Семейный портрет на 1 13 площади. Том 1. 1. 4
Мы с ребёнком нарисовали нашу Дачу.
На рисунке она получилась белая в полоску, а окно чёрное. Чёрный квадрат.. Вернее так: Чорный ;. Супрематические экстатации Малевича сыграли не последнюю роль в вихре спонтанных архиидей анархисюрреализма. Моя сказала, что Дача похожа на пирата с одним глазом. Чёрная метка. Квадратный коллапс. Наша Дача уникальное создание сюрреалистической действительности. Surnaturalis abstractum.
Если бы мы были богатыми, то отгрохали бы какой-то унылый дворец со всякими там стеклопакетами, телеантеннами-тарелками, фасадами-мансардами и бассейнами. Короче, полный набор материальной трухлятины и физико-химического законодательства с физиологическими поправками. Никакой анархии никакого хаоса никакой анойи. Скучно быть богатым. «Хочешь пирожное, хочешь мороженое…», «белый верх, чёрный низ; чёрный верх, белый низ» - всё есть, что хочешь и не хочешь. Хочешь – покупаешь, не хочешь – всё равно покупаешь. С тоски подохнешь. Только то и делаешь, что покупаешь. Как динозавр, жующий траву. Эволюционный тупик. Миллионер это нечто вроде диплодока. 998/999 – масса, остальное поделено между умом, сердцем и душой если последние два вообще имеют место.
Ребёнок изрёк: стрекоза – это она, стрекозун – это он, а стрекозёл – это их домашнее животное. Вот такая вот фауна. Когда-нибудь мы это изобразим. Конечно мы не рафаэли и не мондрианы, но идея у нас есть. Стиля никакого. Да и какой стиль может быть у натурализма-абстракционизма со всеми атрибутами дадасюрреализма и русской футуристической зауми? Устраиваем постояннодействующие выставки на 1/13 площади. Хоум-арт. Нигде не купишь, нигде не продашь. Шедевры не продаются. Рукописи не горят. Unicum museum. Rerum extremum. Cosa nostra. Etc.
Наш двор всегда был проходным и заходным. Заходили все кому не лень: в карты сыграть, в домино, бутылку выпить, с соседями поругаться, дебош устроить, на лавочке посидеть. Со всех дворов стекались в эту андромагнитную впадину. И непременно перед нашими окнами. Наш дом был первым пятиэтажным небоскрёбом среди одноэтажной равнины и плоских пустырей. Располагается он почти в центре холма, на котором когда-то стоял повелитель татаро-монгол или один из его полководцев и взирал на Русь. Историческое место, жаль вот табличку к нему никто не пришпандорит, что мол памятник истории, охраняется государством, и нас глядишь бы охраняли от инфляции, и нас, как реликты, туристы бы глазолупили, были бы мы живым музеем и плату за просмотр взимали бы, прямо как за Провал. Может потому что наша «хрущёвка» была первая и тоже в чём-то, получается, историческая, она так и манила к себе народец? (инородцев – нет).
Одна тринадцатая площади: мы здесь местные аборигены. Я – местный писатель и поэт. Поэты сейчас вымирают повсеместно, но я живуч как целакант. У каждого своя кухня: кто готовит картошку во фритюре, а я готовлю слово во фри-сюре. Я сам себя издаю для себя. Никто не хочет читать мой бред. Сам пишу, сам читаю, сам критикую, сам присуждаю… ну там Нобелевскую премию (как минимум). Я не люблю сочинять захватывающие сюжеты,ибо не люблю никого захватывать. Сам же хотя и читаю захватывающие книги не захватываюсь ими, т.е. не попадаю в ловушку сюжета, но восхищаюсь, если книга к тому же и глубокая, что бывает не часто, или принимаю к сведению, как информацию или антиинформацию.
Кстати, об антиинформации. Человеческий мозг пухнет от информации. Информация это шлак. Если его переработать это будет шлак вдвойне – нечто даже не уродливое, - ибо в уродливом что-то есть, - а отсутствующее, никако и омерзительно. Информация засоряет духоводы, по которым осуществляется твоя связь с иными твоими глубинами, с Высшим и… Одним словом от информации надо очищаться. А вот антиинформация расширяет эти самые духоводы. Она несёт дозы неописуемых птероноуменов.
Мои книги я стараюсь делать антиинформативными. Сюрреальность антиинформативна. Конечно крупицы информации нужны, но только крупицы – как щепотка соли. Антиинформация не захламляет океанический простор души, превращая его в аляповатый и пятнистый пейзаж отбросов цивилизации, а ещё более усиливая его прозрачную тёмно-индиговую лазурь, полирующую свой блеск неисчерпаемого цветового излучения. Её верные помощники самые несообразные неологизмы и сюр-логизмы, а также заумные и сверхзаумные антилогизмы.
Слово вообще идеальный носитель антиинформации и выразитель сюрреального. Понятно почему Бретон не любил музыку. Она наименее способна передать сюрреальное, а тем более заумное. Музыка слишком иррациональна с одной стороны и подчиняется законам гармонии с другой стороны, то есть слишком рациональна. А сюрреальность – это область чистого абсурда, она вне рационального и иррационального. Это область ни тьмы, ни света, ни сумерек. Это область иного. Слово – это тоже область иного.
Свидетельство о публикации №219040601340