Глава 50. Дома у аллеи. 3 сентября 1997 года

Глава 50. Дома у аллеи. 3 сентября 1997 года
 
В 1997 году начала строиться «Новая Москва». Нефть стоила копейки, и денег у российского капитализма хватало только на принудительный труд. Дома для новой элиты частные компании возводили силами строительных батальонов. В центре Москвы тут и там огораживались территории, сносились старые детские площадки и гаражи, начиналось возведение домов. Некоторые из свежепостроенных уже были готовы к сносу хоть завтра.
Но один квартал, в районе Пресни, был выстроен очень качественно, и он вписался жемчужиной в городской пейзаж на десятилетия.
Российская элита не любит сталкиваться лицом к лицу с собственным нищим народом. Вроде бы такие же, но только бедные. Да и громкий смех простонародья раздражает чахоточную барышню. Он ее пугает, и она вызывает полицию.
Отсюда советская традиция набирать дворников-татар (с трудом по-русски, из села, а не из сильной и умной Казани, разумеется), упомянутая всеми авторами эпохи, – этаких безграмотных, добрых «братьев наших меньших», которых позже сменили таджики.
Типичный образ советской дворничихи можно найти у Каверина в романе «Два капитана» (это по нему был мюзикл «Норд-Ост»).
«Чахоточная барышня» – основная движущая сила общественного мнения. На нее тратится львиная доля от сверхдоходов российского государства, вылечить ее от придуманных докторами болезней возят за нефтебаксы за границу. На ее ножки-спички натягивают сапожки «Луи Вюиттон», тощие ляжки покрывают мальдивским загаром. В шестнадцать лет ей вставляют фарфоровые зубы. Плечики ее зачастую шире задницы.
Ее дело – креатив. Писать, петь. И вести телепередачи.
Первое классическое описание этого типажа можно найти у Горького – в «Книге о русских людях» полстраницы про такую девушку. С тонкими кривыми ногами, постоянным трепом про Канта, Ницше, ночными мастурбациями на картину Крамского «Христос в пустыне». И все эти ее романсы «Приди ко мне» и придыхания, чтобы потрясти воображение купца первой гильдии и выскочить за него замуж.
В скверике напротив нового квартала Руль с другом Роем сидели летним вечером и кадрили двух «чахоточных барышень».
Они представились.
Тургеневские девушки внутри мажорок текли от восторга. Но положение обязывает. Положение помеси бизнесвумен и изящной аристократки с прозрачными руками. Это был первый раз в жизни Руля, когда он услышал имиджевый разговор про заграницу. И фразу:
– Молодые люди, мы с подругой встретились поговорить. Неужели нельзя просто поговорить?
Молодые люди сели напротив. Было темно. Под фонарями через улицу в направлении сквера развинченным шагом переходили два стройбатовца. Один – высокий и худой. Другой – совершенно крестьянского уклада заплывший жиром огромный дембель.
– Девчонки! – крикнул один из них, еще через улицу.
Гордые аристократки на свист не оглядываются. Девочки переходили к интересному обсуждению:
– Мы на пляже лежим, а он такой: «А давай в твой театр, как в Москву приедем! Ты будешь на моем кабриолете ездить».
Появились стройбатовцы.
– Здрасьте, девчонки. Ой, краса ты моя расписная, – сказал с волжским акцентом молодой гигант.
Худой и высокий обернулся на друзей и совершенно по-московски спросил: «Простите, ребята, не ваши подруги?»
– Да, мы с мальчиками.
Рой, озлобленный неудачами в личной жизни, сказал мстительно:
– Ты кричи громче, я вообще женат.
Руль кивнул москвичу в форме:
– Знакомьтесь, ребята. Мы не приглянулись.
И они пошли по своим делам. Сзади слышалось: «Ребят, мы пойдем, сядьте напротив, пожалуйста». – «Полюбилась ты мне, княжна... Посидим за гаражами? М-да, девчонки... В детстве в деревне на лошадей так насмотрисся, да на собак, что городскую девку враз портишь». – «Мы пойдем, ну можно? Куда вы нас хотите затянуть? У меня друг мент!» – «Да мы полчасика, я ее донесу, она же легкая такая. А-а-а! Не трогай мою руку!.. Смотри, Влад, сучка вражеская! Укусила российского воина, гадюка! А ну, тиха мне!» Сухой шлепок затрещины, скулеж...
Руль и Рой удалялись. На углу сквера они остановились покурить, полюбоваться новостройками, освещенными фонарями, на которых шла работа в ночную смену.
– Домов десять затеяли, – сказал Руль.
– Да… красотища.
Замысел архитектора был понятен в готовом разноэтажном корпусе. Верх высокой башни в двадцать четыре этажа был увенчан псевдомансардой еще на пять уровней. Наверху мансарды высилась башенка с колоннами.
Это была единственная продуманная, хорошая застройка Москвы тех лет.
Прочие новостройки отличались вычурностью, отсутствием стиля и дешевыми материалами, имитирующими роскошь.
Таков был, например, построенный для ельцинских трубадуров дом на Садовом, сложнейший проект, похожий на муравейник, где жить было невозможно. Об этом с возмущением рассказывал какой-то новый заслуженный артист в заказанной новоселами по центральному каналу передаче – с подачей для народа «богатые тоже плачут».
Подачей для власти было очевидное: переселяйте недовольную предвыборную труппу клоунов в такой же дом, как на Пресне.