Глава 58. Предупреждение Константина Борисовича. 2

Глава 58. Предупреждение Константина Борисовича. 27 июля 1998 года
 
Итак, Руль, как и Дима, окончил МГУ, но пока не окончил военную кафедру, восстановившись на ней только на пятом курсе. Впереди оставались сборы.
Со сборами дипломированному специалисту Рулю повезло. Стоял конец июля 1998 года, напряженное время, в воздухе пахло кризисом и вообще какими-то переменами.
– Курсанты! – обратился полковник Кучин. – Министерство обороны в моем лице извиняется, что за два года обучения оно не платило вам денег, положенных каждому курсанту военной кафедры. В силу нищеты нашей Родины.
Тишину прерывало только шуршание шин от паркования на плацу, за строем, двух «мерседесов» цвета «мокрый асфальт». В одном из них сидела какая-то студентка, а в другом – ее охрана.
– Ну и прочее, всем понятное. Но нищета, она палка о двух концах, дети мои. Когда вы нищие, как наша военная кафедра, от вас никому ничего не нужно. Я звонил в штаб, готова ли база сборов под Волоколамском. Какая база, на дворе дефолт! И где нам проводить обязательные сборы после военной кафедры, я их спрашиваю. Знаете… – задумался Кучин – мне сказали: «Да где хотите, хоть в навозной яме, как курица, с ними купайтесь».
– А… они там… не собираются… присоединиться? – задал Дима вводный риторический вопрос. Но ликование не позволило ему развиться дальше.
– Так что проводить сборы будем тут, в МГУ. Но – по полной программе.
Полная программа включила в себя только кросс в ОЗК – общевойсковом защитном костюме – и противогазе. Потом, после обязательной программы, все занимались хозяйственной ерундой.
Самым опытным, Диме и Рулю, доверили перерисовывать двадцать учебных плакатов, украшавших аудитории. Руль с Димой отпросились по причине отсутствия мольбертов к знакомой художнице, жившей в ГЗ. Место работы раза два инспектировали военные на предмет наличия курсантов, что, впрочем, не смущало владелицу комнатки в башенке на Главном здании МГУ.
На третий день она дала ребятам ключи от блока общежития и уехала на каникулы.
Порисовав дня три, Дима устал. И они поехали ксерить оставшиеся плакаты в печатный салон. Дальнейшая работа маркером по ватману уже не составляла труда.
В силу того, что каждый из откопированных плакатов приходилось прибивать гвоздями к фанерной основе, работа затянулась за положенные сроки военных сборов.
Но был август 1998 года! Никто никуда не спешил, ведь в стране случился дефолт.
Как раз числа десятого-одиннадцатого их, двоих оставшихся курсантов – какое там, лейтенантов запаса, уже вышел соответствующий приказ министра обороны о присвоении звания! – нарядили перекрашивать БТР МГУ, который стоял в эллинге на территории полностью боеготовый, но исписанный граффити до безобразия.
Когда они увидели БТР, то ахнули. Полковник Маратов рассматривал работу предыдущих студентов: покраска арматуры эллинга, трубы черные, а вентили, клапаны и прочая арматура – красная. БТР был расписан как танк «Тигр» в танковом музее в Кубинке. Свастик и крестов разных цветов на броне было штук пятнадцать.
Все это Дима и Руль закрашивали «натовской» серой краской дня три. И после этого им вручили приписные свидетельства с долгожданной записью: «Такому-то... присвоено звание лейтенанта. Приказом министра обороны №…».
Все. Выдохнули.
Они зашли к Константину Борисовичу. Пройдя мимо офицерской комнаты увидели, что на столе лежат два автомата, а военные поглощены пересчетом долларов. Откуда, интересно, они их раздобыли на сей раз?
Константин был грустен. Он сидел в наушниках, с кассетным плеером-кубиком «Sanio» 1987 года выпуска. Он, видимо, вперемежку слушал музыку и новости про дефолт.
– Здравия желаю, товарищи офицеры!
Он снял наушники, встряхнул растрепанные седые кудри на багровом опухшем лице – постаревший Карлсон – и выпрямился во весь свой огромный рост.
– Вы зашли попрощаться.
Дима с готовностью достал бутылку водки и отвинтил пробку. Разлили.
Константин взял рюмку. Он был уже чуть пьян.
– Ты, Дмитрий, молод… Просто свежий, как песок после дождя…
Дима вслушался в музыку из наушников.
– Ясно, опять «Скорпов» слушаете, «Born to Touch Your Feelings».
– Да ставлю, что взбрело в голову… А этот альбом, «Taken by Force», я двадцать лет назад в Венгрии услышал, на соревнованиях… Речь не об этом, – сказал он, рассовывая ребятам сувениры, – вот вам компасы в подарок.
Компасы были солидные, спортивные, с эмблемой Олимпиады-80 на крышке. По ребру пластиковой коробки шла сантиметровая линеечка для карты. Константин открыл компас и сориентировался корпусом на север.
– Это чтобы вы не сбивались с верного курса в жизни. Дело не в этом. Ты, Дима, кроме Набокова, русскую классику читал?
– Ну… ту, что русская… да, «Книгу о русских людях»… Горький... я ее только с собой и возьму на необитаемый остров…
– А вы, Руль? – Константин академически сбивался с «ты» на «вы».
– Да. Куприна, люблю «Поединок» и «Яму». Впрочем, «Поединок» затянут… Там бедный поручик затемно думает, идти ли ему на вокзал в позорных калошах смотреть на поезда да развлекаться. Или не идти, ах нет, не идти на вокзал, и дальше он вспоминает, как его бедняцкие калоши господа на вокзале обосрали. Ну не бред? Если бы я, когда подрабатывал на стройке, предавался таким мыслям, я бы повесился на башенном кране.
– Эко… Куприн! – сказал Константин Борисович. – Это ты сам сказал… Выкинь там все. И оставь два рассказа – «Мелюзга» и «На покое». Читал?
– Нет.
– Ни о чем тебя Куприн не предупредил… Эти две вещи. Это ваше начало и ваш конец. Ваша общественная роль – русский интеллигент? Да. В юности русский интеллигент – это «Мелюзга». Дальше, ну дальше, если выживает, то среднего возраста у него нет. А в старости – это герой рассказа «На покое».
Он стал ковыряться в том же шкафу, вынул коробку с подарочными компасами. Там же лежали одинаковые книжки. «А. Куприн. «Поединок», повести и рассказы. В подарок офицеру».
Он вручил каждому по тому.
Дима, сдувая пыль, листал страницы.
– Ха, «Мелюзга» – это наше начало?
– Да, а «На покое» – ваш неизбежный конец. Кругом, марш! Читать.
– Слушаемся, товарищ майор.
Константин Борисович был майором в отставке.
Стоял август 1998-го, кругом шуровали машины, дефолт. Вспыхивали споры. Что может быть лучше в такой момент, чем после эллинга и вони от краски сидеть на ступеньках старинного здания МГУ и читать Куприна, дожидаясь бумаг, которые надо будет подать в военкомат?
И прочли. Часто смеясь и обмениваясь уместными для их лет и времени циничными репликами.
«Мелюзга» в памяти Руля отложилась так.
Два молодых интеллигента – учитель и фельдшер – работают каждый по своей профессии в деревне. Очень молодые, они не находят общего языка с местным населением. Учитель начинает пить. В запое он овладевает семидесятилетней старухой. Приходит в себя в ужасе от того, что сотворил, впадает в новые запои. И выкидывает подобные, да еще и похлеще, номера. К нему приходит молодой фельдшер. Сочувствует, говорит, что тоже приехал сюда из человеколюбия, лечить недужных. И крестьяне так же издеваются, как над учителем – дети. Все верно. Все правильно…
«Только зря ты, учитель, водку пьешь». – «А что делать?» – спрашивает учитель. «Да эфир со мной нюхать», – как-то так отвечает фельдшер.
Они вместе начинают нюхать эфир, зимуют, и их, заплутавших в жизни, весной уносит под парами диэтилового эфира на льдине по реке.
Так отложился в голове Руля сюжет рассказа Куприна «Мелюзга», первое предостережение Константина Борисовича. «Мелюзгой» он хотел предостеречь Руля с Димой от ошибок на старте жизни.
А что он хотел сказать, назвав «курсовым» рассказ про богадельню для актеров «На покое»? Весь мир – театр, а мы все в нем актеры, которых ждет покой?
«Ему было жаль водки, но он никогда не умел отказать, если его о чем-нибудь просили.
– Эх, ну уж ладно, давай стакан, – сказал он, сморщившись.
В темноте опять заплескала жидкость и зазвенело стекло о стакан.
– Ну, вот спасибо, братик, спасибо, — говорил Михаленко. – Ффа-а-а, ожгло!..»
Второе предостережение Константина – загадка. Пока.