Попытка возразить Губерману И. М.!

   Попытка возразить  Игорю  Мироновичу  Губерману
       Простите за сохраненную ненормативную лексику автора.

                Ни на что не способен я сам, в одиночку,
                только с помощью Господа, здесь ставлю точку!

        Нет и быть не может ничего хоть сколько-нибудь похожего на злобу, обиду, и уж тем более, ненависть. Острота и актуальность «гариков» требуют такого же, адекватного реагирования на них, но честное слово, Игоря Мироновича ценю и уважаю несоизмеримо выше, чем может показаться, если кто-то станет буквально понимать мои стихоплетные злословия! Наверняка, это можно было сделать дипломатичнее и корректней, но я не дипломат! Простите все и, прежде всего, Игорь Миронович!

Отнюдь, никто Ваших заслуг не умалит, мы, дураки, не скажем, что умны, 
Вы скромный, безусловно, делаете вид, а мы без вида всякого скромны!
Израиль, следуя грамматике,- отец, А Беларусь, вполне логично,- мать!
Не даст Вам Мать,- да, ну поймите ж наконец,- даже стишками на себя насрать!


          Игорю Мироновичу Губерману:
                на  Ваши  Гарики               
                Ни кому не известные ответы       
                От ни кому не известного  ТСТ
Перо и глаз держа в союзе, я не напрасно хлеб свой ем:
Россия – гордиев санузел острейших нынешних проблем.
(левее и выше – слова автора, Губермана, он значительно выше уровнем!)

                (а здесь, правее и ниже – мои! А так ли я прав, как ниже?) 
                Россия  -  может  и  санузел, зато  сама  не  стала  срать, 
                Поскольку  все  гавно  в  союзе, одной пришлось ей  убирать!
               
Мне повезло: я знал страну, одну-единственную в мире,
Живущую в своем плену, в своей же собственной квартире.
                Я знаю три таких страны,  гостеприимство всех широт где шире;
                Приезжие в дворцах расселены,  свои же, как всегда, в сортире!

Где лгут и себе и друг другу и память не служит уму,
История ходит по кругу из крови – по грязи – во тьму.
                Где верят тому, что солгали, злопамятством гробя умы;
                Истории круг  обосрали,  повинны  же  в этом  и  мы!

Цветут махрово и упрямо плодов прогресса семена:
Снобизм плебея, чванство хама, высокомерие гавна.
                Едва ли б я назвал прогрессом – навоз, в сравнении с гавном;
                Не может ведь прогресс, под прессом, ни в том цвести, и ни в другом!


В года растленья, лжи и страха узка дозволенная сфера:
Запретны шутки ниже паха и размышленья выше хера.
                Поняв все то, что Вы сказали,  хочу тому ударить в пах,
                Кто ощутив свой хер в анале,  пытался все же сеять страх!


Возглавляя партии и классы, лидеры вовек не брали в толк,
Что идея, брошенная в массы, - это девка, брошенная в полк.

      Кто считал многопартийность панацеей,  Думал: мало  нам одной в полку,
      Спидом, сифилисом, трипо-гонореей,  заразили   всю  политику!

Привычные, безмолвствуют народы, Беззвучные горланят петухи;
Мы созданы для счастья и свободы, как рыбы – для полета и ухи.
                Как рыбы, мы, возможно, молчаливы, из нас, однако, не получится уха;
          Понять же тех нам сложно, кто счастливы,- облюбовавших в Штатах петуха!
Все социальные системы – от иерархии до братства –
Стучатся лбами о проблемы свободы, равенства и ****ства.
                Тем иерархия по Далю, сродни системам, но не братству,
                Чем нами снятые сандалии, любви мешают, но не ****ству!
       (Прошла любовь, завяли помидоры, сандалии жмут и нам не по пути!)
Иерархия: (от греч. Hieros – священный и arche – власть) расположение частей или элементов целого в порядке от высшего к низшему. Употр.  для характеристики организации Христианской церкви; в социологии – для обозначения соц.  структу-ры; в общей теории систем – для описания любых системных объектов.

В кромешных ситуациях любых, запутанных, тревожных и горячих,
Спокойная уверенность слепых  кошмарнее растерянности зрячих.
                И зрячих вдохновляет и слепых  безукоризненно срифмованная фраза   
                Кавычек  и для первых и вторых не достает, чтобы понять все сразу.
                Когда бы понимали истинно слепых те «зрячие», которые у власти,
                Исчез бы перечень кромешных и иных, от коих закипали страсти!
Что ни век, нам ясней и слышней сквозь надрыв либерального воя:
Нет опасней и нету вредней, чем свобода совсем без конвоя.
                Нету  в мире свободы такой, чтобы напрочь  забыть о конвое,
                Как бы ни был хорош новый строй, не оставит свободу в покое!
                Безусловно, свободу менять,- вседозволенностью не годится,
                Не придется конвой применять, если вовремя спохватиться!
Нас книга жизни тьмой раздоров разъединяет в каждой строчке,
А те, кто знать не знает споров, - те нас  ебут  поодиночке.
        Чтоб из системы ебли, эпизода не оставив, мы в корне исключили прецедент,
        Нам нужно, раком ебаря поставив, ему напомнить, что теперь он – импотент!
Закрыв глаза, прижавши уши, считая жизнь за подаяние,
Мы перерыв, когда не душат, смакуем, как благодеяние.
                Открыв глаза, расправив уши, завоеванием судьбу и жизнь считая,
                Остановив на море и прервав на суше, мы разосрали  всё, охуевая!
Имея сон, еду и труд, судьбе и власти не перечат,
А нас безжалостно ебут, за что потом бесплатно лечат.
                Вот уж поспорить с чем нельзя, как говорится: нас ебут, а мы крепчаем,               
                Но изменить что-либо лишь ****я, сложнее, чем нажраться только чаем.
Дороги к русскому ненастью текли сквозь веру и веселье,
Чем коллективней путь ко счастью, тем горше общее похмелье.
                Едва ли веру в ряд один с весельем, поставить помогали коммунисты,
             Блюдущим меру в храмах и по кельям, не подойдет ярлык: коллективисты
        К ненастью русскому течь не могли дороги, дорог в России, как известно, нет 
        Един Господь,- не коллективны боги,- но коллективно разным все дают обет.
      Отсюда вывод: коллективность не помеха, невежество и в одиночку, и гуртом,
      Останется собой и в горе, и от смеха, один нажрался ты, или со всем двором.
      Один не будет счастлив  априори, ведь в бытии, подвергнув славу укоризне,
      Кому же скажешь ты, с собою споря, об одиночестве и смысле Вашей жизни.

Года неправедных гонений  сочат незримый сок заразы,
и в дух грядущих поколений ползут глухие метастазы.
                Не зная праведных гонений, с неправедными как сражаться,
                У предыдущих  поколений, однако, стоит обучаться.
                Диагноз правильный поставив, лечитесь грамотно и сразу,
                Из прежних опытов оставив, лишь то, что не несет заразу.
Лично я и раболепен и жесток, и покуда такова моя природа,
Демократия – искусственный цветок, неживучий без охраны и ухода.
                Смело так признаться мне сложнее, веря, что не раболепен, не жесток,
                Быть  Богобоязненным,  скорее, мне б хотелось, не срывая лепесток.
                Не уверен, что искусственное может, превратиться в демократию у нас,
                Натурал, естественно краснея, вряд ли назовется - пьедераст.   
                Неживучим без охраны и ухода, стать мог дефицит иммунитета,
                Если б не хранила мать-природа, все, чем заразила нас планета.
Жить и не трудно, и занятно, хотя и мерзостно неслыханно,
Когда в эпохе все понятно и все настолько же безвыходно.
                Сменив эпохою эпоху, безвыходность приметой эпохальной стала,
                Никто пока не понял кроху, что о хорошем и плохом нас вопрошала.
                Есть выход в разуме детишек, у нас остался,- только вход, однако,
                Не заглушайте детских «фишек», свои себе засуньте лучше в сраку!
Есть одна загадочная тема, к нашим относящаяся душам:
Чем безумней дряхлая система, тем опасней враз ее разрушить.
                Чем старых  маразматиков должна, быть лучше даже дряхлая система,
                Своих ведь  партократиков  она,  ведет  из  комсомола до Эдема.
                Из рук кормясь, отречься нелегко, от привилегий без забот и без закона,
                Им проще - нас задвинуть далеко, они не просто символ, а икона.
Уюта и покоя благодать простейшим ограничена пределом:
Опасно черным черное назвать, а белое назвать опасно белым.
                Назвать же белым черное легко, и белое чернеющим возможно,
                Но уезжать не бойтесь далеко, где и телят Макар пас осторожно.
Судьбы Российской злые чары с наукой дружат в наши дни,
Умней и тоньше янычары, и носят штатское они.
                Ликвидировав турецкую пехоту, сам Махмуд - второй не ожидал,
             Что в России в наши дни охота, будет к штатскому пришпоривать кинжал
Российский нрав прославлен в мире, его исследуют везде,
Он так диковинно обширен, что сам тоскует по узде.
             Прославлен? - Да! На сколько прав, что так диковинно обширен?
             Ведь не проглотит нас  удав, будь злобен к нам он, и не мирен.
             Едва ли только, по узде, мы грезим, якобы тоскуя,
             Ведь речь идет не о п……е, которой трудно жить без ……я.
Зима не переходит сразу в лето, на реках ледоход весной неистов,
И рушатся мосты, и помнить это полезно для российских оптимистов.
             Весна не станет осенью доколе, не заморозишь летом пессимистов,
             Мужик, оттаяв, выйдет в чисто поле,- посрать ему, что ледоход неистов.
Мечты, что лелеяли предки, до срока питали и нас,
И жаль, что одни лишь объедки от них остаются сейчас.
             В политике пищей для предков была коммунизма идея,
             Объедки грызут и нередко, защитники Мавзолея.
            
              Историей кто тяготится, предложит еду пусть другую,
              Сегодняшний строй не приснится, и завтра о нем не тоскуют.
              Живут же бомжи на объедках, почти никогда не болея,
              Тепло вспоминая о предках, «имея ввиду» ротозея.
              Чтоб кушать достойней, ребята, цвели чтоб сады и поля,
              Берите - ка в руки лопаты,  сполна поощрит вас земля.
              Когда же мозоли набьете, до боли, до крови, до «бля»,
              К прогрессу и тех привлечете, кто раньше не дал бы рубля.
У жизни свой, иной оттенок и  жизнечувствие  свое,
Когда участвует застенок, во всех явлениях ее.
              Узнать об этом от сидевших, полезней, чем туда попав,
              С водичкой сухарей поевших, безмерно жаль, о них узнав.
              К любым условиям привыкнуть, способен сильный человек,
              Хозяев тюрем мордой тыкнуть в плакат бы: двадцать первый век.
Не в силах нас ни смех, ни грех свернуть с пути отважного,
Мы строим счастье сразу всех, и нам плевать на каждого.
              Печален вывод, хоть и звонок, что грех отважному, как смех,
              Узнать не плохо бы с пеленок, что он не повод для потех.
              Тем, что на каждого плевать, когда всем сразу счастье строим,
              Едва ли стоит смаковать: чем возмущаем, тем не успокоим.
Любую можно кашу моровую затеять с молодежью горлопанской,
Которая Вторую мировую уже немного путает с Троянской.
             Просвещена, похоже, молодежь неплохо, коль помнят этих войн названия,
             Для современного лоха и лоха, тусовка в переводе, как свидание.

Вы заразили Гариками многих, писать по образу подобием начавших,
Интеллигент осудит и убогих, но и оценит культ Ваш развенчавших!

       "*"Игорю Мироновичу Губерману
       Я "чучу" "отчебучу" без обману!             Продолжение следует!