Глава 65. Начало Заката девяностых. Ноябрь 1999 го

Глава 65. Начало Заката девяностых. Ноябрь 1999 года
 
Была осень. Москва гудела после недавних взрывов домов, и до «созданной напряженности» как стиля управления людьми оставалось чуть. В России – год, в Америке – два.
А пока... Пока Руль шел расслабленно, не торопясь мимо сада «Эрмитаж» и вдруг услышал танцевальную музыку. Сад был освещен, мимо шла радостная пьяная молодежь, и он понял, что внутри сада – клуб.
Была ли это «Парижская жизнь», которую отличал танцпол в обрамлении четырех штанг «Эйфелевой башни», уходящих ввысь и упирающихся в потолок, или клуб до «Парижской жизни»? Руль не запомнил.
Зашел. Сидели две девушки, обе – он умел определять рост сидящего человека – высокие, одна была темненькая и скучала, а другая, со светлыми волосами и, как выяснилось, карими глазами, живо смотрела кругом и выходила потанцевать.
Они были американки, приехавшие учить русский язык и жившие в общежитии на улице Волгина.
Разговор с подсевшим Рулем начался по-русски. Русский язык они знали очень плохо.
Руль продолжил по-английски и вдруг почувствовал, что его английская речь произвела переворот в отношении к нему светловолосой американской француженки Мишель Эмбер. Был ли его английский забавен? Или он был эротичен? Но она потом звонила раз пять из Америки послушать, именно послушать, его голос и его английскую речь.
«Янтарная Мишель… Твой папа – большой поэт». И рассмеялась. Она смеялась часто.
Он ей понравился. Подруга, приехав в Россию, невзлюбила Москву, замкнулась, перестала выходить гулять, начала пропускать занятия, и тот вечер Эмбер посвятила ей. Вытащила в свет, чтобы вывести ее из ступора.
Они часто обсуждали недавние взрывы, когда она, чуть позже, сняла комнату и поселилась на проспекте Мира. Делились версиями, сочувствовали тем, кто пострадал.
Потом шли заниматься американским сексом, после которого Мишель его благодарила:
– После такой стимуляции у меня точно не будет болеть голова.
Однажды он спросил ее:
– А как мама и папа? Они волнуются, что ты в России, да в такой момент? Ты им звонишь?
– Зачем? Я им звонила, как положено, в День благодарения, а я, моя Россия и мои российские взрывы – это мои российские дела.
Москвичи в основном кормились информацией по телевизору (Интернета не было), были тревожны, какое-то время существовали придомовые комитеты по круглосуточному дежурству.
Стресс был жесточайший. Вылился он в закрытие подвалов и чердаков, в железные двери с домофонами, повсеместно. Трудно поверить, но годом ранее можно было зайти почти в любой высокий дом, подняться на крышу и любоваться Москвой с панорамой в триста шестьдесят градусов.
Настороженность к чужакам около дома, выглядывание в окно при звуке паркующейся машины – это все отзвуки 1999 года.