5 часов

1. Женька

В первый раз мы это увидели вживую, когда Женька, бухой в хлам, ввалился в нашу квартиру.
Первые пять минут он тупо ржал и давился виски из наполовину пустой бутылки.
Мы с Лешкой переглядывались, не понимая, что происходит, а потом и сами стали посмеиваться. Все это вылилось в дикий хохот. Я первая заметила, что Женька больше не смеется и тихо сидит в углу на корточках, раскачиваясь из стороны в сторону. Лешку пришлось больно пихнуть в бок, чтобы он перестал. Минуты три мы молчали, и это было хуже любой истерики и криков… Потому что пока ты не сказал этого вслух, есть еще маленькая надежда… Но ужас молчания оглушал и бил по ушам – надежды нет!

- Где?
- На втором этаже гипермаркета.
- Хаммер, я же говорил тебе… да какого *** ты поперся туда? Там вынесли уже давно всё!
- Отъебись, Пепел!
- Всё! Успокоились все! – я стояла между ними, и, если моя левая рука упруго уткнулась в Лешкину грудь, то на месте Хаммера… Даже не знаю, что я тогда почувствовала. Я медленно повернулась в его сторону. По лицу Хаммера я поняла, что не могу контролировать себя… Он горько усмехнулся:
- Теперь никто вам не будет мешать… Всё! Я кончился, блять…
- Не говори так, чертов ублюдок! – и я зарядила пощечину ему, но рука прошла как сквозь слизь…
- А-а-а!
Хаммер начал истерически хохотать.

Через час мы сидели на кухне и пили. Я не помню того разговора, не помню, как мы начали шутить, и вроде все как прежде… Хаммер даже показал нам как плещется виски в желудке. Мы уговаривали его показать мозги, намекали на то, что они уж первыми должны были раствориться, раз понесло его в заброшенный торговый центр. Но так до конца вечера он и не снял кепки. И когда она тихо обвалилась на кучу его одежды сверху, последнее, что мы услышали было:
- Жду вас на том свете, чуваки.

2. Почему?

Вторжения никто не заметил, просто однажды люди стали исчезать. Эти твари приходили ночью и облучали чем-то. Природа излучения до сих пор ученым не ясна. Хотя, что мы могли тогда об этом знать?

Сначала они приходили ночью к спящим, поэтому никто не мог их увидеть или вспомнить. Просто наутро люди начинали замечать, что могут видеть сквозь себя, что тело тает в прямом смысле. На свет, вообще, учебник анатомии – видно все кости, проглядываются капилляры. Постепенно человек исчезал совсем. И на все про все 5 часов.

Потом стало понятно, что логово обитания этих тварей было в море. Нефтедобытчики что-то там разбурили, и эта зараза хлынула в разные стороны.

Как только ужас настоящего дошел до меня, я позвонила маме, чтобы... Я даже не знаю какой совет могла бы я ей дать… Но у них в городе оперативно среагировали и уже устроили защищенные лагери и бункеры. Пришлось наврать ей, что у нас все тоже под контролем, что мы в безопасности и надо просто переждать. Поверила она? Не знаю…

Наш город закрыли на карантин. Неясно пока было заразно это и какой инкубационный период, если все же зараза передается другим.
Первое, забаррикадироваться дома… Второе, запасы еды… Третье, жизнь меня к этому не готовила, но надо научиться защищаться и убивать, если что. Один знакомый хорошо знал теорию выживания, но к нему пришли эти твари в числе первых. Надеяться не на кого, аптеки разграблены, магазины стоят пустые, остается полагаться на себя.
Женькина семья была в отъезде, когда город закрыли, поэтому он пришел к нам, втроем легче дежурить, да и проще добывать пропитание.
Наш подъезд был почти пустой, остались только соседи напротив. Девятый этаж позволял организовать дозорный пункт в непосредственной близости – на крыше. Тогда мы решили, что это стратегически выгодно – отлично просматривается территория… Но потом оказалось, что торговый центр под окнами облюбовала кучка этих тварей. Мы узнали об этом слишком поздно.

3. Встреча

Проще всего в такой ситуации запереться дома с бухлом и ждать в гости «новых друзей». Сложнее пытаться выжить… Ведь основным твоим оружием в выживании будет загрубевшая душа. Да такая, которая позволит тебе пройти мимо прозрачного ребенка, который сидит над кучей мамкиной одежды и кричит. Противным, писклявым голосом - он раздирает перепонки и сквозь эти трещины просачивается в сердце. Поэтому моя трусливая задница заперлась дома, и на вылазки ходили мальчишки. Редко сама себе позволяла рыскать по округе. Сначала это было удобно, а когда Хаммер испарился, пришлось по очереди дежурить, по очереди выползать наружу. Выходили днем и искали средства к выживанию в тех местах, куда без проблем проникал солнечный свет. Но время шло, и таких мест оставалось все меньше. 

Месяц без связи. Еще ничего, если сама отправляешься на вылазку. Хуже, когда ждешь дома. В памяти всплывает картинка из прошлого, как мы с сестрой сидим дома, ждем родителей, которые должны были вернуться в обед, а за окном уже ночь. Два ребенка сидят перед окном и ревут, смотря на свое отражение в окне. Да, теперь ты не ревешь и не бегаешь по квартире в истерике, а просто тупо сидишь в углу, из которого просматривается дверь и окно, в диком и ледяном оцепенении. Обещаешь себе смотреть на часы не чаще, чем раз в 10-15 минут. Но башка упорно отмеряет по три минуты – и у тебя уже чешутся глаза посмотреть, сколько натикало. Три минуты…Три минуты… Блять… Три минуты…

Шум за окном. В подзорную трубу отыскала кучку дагестанцев, дико танцующих вокруг туши полумертвого монстра. В городе этих тварей называли «смертлячки». На конце хвоста у них было что-то вроде светящейся жопки светлячка, только розового цвета. Только это выдавало их присутствие в ночи – мерно раскачивающийся из стороны в сторону розовый маячок. Не знаю, как джигиты вытащили его на свет, но эта маленькая победа их здорово воодушевила. Животное длиной в три метра трепыхалось на земле и пищало с переходом на клокотание. Сине-серая гладкая кожа, которая была бы украшением любого модного подиума, матово отсвечивала в предзакатном зное. Ящер с жилистым подобием капюшона извивался и пытался спрятать свои глаза-рентгены в тень. Горячие горцы еще немного погоготали и стали расчленять тушу. Смотреть противно. Глаза сами стали искать на чем бы остановиться, чтобы не травмировать психику. Поодаль от кровавой расправы на руинах сидела девочка и внимательно наблюдала.

Я поглядывала на нее еще часа полтора. Надеялась, что девочка с ними, но чем быстрее садилось солнце, тем суетливее забегали герои дня, растащили тушу по машинам и сорвались с места. Девочка осталась сидеть на куче кирпичей. Я внимательно осмотрела местность – никого. Решилась.
- Привет, - крикнула я издалека. Девочка ничего не ответила, только повернула ко мне голову и уперлась взглядом. Меня передернуло, такое взрослое выражение лица у ребенка, на вид лет восьми.
- Ты одна?
В ответ молчание.
- Пойдем я отведу тебя к маме, мама есть?
Девочка опустила голову:
- Я хочу к ней…
- Я это и предлагаю.
- Нет, вы не поняли, - усмешка на лице, - я жду сметрлячков, они меня проводят.
- Не придумывай, хочешь к нам? У меня есть шоколадка, там наверху, - и я показала, где обитаю.
- Женщина, шли бы вы своей дорогой, мне все равно.
Сирена разрезала тишину. Истошный вой страха – все, кто в руинах, кто на охоте – домой, в укрытие, скорее бегите, поторопитесь забаррикадироваться и попытаться выжить еще одну ночь!
Я огляделась, сумерки скрадывали детали улицы, оставляя только очертания-ориентиры, надо было торопиться.
Протянула руку девочке, а ее уже не было на месте. Только красная курточка мелькнула за углом.
Стой, куда же ты, маленькая дурёха. Прыгая, через ямы, я шептала про себя эти слова, как будто они могли ее остановить. Девочка оказалась проворной и быстро отдалялась.

Девочку я догнала, спрятала в подсобке супермаркета в дальнем углу торгового центра. Но эта маленькая зараза так шумела, что спустя минуту в отражении глянцевой поверхности холодильника я заметила танцующие розовые огоньки. Я сидела на корточках, спиной к стене, перед собой как щит держу какую-то фанеру. Может не заметили, может пройдут мимо.

Девчонка тоже притихла, видно, что первое ее желание прошло, и теперь вопрос выживания стоит остро. Оскальзываясь на мокром кафельном полу, пара тварей прошла мимо. Тишина… Сколько было огоньков в отражении? Не могла вспомнить. Два? Три? Уже довольно долго тихо. Я выглянула из-за фанеры. Оно сидело прямо передо мной и никуда не собиралось уходить. В темноте два больших розовых зрачка.

Как это было? Все рассказывали по-разному: у кого зеленое свечение, кто ощущал щекотание меж глаз. Мне же показалось, что я ослепла от вспышки фотоаппарата. Таким был мой контакт третьего уровня. Так спокойно сейчас все воспринимается. И описывать это все очень просто. Только шум мотора мешает сосредоточиться и успеть дописать свою историю.

Я засветилась… Смесь отчаянья и облегчения… Вот уже не надо ни от кого скрываться. Вот уже можно ночью безбоязненно ходить. Вот только ночь эта последняя. Я иду к нашему укрытию тихо, не спеша, с удовольствием спотыкаюсь о камни, пока еще они могут меня задеть, остановить, позволить мне упасть, дальше все эти ощущения будут даваться с большим трудом.

4. Дорога

Лешка оказался дома, когда я вернулась. После непродолжительной истерики, я уговорила его отвезти меня к маме.
И вот теперь за окном предрассветная степь, пряно пахнет травами, и наша старая хонда одна летит по трассе.
Ноутбук стоит на зарядке от аккумулятора, последний глоток цивилизации перед тем как кануть в лету.
Поднимаю глаза, впереди на меня несется дорога, поворачиваюсь налево – Леха, вцепившийся в руль, лицо спокойное и сосредоточенное. Смирился, наверное. Раньше то все вдвоем, теперь же все решения для него, все пути одному, вопросы только к себе. Да, не позавидуешь.
Дома еще догадалась размазать по видимым участкам тела остатки тоналки, так исчезновение не будет бросаться в глаза. Но, это на случай встречи с патрульными. Но дорога пустая.
Раньше мне все пыталась представить себе мир без людей. Теперь я это наблюдаю воочию. Пустые деревни, брошенные на дороге машины. Всё, чем пользовались люди, стало таким осиротевшим. Покинутые, заброшенные и преданные вещи.
Разговора не получалось. Я начну, и через пару фраз все сводится к взаимным обвинениям. А так хотелось сказать, что все будет хорошо, и у него все получится. Хотелось сказать, что не надо меня жалеть, что у меня теперь все предельно ясно. Хотелось дать понять, что мне совершенно не страшно, хотя это было совсем не так! Иногда находит такая паника, что начинаешь невольно часто-часто дышать. Не знаю, откуда это? От желания надышаться или просто спазм? Но как только начинаешь думать о других вещах, становится легко. Чувствуешь, что впереди ответы на все твои вопросы, жаль, что это знание имеет такую цену.

Итоги? Подводить ли границу? Писать ли под ней ИТОГО? Двоеточие… Тут проще писать не то, что сделано, а то чего не сделано. Да, эти пункты позорны, но, в свете последних событий, спорны. Да, я не родила ребенка, но как бы он выжил сейчас? Да, я не построила головокружительную карьеру, но неужели престижнее уходить из жизни в статусе генерального директора всемирной корпорации? Да, у меня было очень мало друзей, но они были самые настоящие. Да, я мало путешествовала, но я научилась делать открытия в непосредственной близости от себя и ценить тот город, в котором живу. Единственное, о чем жалею по-настоящему, так это то, что не дописала историю. И нет полного ощущения того, что жизнь была стоящая, не хватает чувства полноты и осмысленности прожитых лет. Ничего после себя не оставила.
Подъезжаем к городу. Я не вижу блокпостов. Никаких застав и военных. Начинаю беспокоиться… Как же я не подумала, что мы с мамой совершенно одинаковые? Она, видно, тоже наплела мне сказок про то, что у них в городе все под контролем, и эта зараза не добралась до них. Прошу Лешку прибавить газу. Мы уже не едем – летим. У меня осталось полчаса. Быстрее… Гони!
Всё, дальше пойдем пешком. Дорога забита брошенными машинами. Кругом следы мародерства. Я уже не могу сдержать слез, реву в голос. Моё грёбанное воображение стучится в мозг, рисует картины гибели, я стараюсь не задерживаться ни на одном моменте, гоню все это от себя. Только бы увидеть их живыми, только бы успеть, хоть бы все было хорошо. Почему я раньше этого не сделала? Как я могла всех их бросить? Почему поверила? Быстрее, бегом…

5. Последнее слово

Я, конечно, обещал ей вести дневник дальше. Но сил нет ни на что.
Мы добрались до дома. Верины родные на месте, но тогда мы не знали, что с ними все в порядке. По дороге сюда дал кучу обещаний, триста раз сказал клянусь. Когда дверь открылась, майка, шорты упали на кеды. Ее последним словом было: «Мама».