Глава 43. Судьба Чужака. 18 октября 1996 года

Глава 43. Судьба Чужака. 18 октября 1996 года
 
Осенью в начале четвертого курса надо было выбирать специализацию на два последующих года, с прицелом на возможную аспирантуру в той области химии, которой по советской системе люди занимались всю жизнь. Выбор предполагал закрепление за конкретной кафедрой.
Органика? Неорганика? Их подобласти? Энзимология? Физическая химия? Среди множества кафедр химфака выбрать было непросто.
В семье нашего героя не было химиков. Не было возможности продолжить семейное дело – с кучей наработок, связей, гарантированной аспирантурой и двумя-тремя знакомыми в штатовских университетах. Как не было при этом и возможности работать над дипломом в одном из институтов РАН, у «своих», и начать трудиться в конторе с четвертого курса, не появляясь на химфаке.
Судьба чужака везде одинакова. Он уже понял, что это такое и чем она заканчивается. Какая это горькая доля – чужой среди своих, пария.
Раб. Таскать баллоны из подвала на пятый этаж, работать жопомоем любому титулованному старику. Мытье жопы должно сопровождаться улыбочкой и сочувственными дружелюбными репликами, которые вы вставляете раза три за двухчасовое демагогическое испражнение деда. Кругом будут с деловым видом бездельничать «свои» – вчерашние одногруппники и товарищи по пиву.
Их вдруг отделит от тебя стена различных перспектив в жизни.
– Перспектива у всех… как известно… одна, – сказал на эту мысль Дима, с которым они курили 18 октября 1996 года у лифта на втором этаже химфака. – Но ты действительно… станешь объектом шантажа… и насилия… до звонка – защиты диплома. Выходов два... Либо ты… чужой среди своих, но с фигой в кармане… и неожиданным номером под финал… Как Штирлиц в «Мгновениях весны»… Как Наполеон, чужой в освиставшем его Конвенте…. С фигой… в виде солдатни Мюрата, которая ворвалась… Избила парламентариев, дико, зверски, как скотину… Они своим свистом довели их… боевого генерала до обморока… Мюрата у тебя нет… как у Наполеона, нет даже генерала Нея… Который тебе все просрет, верный тебе… И встретит за это смерть… Но ты и не Штирлиц… Или… ты им стал? – не меняя скорости речи, с нестираемой хитрой улыбочкой говорил Дима. – Тогда не парься... Встань над ситуацией.
– Как? – спросил Руль.
Попутно, через три года, он разгадал загадку Димы. Улыбочка с прищуром не была ни улыбочкой, ни манерой. Это была гримаса. Врожденная или приобретенная, скорее всего, вследствие ранних занятий боксом. «Он ведь иначе совсем не может». И замедленная речь, темп, который позволял Диме обдумать и свою фразу, и все возражения на нее. Вот разгадка...
– А представь… на секунду... что ты развращенная всезнающая дама… Ты знаешь все… об этом завкафедрой… Как его по ночам хлещет… по дряблым ягодицам твоя подружка… Б…ь в мотеле… Ты знаешь… об этих доцентах двух… Что они, скажем… любят друг друга и устроили гнездышко у папы… На даче. И гнездятся. Причем не просто… как любил красиво… например, Рембо – Верлена… А с этаким... свинством… Папа… У одного – министр, скажем, образования России…. Или замдиректора Института общей и неорганической химии… Неприкосновенны… Дед тебе скучен, Руль, ты куртизанка, со стажем… Мальчики-геи с их проказами… тебе неинтересны… Ты, кокотка, давно знаешь обратную сторону Луны… И как куртизанка… хочет постоянного… нескончаемого счастья… так вот и ты – хочешь нескончаемого… сладкого учебного процесса. Ты не хочешь баллоны таскать… с первого на пятый?
Вопрос не требовал ответа, и Дима, чуть помедлив, продолжил:
– И она в тебе… Дама с камелиями… В твоей, Руль, бессмертной душе… Она течет предвкушением… И не хочет, чтобы ее драла вонючая матросня… в трюме… Во главе с дедом, замом завкафедрой… А вонючая матросня – это твои одногруппники… И особенно развращенные бездельем и пьянством старшие. Это просто б…и обоего пола… Хе, вон смотри, Олег Шевяков пошел… Вспомнишь, а они и появятся… Не замедлят… Хлещет водку… От этого лицо оплывает… В очках выходит солидно, плюс десять лет… На семинары берут… Так что выберет куртизанка?
– Да, что? – спросил уже догадавшийся Руль.
– Экзотику… Негра, турка, самбо, смесь индейца и негра… И прекратит… крутиться среди развратных мещан… Экзотика... Вот выбор тех, кто видел… И знает.
– Да. Знает обратную сторону Луны. – Руль договорил мысль Человека с замедленной речью и пошел в столовую на втором этаже химфака – выпить шампанского, было уже три часа дня.
Шампанским в жизни отмечают поворот, достижение или, как Руль, разрешение мучительной загадки. Богатство выбора химических кафедр для вольноопределяющегося Руля... А в богатстве выбора и есть настоящее одиночество.
Шампанское подчеркивает и придает завершенности всем благим событиям и поворотам. Экзотика, значит.
И Руль пошел первым дипломником за восемь лет в лабораторию новых материалов.
Вторым чужаком в лаборатории стала Сирилла, мать которой работала пресс-секретаршей где-то у члена правительства России.
Сирилла была способной, умной, некрасивой девушкой, безнадежно влюбленной в пьяницу и наркомана Стасика. Она помогала жирному, просто невероятно толстому, за центнер, Стасику делать задачи, сидела с ним в библиотеке химфака МГУ во время его «отходняков», где он часами обрисовывал ручкой клеточки в тетради.
Принцесса Сирилла была парией наоборот. Мобильный телефон «Сони» был первым мобильным, который увидел Руль, и увидел его у нее в руках в 1997 году. К химфаку она лихо подруливала на BMW М3. Вызывала она зависть и недоумение по поводу своего нахождения в числе химиков, и эти чувства сообща вызывали отторжение среды.
Хотя химик она была что надо! От судьбы «девочки из банка» и потери себя ее спасла любовь к пьянице и наркоману, которого она не могла оставить одного на страшном, мрачном химическом факультете МГУ все пять лет. Стасик потом стал вице-президентом одного инвестбанка, заделался байкером и сильно похудел. «Сумел жизни отщипнуть!» – улыбается теперь Руль, встречаясь с ним от случая к случаю.
Принцессу Сириллу он любил за отстраненные разговоры о тщете всего сущего.
– Вот ты, Руль, сделал этот татуаж на губах и думаешь, что стал секси? Нет, ты стал похож на клоуна. А клоун – это роль в жизни. Клоун на людях – самый грустный парень сам с собой! И ты клоуном заделался, чтобы делиться чаще с нами грустью. На своем языке, который все принимают за веселый треп. А девочки – за похотливое воркование.
И когда речь пошла о выборе специальности, она так же была не ориентирована в химии, как и Руль. Мама в погонах, где-то наверху, «в городе в облаках». Она тут одна-одинешенька на грешной земле...
Руль выбрал экзотику. Лазеры, которые должны были применяться при синтезе новых материалов.
– Лазерный луч – это пространственная и временная когерентность. Согласованность колебательных процессов во времени и пространстве. Это еще и очень красиво, поверь мне, я знаю. Пошли! – сказал Руль Принцессе Сирилле.
И Принцесса Сирилла согласилась разделить с ним его одиночество в лаборатории лазерного напыления.
Руль активно проводил выходные дни предыдущего, третьего курса. «Анхаран», то есть днями, – он усиленно учил арабский; «ва лейлан» – ночами – тусил по клубам с солдатом Колином. Его замкомроты отпускал в Москву забрать трусы для жены и куртку-джинсы для себя у маман Колина – директора бутика на Ленинградке.
Они любили клуб «Гиппопотам» – заход через парк «Красная Пресня» в здание, где с фасада был ресторан «Санта-Фе». Заснеженный парковый круг со скамейками, с заваленными водочными и пивными бутылками, урнами.
На кругу дешево напивались перед карнавалом посетители… Вечер, и сзади лишь по высадке деревьев угадывался правильный рисунок каналов парка-усадьбы, предусмотревший главное – дивный и живописный квадратный островок.
Неприметная железная дверь «Гиппопотама». Внутри – жара и лето. Легко одетые люди. Лазеры. Да, лазеры! Рассеянные через дым! Замедленная сальса, которую отплясывали на уровне мастеров спорта международного класса просто невероятно красивые в этом дыму стриптизерши.
Руль не то чтобы думал, но чувствовал, что, занимаясь лазерами, он, конечно, непременно попадет в подобное место, где достаточно будет выкурить две сигареты, выпустить дыма, поставить музыку – и запляшут те колдовские огни клуба.
А стриптизершу он подберет у памятника Ломоносову.
В 1996 году солнце девяностых стало восходить в Апогей. А главной чертой Апогея девяностых было то, что все давали всем. Та часть плана, что со стриптизершей, была вполне реалистична.
Увы, его ждало жестокое разочарование. История с лазерами в жизни повторилась, но второй раз уже, конечно, фарсом.