Обозналась...

                Обозналась…

          Начало 60-х. Денежная реформа. Но нас, пацанов, она как бы и не коснулась, мы ещё не знали настоящей цены денег. Для нас всё оставалось по-прежнему. Весна, апрель. Природа просыпалась и манила к себе. Жажда приключений и новых впечатлений неотвратимо звала в лес. Мы с моим другом и одноклассником Юрой (Юнисом) показавшись в школе и отсидевши как на иголках первый урок, от дальнейших занятий скрылись. Родители до вечера были на работе, поэтому мы безбоязненно переоделись и отправились в лес.
          Пошла третья декада апреля, но снег ещё не растаял. Только кое-где по березнякам была видна голая земля. Ярко светило солнце, звенели бесконечные ручейки талой воды, повсюду слышались трели зябликов и барабанная дробь дятлов. Мы шли по трассе ЛЭП, идущей от Кировграда в сторону Нижнего Тагила, всё дальше и дальше удаляясь от жилья. С большим трудом пробрались по залитой водой второй стлани. Дальше ЛЭП постепенно поднималась в гору и была совершенно чистой от снега, но было такое впечатление, что кто-то вокруг разбросал  снежные комья. Повсюду: на кустах, на жухлой траве, на земле, виднелись  клочки  белой заячьей шерсти. Зайцы активно линяли.  Лёгкой, как пух, шерстью можно было набить рюкзак.
          Юра, увидев что-то интересное, отошёл с тропинки в сторону, наклонился, и поднял длинное чёрное перо, отливающее синевой. Потом ещё одно такое же, затем маленькое белое и, наконец, чёрное перо, изогнутое вопросительным знаком. Махнул, подзывая, рукой.
          -- Здесь, наверное, тетеревиный ток, -- почему-то громким шёпотом сообщил он, -- смотри, вон ещё перья, а вот тетеревиный помёт. Видишь, коричневые колбаски, а кончик-то белый. Это токовой помёт, он только весной таким бывает, я читал. И место подходящее, трава короткая, кустов и деревьев почти нет, только редкие низкие берёзки, да ёлочки.
          Мы походили вокруг. Нашли ещё несколько перьв, в том числе два пёстреньких от тетёрки. Везде попадался на глаза токовой помёт.
          -- Вот бы посмотреть тетеревиные игрища! – Юра мечтательно закатил глаза. – Послушать, как косачи кричат.
          -- А что? Давай в воскресенье сюда придём. Только знаешь что? Ведь надо будет где-то спрятаться, а тут голо как на ладошке. Хотя смотри-ка, вон несколько ёлочек рядом растут. Как раз высотой с наш рост. Можно шалашик соорудить.
          Маленький туристический топорик у меня был с собой. Срубили несколько небольших берёзок и воткнули их между ёлочками, закрыв бреши. На кромке трассы обнаружили поляну с остожьем. Старое сено развесили на этих берёзках. Получился шалаш без крыши. Да она и не была нужна. Землю в шалаше застелили сеном. Вырезали в двух стенках узкие оконца-бойницы. Теперь всё токовище было как на ладони.
         -- Слушай, -- остановился вдруг Юра и уныло опустил руки, -- а мы ведь не подумали, как мы ночью пройдём по стлани. Днём-то перешли с трудом. Никакой фонарик не поможет. Свалишься в ледяную воду и конец тогда походу.
         -- Может, кто и не подумал, а я вот подумал. Зимой мы с Колькой-соседом ходили здесь на лыжах. Вон там в низине, недалеко от стлани, наткнулись на охотничью избушку. В ней есть лежанка, печка с запасом дров и даже кой-какая посуда.  Зачем тащиться сюда в темноте? Выйдем в субботу до вечера, в избушке отлично переночуем, а утром, ещё затемно заберёмся в шалашик. За это время и тетерева к нему привыкнут.
         -- Здорово!! – заорал Юрка. В азарте хлопнул кепкой о землю и сплясал какой-то дикий танец. – Даёшь косачей!!
         Домой пришли раньше родителей и сразу уселись за уроки. Видя такое усердие, отец не возражал против нашей экспедиции. Мать, конечно, для вида поворчала. И вот в субботу после школы, весело болтая, мы идём знакомой тропинкой. В избушке, действительно, было несколько охапок сухих берёзовых дров, лежавших под нарами вместе со щербатым топором, и за избушкой небольшая поленница, накрытая пластами бересты. Но мы не стали использовать чужой труд, а натаскали и нарубили толстых сучьев и хвороста. На полочке у двери стояла лампа, бутылка с керосином и коробок со спичками. На другой полочке, над небольшим окошком находились три жестяных коробки из-под чая. В них были чай, сахар и соль. Здесь же лежали моток шпагата, и моток тонкой медной проволоки. На гвоздях, вбитых в потолочную балку, висели четыре мешочка с разными крупами и сухарями. В общем, заблудившийся человек не пропал бы с голода. Около печки с маленькой плитой  на гвоздях висели закопчённые чайник и котелок. А в котелке две алюминиевые миски, кружка, деревянные ложки и самодельный нож.
          На нарах лежали матрац с подушкой, набитые сеном, и скатанное байковое одеяло. С другой стороны двери висели драная телогрейка и куртка.
          Из запасов хозяина избушки мы воспользовались только заваркой и солью. У нас с собой была гречка, банка тушёнки и по полкраюхи хлеба.  Затопили печь, сварили кашу с тушёнкой, вскипятили чай. Кстати чистейшую снеговую воду мы взяли из ближайшей лужи. Уже смеркалось, когда плотно поужинав и оставив половину варева на утро, мы завалились спать. Печку, конечно, перегрели, было очень жарко и пришлось оставить дверь чуть приоткрытой.
          Проснулся я от того, что замёрз. Юрка во сне стянул с меня одеяло, а печка быстро остыла.  Натянул телогрейку, опустил уши у шапки и снова лёг, но спать уже не хотелось. На ощупь выбрался из избушки. Луны не было и от этого звёзды мерцали ярче. А вот небо на востоке было заметно светлее, чем на западе. Ещё немного и проспали бы!
          Я бросился будить Юрку. Хоть до нашего шалаша на току каких-то полкилометра, но в темноте ведь не разбежишься. Это вам не асфальт. Кое-как растолкал друга, но открыв глаза, он сразу врубился в ситуацию, схватил рюкзак, телогрейку и выскочил наружу. Добирались, наверное, больше получаса. Небо на востоке из тёмно-синего значительно поголубело. Забрались в шалаш. Тесновато, но терпимо. Ждать пришлось недолго. Быстро светлело, но солнце ещё не показалось над горизонтом. Вдруг с противоположной стороны просеки послышалось громкое бормотание. Мы прильнули к оконцам. На вершине крайней большой берёзы сидел косач. Бормотание раздавалось от него. Как мы проворонили его прилёт?
            Почти сразу подлетели ещё три косача. Один сел на соседнюю берёзу, а двое опустились на землю метрах в пятидесяти от нашего шалаша. Некоторое  время они сидели и оглядывались. Затем как-то одновременно развернули хвосты, опустили крылья и принялись перебегать с места на место, громко бормоча. Набухшие брови мелькали красными фонариками. На токовище подлетали всё новые танцоры. Послышались резкие выкрики «чуфффыш». Это распалившиеся чёрные гладиаторы вступали в схватку. Они высоко подпрыгивали, ударялись грудью и отскакивали, как мячики. Чуфыканье и бормотание слились в один непрерывный хор. Некоторые птицы приблизились к шалашу на десяток метров. Чёрно-бело-красное мелькание не позволяло сосредоточить взгляд через узкую амбразуру.
          Я начал приподниматься с колен, чтобы поверх стенки увидеть происходящее на поляне. Мгновенно получил удар по затылку. Шапка слетела с головы и исчезла за стенкой шалаша. От неожиданности я вскочил на ноги, непроизвольно разрушив хилую стенку.  Моя рыжая шапка улетала в когтях большой серой птицы. Я закричал. Сова (а это была бородатая неясыть) выпустила шапку из когтей и метнулась в лес. Что тут произошло! Оглушительно захлопали сразу десятки упругих крыльев. Косачи ошалело разлетались в разные стороны. В миг поляна опустела. Юрка, конечно, ругался, но какой толк от ругани.  Я пошёл, подобрал совершенно целую шапку.
           -- Почему сова сорвала её с моей головы? – недоумевал я.
А друг уже не ругался, а смеялся, – наверное, ей холодно было, вот и решила обзавестись головным убором. А знаешь, -- уже на полном серьёзе вдруг сказал он, -- она могла принять твою шапку за белку, как только она немного поднялась над стенкой шалаша. Вспомни-ка, в прошлый раз мы белку  видели. Она уже перелиняла: из серебристой рыжей стала. Точь-в точь, как твоя шапка.
          Делать нечего, хоть и много  успели посмотреть, но факт есть факт, ток мы всё-таки разогнали. Теперь косачи не сразу здесь появятся, а могут даже и сменить место. Приходить сюда имеет смысл только через год. Но мы не отчаивались, впереди нас ждало ещё много вёсен!
          Возвратились в избушку, доели кашу, выпили холодный чай, вымыли использованную посуду. Затем навели порядок, то есть постарались оставить всё в неизменном виде. Мысленно поблагодарив гостеприимного хозяина, отправились в обратный путь. Солнце поднялось высоко, обещая хороший день.
         Мы шли, разбрызгивая лужи, а сердце переполняла радость!