с разных сторон, быстро, как они это умеют, отщипывали маленькие кусочки мяса и улетали прочь. Был бы хлеб, клевали бы хлеб, а вот хлеба нет, но есть мясо – клюют мясо. Так, глядишь, и воробьи скоро станут хищными птицами. А почему нет? Я слышал о полчищах голодных белок ставших, вследствие бескормицы, плотоядными. Нападали на животных и даже на людей…

16.
Когда спутники Брата были в храме, они слышали, как молился один из прихожан:
“Боже к тебе прибегаю, на тебя одного уповаю. Прости меня, Господи. Знаю, что нет мне прощения, но молю тебя, Господи, прости меня. Они презрели меня, и они изгнали меня от себя, но они только люди, что они знают обо мне, чтобы судить меня? Разве они знают мое увечье и мою боль? Но я только живу с этим увечьем и с этой болью. Как можно судить за природу? Но это и есть человеческая справедливость. Ты и только ты один можешь судить меня, ибо только ты один знаешь обо мне всё. Только твой суд я признаю и только твоё наказание приму. Но ты не осудишь меня, я знаю, ты поймёшь меня, потому что ты знаешь обо мне всё. О, как мне тяжело, Господи. Только ты знаешь как мне тяжело...”

Когда они выходили из храма, двое прихожан проходили мимо них. Один из прихожан сказал:
- Правда, о которой вы говорите, выведена из вам желательного и нежелательного; из ваших симпатий и антипатий. Правда, о которой вы говорите – это большая требовательность к нам, к людям нашей природы, чем к вам; большие возможности для вас, людей вашей природы, чем для нас, и потому – это не Божья правда, а только ваша правда. В чём вы ограничены природой, в том вы хотите ограничить нас посредством вашей правды. Ваша правда перечёркивает наши сильные качества, которые определяют наше место в жизни, положение среди людей, благодаря которым мы обеспечиваем себе и своим семьям определённый уровень достатка. Это – одно. И другое – ваша правда нежизненна, неприемлема здесь на земле. И мы не хотим вашей правды, не признаём её. У нас есть своя правда, своё понимание Божьей правды. Я не прав? Но докажите мне, что я не прав. Чем вы можете доказать, что я не прав? Вы считаете свою правду Истиной. Но мы так не считаем. Где критерий?
Второй из прихожан сказал:
- Главное в Боге – не то, что он добрый и милостивый – это вторичное, а то, что он сильный, могущественный. Именно это делает его Богом. Люди поклоняются силе больше, чем чему либо. А что на земле сила? То-то. Да и с чего вы взяли, что Бог добрый и милостивый, пекущийся о вами придуманной справедливости? Что – в жизни много этому примеров, доказательств? Все живут своими жизнями и умирают своими смертями. Всё справедливо. Мир принадлежит сильным. Жизнь – это борьба. Сильных боятся и почитают, слабых бьют и презирают, оступившихся, обессилевших – добивают. Мир жесток. Но он и справедлив.
Один из них ему возразил:
- Мир чего? Мы-то, слава Богу, - люди, не звери.
Первый из прихожан опять стал говорить:
- Есть я, и есть мир меня окружающий; мир, в котором я родился, в котором живу. Я, как всякий живой организм, озабочен, прежде всего, тем, чтобы выжить, обеспечить себя всем необходимым; себя и свою семью; получить от жизни максимум благ, удовольствий и впечатлений. В этом моя задача. У меня есть мои желания, у мира есть свои законы и правила, по которым он существует, законы и правила человеческого общежития, межличностного и делового общения. Я должен познать и соблюдать эти законы и правила, чтобы успешно осуществлять свои желания, решать свои задачи.
Я родился вчера, а этот мир живёт тысячелетия. Живёт, как живёт. Как единый сложившийся, саморегулирующийся организм. Менять в нём что-то существенное, принципиальное, очень непросто, если возможно, и небезопасно, да и не нужно. Может, кто-то ставит перед собой такие задачи, но уж точно не я. Забота о благе всех людей, об улучшении общественных форм не входит в сферу моих  жизненных интересов…”
- Да, ну их, брось, что толку с ними об этом говорить – сказал второй из прихожан, и они быстро пошли своей дорогой…

17.
Один из них сказал:
- Брат, чувство вины – очень важное, необходимое чувство. Но чувство вины отнимает у человека радость, весёлость, погружает в печаль. Человек, чувствующий себя виноватым, - это человек удручённый, расстроенный, пасмурный. Ослабленный. А так не должно быть. Человек должен быть в бодром, радостном настроении.
Брат сказал::
- Всё верно. Чувство вины не должно быть только орудием самобичевания. Тем более не должно быть орудием ослабления, разрушения человека. Напротив, главное его назначение – преобразование, созидание человека. Чувство вины – это боль, может быть, мука. Но эта боль – не для боли, и эта мука – не для муки, а для осознания, понимания своей неправоты; для побуждения к исправлению этой неправоты и не допущению её повторения. Энергия вины должна обязательно преобразоваться в энергию искупления вины, энергию действия. Чувство вины – для побуждения человека к раскаянию и деятельности, сотворению плодов раскаяния. Не печалиться, слёзы лить, а делать необходимую работу, прилагать нужные усилия. Полное осознание своей вины, раскаяние, искупление её своими делами, деланием добра, освобождает человека от чувства вины. – Бог прощает человеку…
И вот ещё что. – Человек оступившийся и он же, осудивший себя за это, искренне и полностью в этом раскаявшийся, освободившийся от нечто в себе кривого, тёмного – это уже два разных человека, две разные природы, две разные души.
Душе согрешившей, преступившей, но раскаявшейся, Бог прощает. Пред Богом одна и та же плоть, но другая душа, другой человек. Вчерашнего грешника нет, а есть другой, освободившийся от греха. Бог принимает такую метаморфозу. Бог милостив. Бог всегда открыт для человека, к нему обращённому.
Иногда человеку это трудно понять. За какие-то грехи не должно быть прощения. Что было, того уже не вернуть, не исправить. Претерпевшие претерпели. И человек, со своим пониманием правды-справедливости, не хочет это принять. Но Бог может это принять…
Человек – чрезвычайно сложная природа. В человеке много чего намешано. В том, что составило исходную природу человека, личной вины человека нет. Изначальная природа иного человека может быть очень искривлена и затемнена. И путь человека – это, может быть, и немало, путь спрямления своей исходной, первоначальной природы; путь постепенного очищения её от всякой в ней скверны; путь её развития, преобразования, преображения, просветления.
Другой спросил:
- Брат, а почему раскаявшийся грешник Богу дороже, чем иной праведник? – Так говорят.
Брат сказал:
- Ты неверно поставил вопрос. Но я понимаю, о чём ты говоришь и отвечу.
Один был соблазнён и соблазнился. А потом понял свою оплошность, через последующее осознание и неприятие своего поступка, своей неправоты; повинился, раскаялся в своём поступке, в своём грехе. И так проявил себя как человек, чувствующий и принимающий Божью правду. И так стал в ней более крепким, более стойким; стал как бы привитым против каких-то опасных мирских болезней, называемых соблазнами.
А другой – ни в чём не согрешил. И праведным ходит среди людей. А почему не согрешил? А может потому, что не был так соблазнён, как первый. А был бы соблазнён, то неизвестно, как показал бы себя. – Обнаружил бы себя, как чувствующий Божью правду и стойко пребывающий в ней, а не только знающий её и в какой-то части её исполняющий?
Так вот из этих двух Богу дороже первый, чем второй, который не был ещё соблазнён.
А чувствующий и принимающий Божью правду, твёрдо стоящий в ней, за неё, не поддающийся соблазнам, истинно праведник – ближе всех стоит к Богу и всех ему дороже.

18.
В одном из селений они говорили с селянами. Потом один из селян сказал:
- Возлюбить ближнего своего, как себя? И своих врагов, и ненавидящих и преследующих меня, чтобы они увидели во мне не врага, но друга, любящего их. Но как это можно принять? Чтобы они увидели меня не противящегося, не противляющегося им, податливого, как будто не знающего слова “нет”, и к тому же потакающего им в их сомнительных деяниях? Я должен демонстрировать им свою любовь к ним, лепетать о своей лояльности к ним, призывать их измениться, стать праведными, в то время, когда они будут смеяться надо мной, плевать мне в лицо и вытирать об меня ноги; когда они будут уничтожать меня? Я должен стать никем, сдаться на их милость, по сути дела, согласиться с тем, что они делают, встать под знамена их правды? Нет и ещё раз нет. Любовь заслужить надо, любви надо достойным стать, а из неразборчивой любви и всепрощения ничего доброго не выйдет. Злу пределы положить надо и всемерно и постоянно сужать их до полного его уничтожения.
Второй из селян сказал:
- Возлюбить ближнего своего, как себя – это, иной раз, совсем непросто – можно пересиливать себя, не показывать своего истинного чувства, а так чтобы искренне – не знаю, не знаю…
Третий из селян сказал:
- Невозможно для человека любить всякого ближнего своего, как себя.
Один из них сказал:
- Ну, в конце концов, не можешь любить – и не люби. Не надо. Не можешь любить, и не моги. Но ты будь к ближним своим хотя бы не злым, воздерживайся от зла. Не задевай, не обижай. Будь внимателен, приветлив. Это-то ты можешь?
- Ну, это я, конечно, могу… Хотя и это, иной раз, не просто – ответил третий селянин.
Брат сказал:
- Всякий, кто рядом с нами – есть наш ближний. И мы сами для других есть такие же ближние. Вы не всякого ближнего можете любить. И также и вас не всякий ближний может любить. Так вот каждому нужно стать достойным любви ближнего своего; сделать себя таким, которого можно было бы любить. Каждому нужно посмотреть на себя, в себя и спросить: “что ещё во мне есть кривого, негодного, препятствующего любви ближнего моего ко мне?” И преодолевать, изживать это в себе.
“Возлюбить ближнего своего, как себя” – это и самому стать таким, чтобы наши ближние могли полюбить нас; это развивать себя, свою природу, сделать себя достойным любви ближних своих. И в этом будет наш труд. И так мы облегчим и себе и нашим ближним исполнение этой заповеди. И так мы исполним эту заповедь.

19.
Некто подошёл к Брату и сказал:
- Я пришёл испросить прощения.
Брат, видимо, знал этого человека, потому что спросил:
- Какое ещё прощение? Слова сказаны. Поступки совершены. Сейчас уже ничего нельзя исправить. Такова цена слова и действия.
- Я пришёл покаяться.
- Для того, чтобы покаяться не обязательно куда-то приходить.
- Что же мне делать?
- Известно “что” – творить плоды своего покаяния. Ибо сказано: Сотвори плод достойный покаяния…

Когда подходивший к Брату ушёл, один из них сказал Брату:
- Неприветливо ты с ним.
Брат сказал:
- Так надо.
А потом добавил:
- Нечего просить прощенье, надо творить плоды покаяния. Надо делами показать преодоление себя прежнего, виновного. Не только словами, но обязательно и делами. “Покаяние” – это от “пока-я-не-я”. То есть, это – путь к себе. От одного себя к другому себе. От себя, который есть, к себе, которым должно быть. Путь через осмысление себя, переделку себя, может, через пересоздание себя. Покаяние – это изменения в себе в той или иной степени, может быть, даже до духовного перерождения…
Есть две ипостаси человека: родившийся и долженствующий. Родившийся – это человек тот, которым родился, которым явился на свет. Долженствующий – это тот, которым человек должен стать. А жизнь, как путь, как движение от одного к другому…

20.
К одному из них подошли двое. Один из подошедших сказал:
- А вот скажи, только честно, как на духу, ты сам-то живёшь по Божьей правде, во всей её полноте, без каких либо из неё изъятий, от неё отступлений? И в мыслях, и в поступках, в делах своих? Или же только стремишься к этому. И положения этой правды есть только, так сказать, маячки и вешки, на которые ты ориентируешься в своей жизни; и ты исполняешь эту правду только в какой-то мере – доступной для твоей личной природы, по своим возможностям, в тех или иных случаях, в тех или иных обстоятельствах?”
Тот ответил:
- Я стараюсь жить по Божьей правде.
Второй из подошедших сказал:
- Для человека жить во всём по Божьей правде невозможно. Контрастирует она, в некоторых положениях, с природой человека, с миром, в котором он живёт. Это очевидно. Этому есть подтверждения постоянно, каждодневно. Это и жизнью Иисуса на земле подтверждено.
На точном соблюдении чего-то можно и нужно настаивать, чего-то нужно держаться твёрдо, а в чём-то могут быть варианты. А потому должна быть какая-то, несколько другая правда, не такая прямолинейная, жёсткая, но в чём-то скорректированная, адаптированная под человеческую природу, условия земной жизни. Впрочем, она такая и есть. У каждого – своя.
Первый из подошедших сказал:
- Я видел, и не раз, как Божью правду использовали в своих личных интересах. Как людей обманывали, потрясая над их головами этой правдой. Как их подчиняли не Божьей, но своей воле, только прикрываясь Божьей правдой. И так решали свои личные задачи.
Тот, кому он это сказал, ответил:
- Божья правда – это правда любви, и она не всегда строго очерчена. Любить… но насколько можно любить? Понимать… – но насколько можно понять? Прощать… – но насколько можно простить? Не судить… – но насколько можно не судить? И так далее. Насколько можно для того или иного случая, для той или иной человеческой природы. Человек разумный, здравомыслящий и любящий, ответственный и знающий должное, живёт, исполняет и творит правду. И если она есть правда любви, совести и здравого смысла, она и есть Божья правда.

21.
Один из них обратился к Брату:
- Говорят, и ты говорил, что человек должен развивать, совершенствовать свою природу. Но человеческая природа достаточно совершенна. Человеческая природа – это природа больших возможностей. Другое дело, что к каким-то особым и существенным возможностям человеческой природы двери открыты только у некоторых. Открытие этих дверей для людей обусловлено. Вдруг – какой-то случай, с человеком что-то происходит – и какая-то из таких дверей открывается, и происходит настоящее чудо. Как людям открывать эти двери?
Брат сказал:
- Говоря о человеческой природе, нужно иметь ввиду, что есть возможности человеческой природы вообще, и есть отдельные личности, индивидуальности, со своими особенностями, способностями и возможностями. И понятие несовершенства человеческой природы относится не к возможностям человеческой природы вообще, а к отдельным личностям. Человек несовершенен не как человеческая природа, а как та или иная отдельная личность, уровень развития которой определяет возможности его природы. И развитие человека, как духовной, разумной и любящей личности очень может быть как раз и есть ключик к тем дверям, о которых ты говорил.

22.
Один из них рассказал другим о случайно услышанном, что когда-то бывший с ними, теперь живёт в неком далёком пустынном месте, в полном уединение; что он, будто бы, даже сам заковал себя в железные цепи. А другой, который также когда-то был с ними, ушёл в монастырь.
Брат сказал:
- Человек должен жить в мире людей, а не уходить из него в места пустынные, не отгораживаться от мира высокими стенами. Уйти от людей и, в своём уходе, служить Богу – не этого Бог хочет от человеков. Служить Богу – это следовать правде Его, нести её людям, служить людям. А потому надо обязательно жить в миру, среди людей.
Уединение, отшельничество не отрицаются. Но это – только на время. Для прозрений и пониманий, раздумий и осмыслений, для накопления сил. А потом нужно обязательно вернуться к людям, в мир. Чтобы поведать о понятом и уяснённом, важном и нужном; чтобы подвигнуть людей на путь должного. А уйти из мира людей и не возвратиться – это стать потерянным для мира. Для человека уйти из мира людей – это как уйти из жизни, умереть для людей и для мира, стало быть, и для Бога…
И не надо ничего искусственного – не надо на себя вериги тяжёлые вешать, или ещё как-то себя испытывать. В жизни и без этого немало испытаний для человека.
Служить правде Божьей, быть честным пред собой, пред людьми, пред Богом, терпеть, преодолевать с честью все трудности и лишения – задача для человеков очень нелёгкая.

23.
Один из них сказал:
- Брат, мы недавно говорили об сильном голоде, когда человек уже, как бы, перестаёт быть человеком и с него уже сложно спрашивать, как с человека. И вообще, – о таких случаях, когда человек, силами обстоятельств, поставлен в очень тяжёлые, можно сказать, нечеловеческие условия, когда с него очень сомнительно спрашивать, как с человека. Мы говорили, но как будто не договорили.
И вот у меня вопрос: Можно ли спрашивать с человека, находящегося в нечеловеческих условиях, как с человека, когда всё человеческое в нём задавлено? Можно ли осуждать человека, поставленного в ужасные, чудовищные, нечеловеческие условия, низведённого, можно сказать, до не-человека, за то, что, он, скажу так, между “нравственное, но физическая смерть” и “безнравственное, но физическая жизнь” выберет жизнь? Кто имеет моральное право осуждать его за это? Думаю, только тот, кто сам в таких же условиях поступил иначе.
Брат сказал:
- Да, мы говорили об этом – о нравственной ответственности за свои поступки, о силе и слабости человеческого духа. И ответ такой: Спрашивать можно и нужно.
- Но выбрать смерть это же – противоестественный выбор для всякого живого.
- Между жизнью и смертью человек всегда выбирает жизнь. А между нравственным и безнравственным нравственный человек всегда должен выбрать нравственное. Он не должен поступаться нравственным.
Второй сказал первому:
- Когда ты сказал, что между жизнью и смертью выбрать смерть – противоестественно для всякого живого, я сначала согласился, а потом вспомнил, что даже животные в какие-то моменты совсем не думают о сохранении своей жизни. Например, при защите своего потомства. Так заложено в их природе.
Брат продолжил:
- Да, жизнь для человека – чрезвычайно высокая ценность, но всё-таки не самая высокая.
И для человека есть смерть физическая, а есть смерть духовная, нравственная. Для нравственного человека, для человека, в котором нравственное – главное и определяющее, смерть физическая и смерть духовная, нравственная – всё смерть.
Умерев, как нравственное, он не сможет жить, как физическое. Поэтому для него в условиях выбора между, как ты говоришь, “безнравственное, но физическая жизнь” и “нравственное, но физическая смерть” нет выбора между жизнью и смертью. У него есть только выбор, как умереть – как человек или как-то иначе? И кто будет его убийцей – кто-то или он сам?
Нравственный человек должен выбрать нравственное, умереть, как человек. Вместе с этим, есть немало случаев, когда люди, в ужасных, трагичных для себя обстоятельствах, сделавшие выбор не в пользу нравственного, потом сами лишали себя жизни, сами приговаривали себя к смерти и приводили приговор в исполнение. И это были, несмотря на сделанные ими страшные ошибки, также нравственные люди. Так что тут не столько вопрос выбора, сколько вопрос знания себя. – Сможет ли человек жить, выбрав для себя “безнравственное, но физическая жизнь”? Вопрос, знают ли люди сами себя – кто они по своей природе? И это определяет их выбор. И это даже – не выбор. Это – принятие человеком своей судьбы.
Третий сказал:
- Самая прекрасная смерть – это смерть в момент наивысшего подъёма, взлёта человеческого духа. И самая ужасная смерть – это, соответственно, смерть в момент самого низкого его падения. Я не говорю: “Человек, выбери прекрасную смерть”. Но я говорю: “Человек, избеги ужасной смерти”.
Брат сказал:
- Смерть не может быть прекрасной. И не бывает. Прекрасной может быть только жизнь. Прекрасным может быть человек. Человек может прожить красиво, и может уйти достойно. А может прожить и уйти совсем по-другому.
И ещё. Человек – это всё же живое, чувствующее, не железо, не камень. А потому не спешите судить человека и помните о своём моральном праве на такой суд.
Я, например, - не сторонник правил на все случаи жизни, универсальности словесных формул. И вас призываю к осторожному отношению к формулам. Поскольку та или иная формула может быть и верна, и неверна одновременно. В каких-то обстоятельствах, до каких-то степеней она верна, в “каких-то” и до “каких-то” – уже нет. Всякая формула содержит те или иные понятия, которые в тех или иных условиях представляют собой некие меры неких сущностей, которые и определяют в каждом конкретном случае верность или ложность данной формулы. И так же как те или иные меры определяют те или иные качества, так и те или иные меры тех или иных сущностей определяют истинность или ложность тех или иных формул.

24.
Один из них сказал:
- Люди все разные. И разница эта нередко очень глубинная. Люди разные по своей личной природе, по строю своей души. У каждого свой взгляд на мир, своё мировоззрение, миропонимание, своя жизненная философия, жизненная правда. Одни считают правильным, должным одно, другие – другое. У одних – своя правда, у других – своя. А какая их них – Истина, как это узнать, каковы критерии Истины? Нет единых, признаваемых всеми, критериев. А потому – непрекращающаяся борьба людей друг с другом за свою правду, за её истинность. Борьба долгая, порой, страшная, жестокая, кровавая.
Второй сказал:
- Одни люди знают Божью правду, её основные положения, определяющие их поведение, предлагаемые ей подходы для принятия ими решений, другие не знают, третьи не знают и знать не желают.
Из тех, кто знает Божью правду, - одни с ней полностью или больше согласны, чем не согласны, другие – больше не согласны, чем согласны, третьи – её не принимают.
Из тех, кто знает Божью правду, - одни считают, что можно жить в соответствии с теми или иными её положениями, хоть, иной раз, это очень нелегко, другие – считают её мало отвечающей человеческой природе, реальной человеческой жизни.
Из тех, кто знает Божью правду, - одни живут в соответствии с теми или иными её положениями, другие не принимают её, считают, что она только названа Божьей правдой, но она – ложная, обманная Божья правда и живут в соответствии со своей собственной правдой, считая её истинной Божьей правдой.
Третий сказал:
- Брат, можно ли как-то доказать, что правда, о которой мы вестим, есть истинно Божья правда?
Брат сказал:
- Божья правда – это правда любви и она не нуждается ни в чьём-то одобрении, ни в каких либо доказательствах. Я уже говорил, что есть источники Божьей правды и что она сердцем узревается и разумом принимается…
Второй сказал:
- Но, Брат, в мире много неоднозначного. Всякое можно услышать наедине и прочитать в сердце своём или истолковать как угодно толкующему. И несправедливое в глазах совершившего или допустившего его, может предстать как справедливое; и безнравственное – как не такое уж безнравственное. Человек говорит: “Я поступил так, что может быть, это кому-то не нравится, может быть, кто-то считает, что я поступил несправедливо или безнравственно, но я поступил справедливо, не безнравственно”. И совесть его не мучает.
Брат сказал:
- Человеческое сознание – это уровень развития человеческого сознания; человеческий язык – это уровень развития человеческого языка. Не всё постигаемо человеческим разумом, не всё изъяснимо человеческим языком. Глаз и ухо человека на Божью правду – это его сердце и разум, и более сердце, чем разум. – разум сердца.
Что может наставить человека на путь Истины? Что способно улучшать человеческую природу? – Сердце и разум… и ещё боль. Чувствование чьей-то боли, как своей. И, вообще, чувствование другого живого, как себя. Через вот эту боль открываются великие истины, через глубокую душевную рану. Болью физической направляется плоть, а болью душевной направляется душа. Боль физическая – есть холодная ковка, боль душевная, нравственная, – есть огненная плавка…
От того иная радость так велика, что иная печаль так безмерна.

25.
К Брату подвели человека, убившего другого человека. Двое держали убившего за руки, хотя тот не сопротивлялся, а третий держал в тряпице орудие убийства – окровавленный камень. Тут же собралось два-три десятка человек.
Кто-то кричал: “Он убил, он убил”. Кто-то говорил: “Он убил, но он убил выродка”. Кто-то сказал: “Мы должны его судить”. Все посмотрели на Брата.
Брат спросил убившего, за что он убил человека. И тот рассказал жуткую историю. Оказалось, что убитый этой ночью в лесу очень жестоко истязал и потом убил собаку. Не все, слушающие этот рассказ смогли спокойно его выдержать. Рассказывающий и сам не мог сдержать слёз. Всё из рассказанного подтвердилось. Один из подтвердивших дополнил рассказанное ещё более ужасными подробностями.
Кто-то крикнул про убитого, что он “сволочь и мразь”. Ещё кто-то сказал, что убитый “изверг и нелюдь”. Но также говорили, что убивший человека учинил самосуд, что человека не убивают за убийство собаки, что убивший человека нарушил заповедь “не убий”. Все смотрели на Брата.
Брат сказал:
“Убийство убийству – рознь. Человек вправе убить всякого, кто посягает на его жизнь или жизнь его родных и близких. Никто не осудит убивающего, защищающего себя и своё, во время войны. Этот человек убил, но он убил умышленно причинявшего боль, мучительную боль живому. Убил убившего беззащитное животное. Убил убившего животное с особой жестокостью. Жестокость, неважно, к человеку или животному, - всегда жестокость – подлое, гадкое, мерзкое, отвратительное. Никто не вправе причинять такую боль. Убитый преступил грань, за которой кончается одно и начинается другое. Он, как бы, перешёл реку по мосту, который тут же и разрушился. Возвращение невозможно. Содеянное непоправимо. Он перешёл некую черту, и этот переход необратим…
Вы говорите, что человека не убивают за убийство собаки, и хотите суда над задержанным. Но есть суд человеческий, и есть суд Божий. Я не могу судить этого человека человеческим судом. Как человек, я отказываюсь судить его человеческим судом. Пусть вершится суд Божий.
Кто-то сказал: “Но сказано: Кто прольёт кровь человека…” Брат оборвал его: “Может быть, кто-то из здесь присутствующих готов сказать про убившего собаку, что он – образ и подобие Божье, каковым является человек? Я не могу такого сказать. Я не могу признать убитого человеком. И потому не могу признать задержанного убийцей человека.
Кто-то опять сказал: ”А как же заповедь “не убий”?”
“А так же, как и – “возлюби…” – ответил Брат…

26.
Один из них спросил:
- Что есть зло в человеке и как бороться со злом?
Второй сказал:
- Зло – это проявление агрессивного эгоизма. Это заявление о своей исключительности, своего превосходства. Это, может быть, ответ на то или иное, действительное или кажущееся, ущемление болезненного самолюбия. Это, может быть, чувствование какой либо своей природной ущербности и путь получения за это той или иной компенсации; путь самоутверждения за чей-то счёт, посредством чьего-то унижения.
Брат сказал:
- Зло в человеке – это крайний эгоизм, желание любой ценой себе разного рода благ, исполнения своего личного интереса при небрежении другими интересами; желание исключительного для себя положения и, как путь для достижения этого – ложь, обман, грубое насилие, убийство, захватничество, закабаление.
Зло в человеке – это разделение внутри человека; разделение двух начал его природы, животного и божеского, попрание божеского; разделение того, что должно быть в единстве, согласии, при старшинстве божьего; это разделение человека в среде себя.
Разделение человека в среде себя – есть причина разделения в среде человеков, в мире человеков. Зло – это разделение, это желание разделения и это последствия разделения.
Борьба со злом – это работа по принятию человеками той правды, что это разделение, противостояние разделённого, вражда между разделённым, - есть неразумие; что победа одного над другим – никогда не торжество; что всякое решение должно быть результатом согласия.
Борьба со злом – это работа по обретению человеками верного понимания истинного и ложного, первостепенного и второстепенного; это признание главенства, старшинства духа над плотью, божьего над дьявольским, общего над личным.
Борьба со злом – это преодоление разделения. Преодоление разделения в среде себя и в среде человеков. Преодоление разделения человека в среде себя – есть условие преодоления разделения в среде человеков.
Третий спросил:
- А в чём сила, завладевших миром?
Второй сказал:
- На заре человечества – в крепости тела, в физической силе; в большей развитости, в уме…
Брат сказал:
- В гордыне, желании своего превосходства, в алчности и ненасытности, наглости и агрессивности.

27.
Двое сидели и говорили. Один из них сказал:
- Человеческая природа не есть нечто однозначное. Есть человек, и есть человек, и разница между одним и другим, может быть, как между землей и небом. А что есть в них общее, то может находиться во власти разного в них. Люди очень разные. Один чувствует чужую боль, как свою собственную, другой относится к чужой боли безразлично, третий в чужой боли находит для себя удовольствие. Человек – это чрезвычайно широкое понятие – от праведника до выродка. И выродка не переделать в праведника.
Второй сказал:
- Есть лесной клоп, и есть божья коровка. Из лесного клопа нельзя сделать божью коровку. Он такой, какой он есть и другим быть не может. Его нельзя переделать. Его можно раздавить, но переделать нельзя. А человека можно. И доказательство тому, как раз и есть, что, как ты говоришь, общего между человеками – подчас одна только наружность, да название…
Человеческая природа – материя пластичная, чаще, трудно податливая, но, всё же, податливая. Человек, выросший среди зверей и ведёт себя подобно зверю. Очень многое зависит от условий развития и жизни человека. От людей окружающих человека…
Можно говорить о любви к ближнему своему, но надо любить ближнего своего. Можно говорить о братстве, но надо жить во братстве.

28.
Один из них напомнил Брату о человеке, который говорил с кем-то из торгующих на рынке, и спросил:
- Почему ты не уличил его в неправде? Ведь, ты слышал, что он говорил неправду?
Брат сказал:
- Да. Он говорил неправду. Но он исполнил Правду.
- Как это? – спросил другой из них.
- Есть такая притча – стал говорить Брат – Один человек вытянул руку в сторону другого человека и на спор спросил: “что у меня в зажатом кулаке – живое или мёртвое?” Тот, к кому он обратился, понял, что в руке у него живое, и что этого спора ему не выиграть. Как потом выяснилось, в руке у спорщика была живая бабочка. Скажешь – “живое”, и спорщик дожмёт бабочку и покажет руку с мёртвым. Скажешь – “мёртвое”, и он разожмёт руку с живым…
Можно сказать “живое”, но, чтобы живое осталось живым, надо сказать “мёртвое”. И надо проиграть спор.

29.
Двое из них говорили:
- У всякой отдельной особи и некоего объединения особей некоего вида в целом есть задача минимум – выжить. Взаимные отношения особей внутри некоего объединения особей – есть отношения сотрудничества и соперничества, содружества и вражды. В трудных для выживания условиях отношения сотрудничества-содружества преобладают над отношениями соперничества-вражды. Но с улучшением жизненных условий – уменьшением трудностей присвоения жизненных благ, внешних опасностей и тому подобного, отношения сотрудничества-содружества могут ослабляться, а отношения соперничества-вражды усиливаться.
У всякой отдельной особи некоего объединения особей есть задача максимум – наилучшим образом устроиться в этом мире…
Люди уже давно привыкли себе брать. Это как когда-то началось так до сих пор и продолжается. Борьба человека с природой постепенно перешла в борьбу человека с человеком, а борьба за выживание – в борьбу за лучшие условия жизни…
Трудности приобретения жизненных благ уменьшаются, и уровень потребления растёт, но вот разница в жизненном уровне, в том числе, образовательном, культурном, одних и других из племени людей не только почти не изменяется или мало изменяется, но, даже, увеличивается. Особенно в материальном обеспечении. Почему? Не потому ли, что для одних из племени людей более важным, определяющим является не столько сам по себе жизненный уровень, сколько разница в жизненных уровнях, то есть, в возможностях одних и других, в возможностях одних диктовать другим свою волю, править?..
- В том, что люди разные, что между ними есть разделение нет никакого сомнения. Это только обличье у всех одинаковое, да название одно, но люди – это разные виды – хищники и их жертвы… и некие третьи, определяющиеся между первыми и вторыми…
- Ну и ещё некие сильные, которые не хищники, но и не по зубам хищникам…
- Возьми любого алчущего и рвущего себе, ты думаешь, он чего-то не понимает? Всё он прекрасно понимает, но он сознательно и категорично не принимает известной ему Божьей правды, поскольку он сам по себе – другой правды. Не по нему эта правда. “Не принимаю я вашей правды и не понимаю, как её могут принимать другие” – вот его не озвученное откровение. Нет в нём нравственного чувства или оно в нём слабо, сильно заглушено, или постоянно обманывается какой-то хитрой своей, доморощенной правдой, и он так и остаётся при своей правде и спокойной совести. Он знает только свой собственный интерес и не хочет знать никакого другого. Он знает только свою правду и не хочет знать никакой другой. Он знает то, что хочет знать. Всё, что, так или иначе, не согласуется с его интересом, идёт вразрез с его правдой, - им отбрасывается без какого бы то ни было рассмотрения. Убедить, переубедить его очень трудно, почти невозможно. Он неизменно в бойцовской стойке против всего, что, так или иначе, оспаривает его правду, в которой он твёрдо уверен. Всякий, подвергающий её хоть какому-то сомнению, тут же и однозначно определяется им, как враг, а всё, говоримое им, как ложь. Он неуязвим для Божьей правды…
Мы не можем изменить себе, своей внутренней правде, поступить против своей сути, себе во вред. Также и другие, которые другой внутренней правды – не могут поступить против своей сути, себе в ущерб. Надо быть реалистами, понимать это. Ну не хотят они принять правду, о которой мы им говорим. Но, ведь, и мы не хотим принять их правду. Мы и они – разной природы. Человека можно заставить, и он будет делать, что его заставят делать, но он всё равно будет хотеть освободиться от навязанного ему и делать другое, своё.
Иисус, в своё время, призывал людей к принятию ими неких истин, к следованию им, а потом понял, что в отношении каких-то из племени людей это бесполезно. Что эти истины им не нужны, потому как они – не их природы, Он понял, что люди, которые не природы этих истин, никогда не примут их, никогда не станут по ним жить. Излечивать больных можно, но нельзя излечить всех больных, тем более нельзя излечить мёртвых…

30.
Брат говорил:
- Говоря людям о Божьей правде, надо обязательно стараться быть услышанным и понятым. Услышали ли вас, правильно ли вас поняли – это ваша задача. Вы непременно должны заботиться о том, чтобы сказанное вами нашло должный отклик в душах людей, чтобы посеянное вами взошло. Для этого вы и говорите. Всякий сеющий обязан думать о всходах.
И вот сегодня мне опять был задан вопрос: “Надо ли людям снова и снова повторять то, что уже им было, и не раз, сказано? Есть ли в этом смысл? Им говорили, но они, как будто, пропустили это мимо своих ушей, не уразумели”.
Отвечаю. Надо, обязательно надо. Есть смысл. Мы ведь говорим не для того, чтобы просто говорить, а для того, чтобы те, кому мы говорим, были приобщены к Божьей правде. И если эта цель нами не достигнута, если нас не услышали, не поняли, значит, мы должны говорить опять и опять. Но говорить, может, иначе, по-другому.
Как сказать людям так, чтобы Правда, о которой мы говорим, стала также и их правдой; чтобы нами сказанное приняло их сознание, чтобы оно изменило их сознание, их взгляд на мир и жизнь? Это очень непросто. Человеки родились не вчера. Много чего знают, много чего понимают. Многие уверены или почти уверены, что знают, очень немало, вполне достаточно, и всё правильно понимают. Но среди них – немало тех, кто ошибается. И потому мы говорим к ним. Но как их убедить в правоте нами говоримого? Убедить или уверить...
Прежде всего, надо, чтобы вас приняли, как своих, чтобы вам поверили. Вы должны открыть всех себя. Вы должны между вами и вашими слушателями выстроить чувственно-эмоциональный мост, найти верные слова, нужные формы и образы, интонации и ритмы. Вы вместе должны достигнуть нужного состояния. Вы должны найти понятные опорные точки, сделать необходимые логические построения. Вы должны очень расположить к себе и быть очень убедительными.

31.
Один из них подошёл к Брату и спросил:
- Брат я заметил, что по какому-то вопросу ты говоришь, то одно, а то – несколько другое. Ты ещё не пришёл к окончательному ответу?
Брат сказал:
- Конечно же, есть такие вопросы, на которые у меня нет или пока нет однозначного ответа. Но есть и другое. Бывает, что на какие-то вопросы я умышленно отвечаю одним одно, а другим – несколько другое. Но при этом не кривлю душой и не ввожу в заблуждение. А делаю так в зависимости от того, с кем говорю, для их же пользы.
Человек задал мне вопрос и ждёт ответ. Но у него уже может быть ответ на этот вопрос, и он только хочет подтверждения своему ответу. Он задал мне вопрос и надеется услышать ответ, который хочет услышать. Но, нередко, то, что он хочет услышать, есть только его правда; только ему, для него, желательное; только то, с чем он живёт, чем оправдывает свои поступки, может, свою жизнь. Если я так вот сразу уличу его правду в её ложности, он, скорее всего, не согласится со мной, не поверит мне, я стану ему чужой, и он отойдёт от меня. Хотя он может ничего не сказать в ответ, никак мне не возразить. Но, в итоге я, по сути, оттолкну его от себя, от нас, от истинной правды. И он неизвестно насколько, может быть, надолго, надеюсь, что не навсегда, так и останется при своей, ложной, но удобной ему правде. А я этого не хочу.
Ко мне подходит человек, говорит со мной, и я вижу, насколько сегодня он отстоит от Правды, насколько ещё не готов принять её. И тогда я только рассуждаю о его правде, не отвергая её, только бросаю на неё тень сомнений. Я могу говорить о чём-то другом, ничего не утверждая, ни в чём не убеждая, ни на чём не настаивая. Но всегда с целью побудить человека к новым размышлениям об истинности его правды. И я сообщаю ему направление движения в его пути. И, поступая так, я не делаю ни себя, ни нас для него чужими, и так могу рассчитывать на новую встречу, и на то что, в конце концов, он откажется от своей ложной правды.
Вот почему одному я могу говорить одно, а другому что-то другое, одному так, другому – иначе. С одним у меня может быть короткий разговор, а с другим долгий и может не один. Но ты не слушай, что говорится не для тебя, а не пропусти, что говорится именно для тебя.

32.
Один из них сказал:
- Наставлять, убеждать, воспитывать... А если у человека нутро гнилое? Бывает в человеке много чего наворочено, много всякого, но где-то под всем этим теплится, бьётся огонек живой, Божий. А бывает – ты к нему и так, и эдак, и с тем, и с этим, а всё без толку, всё зря, никак достучаться-докричаться не можешь. И, похоже, что и не до чего. Может, когда что и было, но с тех пор умерло. Есть искривлённое, стремящееся к прямизне, есть искривлённое, могущее быть испрямленным, а есть кривое неисправимое, мёртвое. Бесполезно совестить бессовестного. Исправлять неисправимого – это всё равно что превращать медь в золото. Сказано: “се – есть растения, которые насадил не Отец Мой Небесный” или “не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга перед свиньями”.
Тут, может, надо не столько природу кривую переделывать – это тяжёлый и чаще неблагодарный труд, сколько природу добрую, заблудшую, оступившуюся, духом слабую, но добрую, всячески и всемерно поддерживать, ей помогать, спасать её от природы кривой, ей враждебной, собирать воедино. В этом – задача и путь.
Брат сказал:
- “Всячески и всемерно поддерживать”, “собирать воедино” – это верно. Но “кривой”, “неисправимый” – тут нельзя ошибиться. Это будет чудовищная ошибка. Величайшая и опаснейшая для человека ответственность – сказать, что тот или иной человек не жив, но мёртв. Тут почти всегда может найтись какое-нибудь “а вдруг?”
И ещё, - ты можешь говорить “алчный”, “лживый”, “хищный”, но ты не вправе говорить “гнилой”, “кривой”, “неисправимый”, “мёртвый”. А сказал так, и сказанное уже нельзя отменить, изменить. – За сказанное слово – очень высокая ответственность. И ты должен знать, что за каждое сказанное слово – бранное, лживое, праздное и тому подобное – придётся держать ответ, ибо слово – не просто звук, колебание воздуха. За сказанное слово человек может быть оправдан или осуждён; сказано – за слова свои будешь оправдан, и за слова свои будешь осуждён”.

33.
Один из них сказал Брату:
- Брат, я что-то никак не пойму про Никодима – толи он с нами, толи нет. Он почти всё время молчит или сидит в стороне от нас. Сядет и тупо и долго куда-то смотрит. Сдаётся мне, что он большой бездельник. Вот и сейчас он поднялся на холм и сидит там один.
Брат сказал:
- Никодим с нами, с нами, не сомневайся в этом. И он не молчит. И не сторонится нас. И не бездельничает. Не думай так ни в коем случае. Он сейчас здесь и не здесь, с нами и не с нами. Он сейчас в пустыне. И он напряжённо трудится. Он задает вопросы и слушает ответы. Он говорит с собой, и он говорит с Богом. Потом он возвратится к нам. А нам пока не нужно ему мешать, не нужно его окликать. И уж тем более не нужно его упрекать, на него обижаться, его осуждать. Он – в пути. И не надо ему мешать пройти нужный ему путь.

34.
В одном селении к Брату подошёл человек и сказал:
- Я вижу мир ужасным, жестоким и несправедливым, я вижу почти одно только зло, злых и их злодеяния. И тяжела моя печаль, и велика моя скорбь.
Брат внимательно посмотрел на обратившегося к нему и сказал:
- Можно, глядя на происходящее, сделаться печальником и страдальцем, сильно болеть, переживать за людей, нуждающихся в помощи; лить слёзы о несовершенстве этого мира, впасть в уныние и так задавить себя своими переживаниями. А нужно помогать нуждающимся. Что им, нуждающимся в помощи, от твоей печали о них, в то время, когда им нужна конкретная помощь? Если ты не делаешь шаг им навстречу, не протягиваешь им руку помощи, если проходишь мимо них, пряча свои глаза, то чего стоят твои переживания и кому они нужны?..
Сочувствие, сострадание – естественная человеческая реакция на боль живого. Но сочувствие – не ради сочувствия. Сочувствие должно иметь продолжение – действие. Сочувствие должно быть деятельным. Сострадание – это сильное переживание, огонь души. Но какая польза от сострадания, если оно не несёт страдающему облегчение? Сострадание только тогда сострадание, когда это не одно только чувство, но и деятельность во благо страдающего, реальная помощь ему, а не одна только боль собственной души. Зачем сочувствие-сострадание, если за ним ничего не следует, если оно ничего не рождает, ни к чему не зовёт, ничего не собирает, ни на что не нацеливает, ничего не меняет, но только расточает жизненные силы сочувствующего, пьёт его силу-энергию? Сочувствие – это должно быть запускателем, стартёром созидательных процессов в человеке; формирующее душу. Нельзя, чтобы оно стало разрушительным, червём пожирающим…
Или, может быть, это – такой способ самооправдания? – Я добрый, я любящий. Я вот сочувствую, переживаю. Я с вами.
А на самом деле? Какой же ты добрый, если добра не делаешь? Какой же ты любящий, если не помогаешь? Как же ты со страдающими, если тебя нет рядом ними? Не есть ли твоё сочувствие, твоё сострадание одно только лицемерие?
Я вижу, ты – человек чувствительный, сострадательный, но эгоистичный, слабый и недеятельный. Ты слишком много думаешь о себе, о своём. Себя жалеешь и по себе слёзы льёшь. Ты слишком далеко стоишь от нуждающихся в помощи. Если человек только сетует на зло, он – тень на земле, а если он делает добро, он – свет на земле.
Тебе дан дар великий – жизнь. Тебе даны разум и сердце, здоровье и силы. Тебе протянута рука. Иди в жизнь, иди к людям. Живи и радуйся жизни. И других радуй. Радуйся и малому, а делай большое. Твори Богу благодарение за его дар. Принимай людей, как своих братьев, и будешь Отцу достойным сыном.

35.
К одному из них подошёл человек и говорил. На слова говорившего “Есть верующие, и есть неверующие…” слушающий его сказал:
- Нет. Неверующих нет. Все верующие, ибо все верят в своё бессмертие.
- Как так?
- А так. Знают, что человек смертен. Знают, что они смертны. А всё равно в своё бессмертие верят. Сами себе отчёт в этом могут не отдавать, но верят.
- Не понимаю.
- А чего тут понимать? Ты вот в своё бессмертие веришь?
- Нет, не верю.
- Не веришь? Но посмотри, как ты живёшь. Посмотри на свою жизнь шире, со стороны, серьёзно и вдумчиво. Разве ж ты живёшь, как будто ты смертен? Разве так должен жить человек, знающий, что он смертен? А ведь смерть может застичь тебя в любой момент. Дня и часа своего никто не знает.

36.
Один из них сказал:
- Почему, люди злые, как правило, активнее, напористее добрых и часто сильнее их? Повышенная, а иной раз, просто бешеная активность. Большая сила, большая активность – есть характерное для природы злого? Поэтому злые чаще  – первые среди людей?
Брат сказал:
- Я уже говорил, что не сторонник делить людей на злых и добрых; я человеков так не различаю. Но, понимая, о чём ты говоришь, скажу.
Активность, жизненная энергия, сила, напор – конечно же, не есть отличительные черты тех, кого ты называешь злыми. Но порой действительно может создаться такое впечатление, что те, кого ты называешь злыми, активней, энергичней, и часто сильней других. Почему так?
У людей, одних и других, – разное понимание этого мира и жизни, разное понимание жизненных ценностей; одни и другие томимы разным голодом, и у них разные цели.
Одни более голодны духом, другие более голодны плотью. Одни голодны до истин, до знаний; другие голодны до вещей, имущества и положений.
У одних плоть много не требует, более менее сыта, у них есть для них самое необходимое и им хватает, а дух их постоянно голоден, ищет себе насыщения.
У других же, напротив, дух как будто сыт, себе не просит, а плоть страшно голодна, ей всё мало. Может быть, голод плоти сильнее, более мобилизующий, чем голод духа?
Одни движимы к “лучшему для всех”, интересом, который есть одновременно и их личный интерес и общий интерес. И для них неприемлемо достижение целей средствами, противоречащими самим целям.
Другие движимы к “лучшему для себя”, интересом, который есть только их или главным образом их личный интерес. Они направлены исключительно на захват, присвоение, накопление. Они заняты только этим. Они исследует все возможности для этого. Они используют все доступные им способы и средства, ничем не гнушаются. И это, в каких-то случаях, понятно, делает их сильнее первых.
Второй сказал:
- Да, эти, скажем так, условно злые, часто сильнее, более результативнее, потому что они очень хотят и хотят любой ценой. А другие – не любой ценой, они более стеснены, ограничены в путях, способах и средствах.
Третий сказал:
- И ещё у некоторых из них сильно ощущение своей той или иной ущербности, и желание её компенсировать тем или иным способом.
Брат продолжил:
- Одни понимают, где их, а где не их – чьё-то или общее. И они не желают того, что не их.
Другие не хотят понимать, где их, а где не их. Они считают, всё, что они могут взять, захватить, присвоить, есть их. Присвоение всего, что могут для себя добыть, они ставят себе целью. Они занимаются только этим. Они сосредоточены только на этом. Отличительные свойства их природы – эгоизм, алчность, наглость, ненасытность, желание первенства, присвоения. Они одержимы постоянным перераспределением благ в свою пользу. Они постоянно лезут во всё, постоянно навязывают своё. Постоянно пробуют чужую способность противостоять, защищаться, отстаивать своё.
Поэтому первым приходится труднее. Им приходится действовать в двух направлениях – и утолять голод своего духа, делать своё дело, исполнять должное и, одновременно с этим, противостоять постоянным атакам желающих первенства, подчинения, присвоения, богатства, власти. То есть первым приходится тратить ещё и на это свои силы и время. И это требует много сил и много времени. А им нередко жаль тратить на это свои силы и своё время.

37.
Один из них спросил:
- Брат, и всё же откуда взялись плевелы? Кто их посеял?
Второй сказал:
- Разве ты не слышал? – Враг человеков сделал это.
Брат сказал:
- Сеятель сеял доброе семя. И когда взошла зелень, и показался плод, тогда появились и плевелы. Увидевшие это сказали посеявшему: Как же так, ты же доброе семя сеял, откуда же появились плевелы? Посеявший на это сказал: Ничего не поделаешь, таково поле, на котором я сеял…
Никто плевелы не сеял. Сами выросли. Не могли не вырасти. И это надо признать и принять, как данность.
Первый опять спросил:
- А что же делать?
Брат сказал:
- Жить. Жить по совести, согласно принятой Правде, ни напоказ, никому этим ничего не доказывая, ничего не навязывая, никого к этому не принуждая. Терпеть, когда тяжело. Стискивать зубы, когда больно. Верить и не терять надежду, когда тяжело, больно и горько. Преодолевать и жить. Жить и преодолевать. И не ожидать чудес. И не рассчитывать на награду.
Второй спросил:
- Брат, а что такое совесть?
Брат сказал:
- Это чувство правоты-неправоты; чувство должного; разум сердца; это Божье, нравственное в человеке.
Первый опять спросил:
- А есть ли у человека судьба? Если судьба есть, то чтобы человек не предпринимал, он не может её изменить? То есть я могу что-то делать, а могу это что-то не делать, а итог всё равно будет один?
Брат сказал:
- Первое, что есть у человека это его чувства и разум для познания себя, мира, и своего дела; и ещё – его совесть для понимания и исполнения своего долга. И потом – да, у человека есть судьба.
Второй сказал:
- Судьба – это предопределённое и неизбежное.
Брат сказал:
- Человек сидит в лодке, которая плывёт по реке, его руки не на вёслах, а заняты чем-то другим или ничем не заняты. Тут – да – предопределённое и неизбежное. Правда, бывает, что человек сидит в лодке на вёслах, но лодку несёт так, что все его усилия, тщетны. И тут тоже – предопределённое и неизбежное…
Судьба – это суд Божий. Это суд идёт. И человек себя судит, и люди его судят, и Бог его судит. Такой вот всеобщий, каждодневный и ежечасный суд действий, поступков с вынесением оценок и решений о поддержке, содействии или противодействии; о поощрении или наказании…