Почва, грунт и Том Арайа

                Подарок для Паука Троицкого
     В розовой разлетайке, совершенно по - шиллеровски оттеняющей курчавые бакенбарды и чуть сдвинутую набок широкополую шляпу из витой вручную тайской соломки, в кожаных кавалерийских чикчирах с собольим подбоем и скромным лейблом  " Абаддон " на заманчивой выпуклости правой ягодицы, так и играющей под пристальным взором графа Невзорова, уманивающей мечты аналитика профессиональной журналистики России в сторону разврата и непослушания, рыжебородый и неистовый Белковский нехотя свесился с крыши Эрмитажа, откуда он только что сбросил вниз Нарусову, с коротким вскриком  " А мамыньки, ухойдакали " шлепнувшуюся под блестящие желтые ботинки графа, наотличку от Павловского козыряющего именно желтым цветом.
     - Чо тебе, Ляксандра Глебыч ? - зажурчал, поскребывая когтями свинцовую крышу дворца Белковский, донельзя недовольный отвлекающим маневром Невзорова, таким хитроумным макаром высирающего потуги к проявлению минимального интереса со стороны автора ( меня, стал быть ) к вялотекущей мышиной возне нашей политицки - стратегицкой авансцены конечного крэйзи хауз, о котором в свое время предупреждал Герцена адресат издевательской по сути сказочки, написанной в иллюзиях игр разума, преподнесенных тем ефрейтором, что хуже дочери проститутки.
    - У меня дочь, - сумеречно ковыряя свой глаз штопором, заметил Невзоров, маня еврейского кудесника печатным на Госзнаке пряником, прячущимся вместе с камнем за оттопыривающейся пазухой графа.
    - Га ! - заржал Белковский, облапив руками водосток Эрмитажа.
    - А пошто ты глаз - ту выковыриваешь ? - спросил после Белковский, намекая закамуристым вопросом на лопату Хичкока, ибо уже смеялись все, кто мог и хотел, целых четыре кальмара и полтора землекопа, ползая и киша в уютной тесноте редакции газеты  " Поле - полюшко " славного города Мухосранска, сплагиаченного президентом страны из Арканова, стратегией Двадцать на х...й внедрившего оный плагиат повсюду, так, что аборигены великой страны уже и затруднялись точно определиться с координатами : то ли они в Благовещенске, то ли в Пильне, что раскинулась вольготно на реке Пьяне Мордовской чети, а то ли, вообще, в пяти километрах от МКАД, живут такие, как старичок Коробейников, копют, суки, силы для противодействия верному курсу в Изабеллу Кларк, злоумышляют, слушая Шендеровича на бибисях, картаво разъясняющего с берегов Потомака о сути либерализма в зоне племен Пакистана.
    - Воплощаю свой же сценарий, - высокомерно гугнел Невзоров, красуясь зауженными по моде брюками, - из чеченского боевика времен приватизации. Там Ломоносову глаз вышибли.
    - Х...ем ? - ужаснулся веселый еврей, зная о королевском крокете, недоступном графу, в отличие от того же рыжебородого, а также памятуя Годохму, неизменно и прямо в середине сказочки вышибающей своим красивым и длинным один из глазцев Диты фон Тиз.
    - Зачем х...ем ? - удивился Невзоров, вползая кошмарным нетопырем, словно Борисова или Баронова, на крышу Эрмитажа и хватая завизжавшего Белковского за ногу. - Снарядом из орудия, например, пулей, там, - жевал он непослушные слова, покрывая аналитика сверху, точно короста, - из гранатомета или свинорезом, не суть.
    - А я об чем ? - радовался преждевременно Белковский, замирая трепещущим сердцем от тяжести тела Невзорова. - Не суть, ежели смысла нету, а его нету и никогда не было в твоем кине, раз уж ты идиота Нагиева приспособил. Га ! - снова заорал Белковский, ощущая челюстные жвала графа своей трудовой спиной. - Ты бы еще Роста воткнул в фильм каким гаишником или бабушкой всякому внуку. Ты чего, Глебыч ? - начал потихоньку пугаться претерпевающий, чувствуя перетекающую силу жидаев вовнутрь ушлого и опытнейшего, как Кусумда, Невзорова. - Высасываешь меня, что ли ?
    - Как Хабенский, - подтвердил подозрения Невзоров, на мгновение свысока оторвавшись от спины соратника, - из лукьяненовского шедевра. Щас заберу все твои силы и стану могучим Виниту, будут меня приветствовать божии старушки Урганты по чину и статуту  " Приветствую тебя, Виниту, и всю твою х...ту ".
    - Плагиат, кажись, - осыпаясь сдувшимся телом, шипел Белковский, нелепой кляксой остывая на крыше Эрмитажа. Граф поднялся, обозревая окрестности из под оранжевой каски, по технике безопасности сныченной с павшего, и радостно вскрикнул, обнаружив на горизонте бытия милого друга Николая Свинадзе, застывшего соляным столпом истинной веры перед нерукотворным шедевром некоего Ивлукича.
    И все бы ничего, все бы вуматину, но вот вспомнился графу в этот момент ситуации другой Коля, даже не один. Цискаридзе, тот, что уехал на Дальний Восток, Крючков и Коперник. Застонал граф сквозь зубы, вкусив конкуренции в помыслах, и ежели б не доброхотная санитарка из ближайшего Бедлама, откуда и Невзоров, и Белковский, и Свинадзе были выпущены пробздеться чутка перед ежевечерним приемом положенного по обету амитриптилина, циклодола и прочих приводящих в чуйство порошков и мазей, то быть беде, как пить дать, бросил бы граф клич и, кто знает, произошла бы революция в быту. Но к счастью всех людей доброй воли красотка Готфрик скрутила Невзорова одной левой и забросила на х...й, точнее, на законное место на проволочной коечке того крэйзи хауз, о котором, как я уже говорил, и упоминал адресат этой надменной истории из жизни насекомых, все не устающих шуршать и шебуршать чепухой из слов и слов, забываемых уже в процессе говорения. И слушания с читанием тоже.
    И в этом, Сергей Евгеньевич, судя по наименованию : родной сын пропавшей с концами моей любимой музы Жени Васильевой, вручившей бразды правления моего сердца Богине Бэйли Джей, залог победы психицкого здоровья и правильных енотов, заглядывающих в пруд с чудесной Сомиком, улыбаясь во весь рот, пусть и без зубов, по х...й.