Глава 61. Утка. 10 ноября 1998 года

Глава 61. «Утка». 10 ноября 1998 года

Гремела музыка. Руль отвернулся от стойки бара, на которой от танцующих яблоку негде было упасть, увидел мужскую задницу, которая очень высоко (вероятно, исключительно длинное достоинство) поднималась в такт музыке над раздвинутыми девичьими ногами.
Девушка лежала на деревянной скамейке, одну ногу она отодвинула под стол, другую подняла вверх вдоль стены.
Ее лицо было обращено к Рулю. Она смотрела прямо ему в глаза, рот был открыт, он понимал, что она истошно орет от удовольствия, пользуясь тем, что ее крики перекрывались грохотом музыки. Чей-то высокий каблук сбил ему пластмассовый стакан с пивом. Виновница сразу же присела на стойке: «Ну извини, золотце». Они поцеловались взасос, и извинение было принято. Девушка не была «фронтвумен» дискотеки на стойке бара, и Руль не протянул ей руку – мол, спускайся, посидим, я расскажу тебе одну интересную штуку про мартини. Руль решил осмотреть помещение на предмет свободного угла.
Клуб «Голодная утка» – «Hungry Duck». Как он был устроен изнутри? Овальная стойка бара, приспособленная для танцев на ней – с шестами в потолок. Ширина ленты «танцпола» вокруг нее – полтора метра. И ниши, нечто вроде отдельных кабинетов, в каждом большой стол, вокруг которого узкие деревянные скамейки, прибитые к полу и стенам. (Детали общеизвестны, любопытный читатель всегда может их найти.)
В нишах был темно, на всех столах в «прайм-тайм» танцевали. Все-все – и скамейки, и столы – было липким от спиртных напитков. На стол, разумеется, руки не положишь, это элемент танцпола. На скамейках и столах ниш можно было свободно заниматься любовью, там царил, как сейчас сказали бы, разврат.
Очень редко откровенно заигравшаяся парочка становилась жертвой бдительной охраны, которая подходила с фонариком, предлагала одеться и покинуть клуб. Для этого парочке надо было раздеться совсем догола.
Естественно, никто не ходил в клуб с подругой или молодым человеком. Все посетители шли с совершенно конкретной целью. Секс. Тут немедленно, или дома, или в отеле, но в ту же ночь.
Клуб с года девяносто седьмого стал приобретать всемирную славу. Иностранцы, которые меняли там по две-три русских партнерши за ночь, терялись в догадках. Откуда столько голодных женщин? Война в Чечне или в Афганистане? Дело было, конечно, не в том, что мужиков не хватало, а женщин переизбыток в России. На такой клуб нашлось бы всякого. Проститутки тоже приходили, хотя они там были ни к чему.
Основатель клуба изобрел радикальный метод борьбы с проституцией, за что ему, конечно, положена международная награда.
Что любил Руль в «Голодной утке»? Зимние вечеринки. Зайдешь с двадцатиградусного мороза и очутишься в битком набитом помещении, среди полураздетых и раздетых людей, очень громкой музыки, жары. А потом выйдешь на балкон... В клубе был огромный балкон, площадью в половину помещения внутри. Выход на него был оформлен в виде узкой железной пожарной лестницы, с дверкой в одном из закутков.
Курить под утро, восстанавливая слух. Чувствовать облегчение. Не только, кстати, сексуальное. Выйти на балкон после пары часов движений и часа поцелуев в нише, на свежий морозный воздух…
Это трезвило, и трезвило удивительно мягко, дарило ощущение счастья и жизни, которая вся впереди.
Вот что давал взгляд вниз, на метро «Кузнецкий Мост», с балкона «Hungry Duck» в половине пятого утра 10 декабря 1999 года.
Впечатления иностранцев, впервые посетивших клуб, были другие. В нижеследующем впечатлении, рядовом для тех лет, видно, что крыша у его автора съехала от одного посещения настолько, что он вспомнил в короткой заметке, все свои познания о российской истории, включая Пугачевский бунт!
«Войдя, мы оказались в парилке, придавленные телами и красно-зелеными огнями. С помоста к брюнетке за барной стойкой, прямо передо мной, добрался одетый в детское масло и черную маску Дарт Вейдер, щеголявший плавками-стрингами. Он подсадил ее на сцену. Двое других стриптизеров – блондинистый Зорро и славянский вариант мексиканского мачо, тоже в масках и стрингах, – шествовали по краю стойки, ускользая от нетерпеливых миниатюрных рук молодых девушек. Мы делали все, чтобы устоять на ногах во вздымающейся толпе, в потоках горячей, потной плоти и мокрых шевелюр.
Женщина на сцене, качаясь в такт приливам и отливам спиртного в своих артериях, неожиданно обрушилась на Дарта. За минуту она оказалась на спине, со сброшенной блузкой и лифчиком, улетевшим в толпу, как потный кружевной бумеранг, и Дарт хватал ртом все ее тело сверху донизу. Бармен брызнул из бочки «Heineken» в толпу, губы ловили питье на лету.
– Эти женщины – профессионалы, им платят? – спросил я, промокнув от пива левый глаз.
– Нет, – ответил Сергей. – Вы только взгляните. Это девушки, с которыми вы в метро ездите.
Он был прав. Это были дочери пролетарского класса, когда-то грубого, но священного, а теперь уже только грубого. Гордые носительницы кудрей Фэрры Фосетт и блузок венгерского производства, прилежные поклонницы густых румян и болгарских теней для глаз, девушки, которые пили советское пиво с запахом буры и назначали свидания юным головорезам из мафиозных кланов Подмосковья.
Это и были девы из толпы, которые за восемьсот последних российских лет внешне изменились, но остались теми же по духу. Порабощение монгольскими завоевателями, крепостничество мелкопоместных феодалов, закрепление за упадочными колхозами и фабриками, а теперь – эксплуатация в олигархическом, коррумпированном государстве без руководства. Несмотря на все перетряски, для этой толпы, запрограммированной исторически, свобода оставалась в меньшей степени осознанным волеизъявлением и в большей степени анархией, отречением и взрывающим кровь стремлением к Пугачевскому бунту.
Этих молодых женщин не найти у городских элитных ночных клубов. Но их присутствие здесь вдохновляло, это были настоящие, приземленные типажи, реальные люди, сестры по духу, и в этом был резкий контраст с элитными Венерами с мраморной кожей, которые плавно несли себя по городским улицам, останавливаясь только для того, чтобы изучить свое отражение в витринах модных магазинов.
I’VE GOT THE POWA!
Вдоль сумрачных проходов заведения, до стоек из красного дерева и шатающихся столиков, женщины врывались своими бедрами в ритм, как поршнями, в ритме скоростной стрельбы, бум-бум-бум, как будто бы выкачивая первородную влагу, которой живится мир. Те потоки, которые вопреки столетиям пуританства и легкому налету цивилизованности выталкивают в жизнь одно поколение за другим.
I’VE GOT THE POWA!
Сами стены покрывались потом труда этих женщин.
Нахлынула жара. Вентилятор на маленькой стойке безумно вращал потоки тепла от тел. Что-то назревало, львы ждали христианина, дамоклов меч занесся, чтобы рассечь раскрученный воздушный поток. Это случилось после, когда овощеводы, и бухгалтеры, и экс-заключенные, и кухонные работники потерялись в толпе, жаждущие танца, расслабившие руки…
YOU GOTTA LICK IT!
Крики и взвизги. На сцене голая до пояса женщина пьяным движением стащила блузку со своей подруги, которая затем свалилась на спину, утопив взгляд в алкоголе, и точно так же лишилась трусов. Ее бедра неожиданно оказались на уровне лица той, которая ее и раздела, голова ее бессильно болталась из стороны в сторону, босые ноги медленно двигались вниз и вверх по скользкой потной спине под ними.
Деяния Сафо обрели продолжение, и все вокруг нас утонуло в повторяющихся стонах.
За нами женщины водили руками в такт музыке, нас касались их ничем не сдерживаемые груди. В толпу полетели еще брызги «Heineken» от бармена; жара, пот и пиво облепили наши лица, как пропитанная теплой мочой марля.
Теперь для Дарта солировала коренастая селянка, ее плоские ступни монотонно топтали стальной прилавок, пальцы пробежались по пуговицам блузки. Он, укрепив маску, принял позу ниндзя, она, выскользнув плечами из одежды, рухнула на него. У нее были длинные груди, и Дарт попытался ее «подоить», но она стряхнула его руку с криком «Не надо!», когда он хотел к ней прикоснуться. Она месила его плечи и грудь, как шпатлевку, и заставила его опуститься на колени.
Мы пробрались сквозь окружавшую нас плоть в бар в боковом зале. Мы заказали бочковое пиво; оно было холодное, но с бензоловым привкусом».
Это впечатление сохранил для поколений американский журналист, лауреат Пулитцеровской премии Джеффри Тэйлор. Он упомянул еще и проститутку, раздававшую бумажки с надписью: «Я глухая, секс сто долларов». Истинной сексуальной свободы он, к сожалению, не увидел или не написал о ней в статье.
И наверняка проститутка с запиской разбиралась в высшей математике, а он нет.
…Однажды Руль и некие Слава с Андреем – предприниматели, с которыми он в тот вечер познакомился в баре «Ямал», – навестили «Утку» и встряли там в драку. В запале Руль отнял у одного из соперников увесистый, конца девяностых, мобильник, и втроем они отогнали целую стаю юношей бандитского вида. На следующий день он проснулся и обнаружил у себя мобильник. Понял, что надо вернуть. Позвонил по телефону в записной книжке и через час встретился со вчерашним бандитом.
– Да, уронил вчера в клубе, – говорил ему заклеенный пластырями молодой человек. – Спасибо, что подняли.
– А вы где работаете? – полюбопытствовал Руль.
– Я помощник депутата Госдумы, но, если по-честному, я его водитель.