Сашка. Глава четвертая

Предупреждение! Текст содержит ненормативную лексику.
18+


     Эк же бабка всё-таки интеллигентно в дверь стучит! Обычно, если уж к нам долбятся, то так, чтоб дверь ходуном ходила.
- Вика! К тебе пришли.
- Кто?
- Не знаю. Иди сама разбирайся.
Странно… Чтоб бабка да из дома вылезла, когда ломятся… Да ещё и вечером! Она, как стемнеет, носа во двор не кажет. Пойду, посмотрю…

    
     Опа! Это ж Наташка! Вот уж кого не ожидала. После того, как её маман меня с батрачества выперла, я уж думала Натали про меня и думать забыла.
- Привет!
- Ну, привет. А ты чё тут?
- Да мы погулять решили. Пойдешь с нами?
- А с кем ты?
- Да с Сашкой! И ещё там один. Вова звать. Так идёшь?
- Ща, оденусь.


      Оставив Наташку во дворе, умчалась одеваться. Круто, что у меня нынче длинный выходной! Да, я наконец-то нашла себе работу. Вернее, служба занятости мне её нашла. На шелковом комбинате, прядильщицей. А мне там понравилось! И пох*уй, что зарплату толком не платили. Не, платили, но… В общем, они придумали свои собственные комбинатские бабки – шеленки назвали. Цветные такие, яркие. Часть из них в течение месяца меняли на нормальные бабки. Рублей так восемьсот. А на эти самые шеленки можно было в столовке отовариться, в буфете и ещё в магазинчике. Ху*ево-то было всем, вот и с комбинатом порой рассчитывались бартером. Вот этот бартер в магазинчике, что в комбинатоуправлении был, и продавали. Ну, чё сказать… Ассортимент там был как в совдепии. То есть, купить порой можно было вполне нехилые вещи – от носков до сковородок. Но везло не всегда. Хотя я там даже стринги-недельки себе прикупила! Да и вообще приоделась.


     Так вот, длинный выходной – это когда отработала неделю с первую смену, до полтретьего, а следующую идти во-вторую – к двум. И из двух выходных получается почти три.


     Одеваться, одеваться… Так… Джинсики… О, да! Я прикупила себе джинсики – черные такие. Не фирма, конечно, но… Вторые, бл*я, джинсы в моей жизни! Первые мне кто-то из родни ещё в детстве присылал. Курточка… Из кожзама, с подстёжкой, в стиле косухи. Зеленая. Захотелось мне яркого в жизни. Беретик... Глянула в зеркало Вау, да я  крутецкая круть! Так, пора – Наташка же ждет.


     Наташка так и тусовалась во дворе – с бабкой трепалась.
- Всё, я готова. Пошли, - я потянула её за рукав на улицу, - Мужики ждут.
- До свиданья! – успела вякнуть она бабке, - Да не тяни ты меня так! Никуда они не денутся.


     О, наивная! Причем тут мужики? Я просто не хочу, чтоб она лишнего с бабкой трепалась. Ещё ляпнет чего-нибудь ненужного, а мне потом выслушивай. Или бабка ляпнет…


     Тем не менее, мужики ждали. Стояли вдвоём на дороге и послушно ждали.
- Приветики! – кивнув Сашке и поймав ответный кивок, уставилась на второго. Ну, чё сказать, обычный мужик лет сорока. Или просто плохо сохранился – так тоже бывает.
- Знакомься, Вик, это Вова, - махнула на него рукой Наташка.
- Очень приятно, - Вова ухватил меня за протянутую к рукопожатию руку и типа галантно обслюнявил её. Фу! Терпеть не могу такие показухи. Тоже мне, гусар ощипанный!
- И куда мы идём гулять? - выдернув руку, я обернулась к Наташке.
- Мы идём в гости. К Вове.


    Ну, к Вове – так к Вове. Мне, в принципе пох*уй. Лишь бы тепло было, а то конец октября как-то не слишком располагает к уличным гуляньям. И мы пошли – вглубь поселка, оставляя цивилизацию за спиной. Не, конечно никакую цивилизацию мы не оставляли. Просто уличным освещением красовался только островок многоэтажек, остальную же часть поселка занимал частный сектор. А он таким похвастаться не мог. На моей улице длиной километра в полтора, например, горели всего два уличных фонаря. От остального города мы были отделены полосой заводов. Чего там только не было! Асфальто-бетонный, цементный, шиферный, гипсовый, кирпичный… Даже ТЭЦ была! А виноваты в такой безумной индустриализации были залежи известняка и щебня, до которых даже пешком было рукой подать.


      Пока мы топали по темным улицам, Наташка трепалась безостановочно. Что думала, я её видеть не захочу, после того, как со мной обошлась её маман – выкинула на мороз практически полуголой и даже денег на дорогу домой не дала. Не, от Наташки до меня минут сорок пешим ходом… Но не по сорокоградусному морозу же! Во, дурында… Наташка-то тут причем? Не она же меня выгнала. Она при этом даже не присутствовала… А сегодня Вова позвал их в гости… А ей так не хотелось быть единственной девочкой на попойке – ведь даже потрепаться не с кем будет. А подружек у неё так и нету. И тут она вспомнила про меня – ведь гости оказались в моём районе. А Сашка сказал, что я к нему заходила уже после ухода от Наташкиной маман. Значит, я не злюсь, и можно позвать меня с собой. На том и порешили…


     Под её треп дошли до самого цемзавода. Его ещё во время войны притащили к нам из-за Урала. Построили цеха, воткнули рядом двухэтажные бараки и на том успокоились. Большая часть предназначалась для семейных и была в виде квартир, а два – общаги для одиноких. Годы шли, а бараки так и остались. И люди в них тоже. Тогда, много лет назад, было не до изысков – шла война. Поэтому в бараках не было никакого благоустройства – отопление печное, сортиры общие и на улице. Баня тоже была общественной, построенной на территории завода. Воду брали в уличных, вечно зимой замерзающих колонках. Много позже, когда бараки начали повсеместно сносить, оказалось, что эти бараки - очень даже капитальные строения. А как же, во времена Сталина строили на века! Потому, в отличие от счастливчиков из деревяшек, жителям цемзаводских бараков не повезло – их было решено не сносить, а благоустроить. Провели центральное отопление и воду. Правда только холодную… И без канализации… Так что, и общественная баня и сортиры на улице никуда не делись. На том благое устройство и закончилось.


     Вот в такой барак мы и пришли в гости. В общагу. Эти общаги даже в нашем криминальном насквозь поселке пользовались дурной славой – пьянки, драки, изнасилования, наркота… Не будь с нами мужиков, я б на пушечный выстрел к ним не подошла! Как и к сортирам… Проверченные в стенах этих сортиров местными вуайеристами дырки для подглядывания – это ерунда. Там даже днём насиловать умудрялись. И зайдя туда, можно было наткнуться и на обдолбышей, и на насильников… И вообще из него не выйти. Местные держали нейтралитет – свои сортиры запирали на замки, а в открытые даже не совались, чтоб там не происходило.



     Послав на х*уй бухую в гов*нище комендатшу на входе, Вова потащил нас на второй этаж в свои хоромы. Которые, как оказалось, он делил ещё с тремя мужиками. Пьянка там шла полным ходом. Наверное, и не прекращалась никогда. Стол, стоящий посередине комнаты, заставлен пластиковыми бутылками с разведенным спиртом и стопками, на грязных тарелках сиротливо ютятся куски какой-то жратвы. Напротив двери замызганное голое окно мутным бельмом пялится в ночную тьму. Возле стола стоит одна табуретка, остальные сидячие места – четыре кровати с провалившимися панцирными сетками, застеленные грязным сальным бельем. И всю эту красоту освещает стоваттная лампочка, болтающаяся на голом проводе в центре потолка. Красота! А, по****. Главное – тепло. Щас накачу пару стопок, и станет вполне уютненько.


      Расселись. Я застолбила за собой табуретку – так безопаснее. Из кровати пока выползешь, а табуретка ближе всего к двери. Удирать проще. А что? Мало ли… Сашка расселся на кровати и подтащил к себе поближе Наташку. И хе*ра с два я буду навязываться и лепиться рядом! Вторую из двух кроватей, возле которых стоял стол, оккупировал Вова. Он ещё со времени знакомства пытался притереться ко мне поближе. Уже достал. Во-первых, противно, когда сорокалетние мужики пытаются вести себя как мои ровесники. Так и хочется спросить – ты и правда считаешь меня такой тупой, что я приму тебя за ровесника, или просто по жизни придурок? Во-вторых, я сама живу в чуть лучших условиях, к себе его не потащу ни за что – слишком навязчив. Знаю я такую породу мужиков – в таким свяжешься, потом не отделаешься. Будет потом таскаться и ныть – ну дай, чё те жалко, что ли? Ещё и дружков таскать начнёт. Типа, это мой последний в жизни брат, и он срочно нуждается в благотворительной е*бле, а тебе, чё, жалко, что ли? На х*уй! А ходить к нему, менять один сарай на другой – вообще интереса ноль. Если по жизни х*уйня творится – так хоть трахаться боле-мене красиво!


      И потом, я в этой компании вроде как с Сашкой. То, что он ко мне не приближается, ни о чем не говорит. Не приняты у нас романтические сопли. Если даешь, давай одному и тому же. А то быстро в шлюхи определят и по кругу пустят. Оно мне надо? Опять же на табуретке проще мозги в кучке держать. Это Наташка может себе позволить нажраться в какашку – её мужика знают и уважают. Потому никто Наташку не тронет. Ещё и позаботятся, чтоб башку себе не свернула и домой благополучно попала. Мне такой сервис не светит – Сашка меня своей перед народом не признавал. А значит надо собственной головой думать, чё творю.


      Рассевшись, быстренько накатили – раз, два, три. За встречу, за знакомство, за любовь, куда ж без неё. Хорошо как стало! На голодный-то желудок. Дома опять жрать нечего, а закусывать я не люблю. Потом всё равно похмельем жутко маяться – закусывай, не закусывай… Лучше пусть желудок будет пустым – легче пойдёт. Вспомнила анекдот Романа Трахтенберга – закусывать надо манной кашей или винегретом. Потому что, манная каша выходит легко, а винегрет – красиво. Поржали. Выпили за красоту. Вовка пошел докапываться до двух тел, что всё это время валялись на дальних койках. Одно тело так и осталось валяться в отключке, а вот второе выползло и присоединилось к попойке. Вовка вообще все время скакал е*бнутым кузнечиком – бегал к соседям в попытках раздобыть ещё жратвы. В результате притаранил ещё спирта и мужика. На хрена ему конкуренты? Типа, раз я так не впечатлилась – теперь сравню и воспылаю? Всё норовил подлить мне спирта и подкладывал самые симпатичные, на его взгляд, объедки. Ну всё, осталось пойти ободрать алоэ у комендши, дабы преподнесть мне цветочек и будет полный джентльменский набор ухаживаний. Бесит! Наташка с Сашкой, ржали как кони, глядя на этот цирк.


     Со злости нажралась в хлам. Аж с табуретки чуть не навернулась! Не, так дело не пойдет. Надо проветриться. А как это проще всего сделать? Бинго! Сходить в сортир. Так, сосредоточилась, выковыряла Наташку с кровати и почапали. Да, бабы всегда ходят в сортир толпой. А чё непонятного-то? Во-первых, вдруг там маньяк какой меня, красивую, поджидает? Опасно. Во-вторых, надо же мужикам кости перемыть. Причём, немедленно, не дожидаясь окончания банкета. Распределить кто чей, обсудить кандидатуры, согласовать действия, установить границу, за которую никто в компании не заходит – только потом, тет-на-тет. Короче, вопросов дохера! Похвастаться друг перед дружкой оснащением – трусами, там, лифаками. Попутно поделиться советами. Обменяться боеприпасами. Вдруг у меня презиков с собой нет? Не будет же подружка при мужиках ими со мной делиться. Это ж равносильно снятым коллективно трусам! А презики лучше иметь свои – мало ли… На мужиков тут надежды мало – безголовые они. Так что, общих дел у баб в сортире дох*уя.


    В общем, поперлись мы с Наташкой в сортир. Сам путь я не запомнила – пить, бл*я, меньше надо! Но в самом строении пришлось быстро приходить в себя. Чтоб целой-невредимой из него выбраться. На улице-то мороз, а значит весь пол в сортире покрыт льдом. Дыра прямо в полу и, судя по размерам, снайперы тут не живут. Хотя пол даже размеры дыры не особо спасли. Держаться не за что – все стены говном расписаны. Вот мне интересен процесс росписи – кисточку что ли с собой берут? Или какашки в качестве мелка используют? М-дя… Только как мне теперь так раскорячиться, чтоб и в штаны не попало, и за стены не браться, и равновесие удержать? А то щас как поскользнусь, да и е*бнусь в эту дыру! Она как раз размером с меня. Хотела уже Наташку позвать, но послушав её маты за стенкой, передумала – с её помощью мы обе нырнём. И не факт, что вынырнем. Чё-то вспомнился мне сосед с нашей улицы… Он вот так провалился из-за подгнившей доски… И не смог выбраться. Страшная, сука, смерть!


     Фух! Получилось. Аж протрезвела. Да и ароматы… Ещё и стошнило. Ну, это и к лучшему – чё-то опасаюсь я маму терять в этой компании. С Наташкой вроде тоже всё пучком. Пошли обратно в общагу. Вова ждал нас прям на пороге – уже вся общага была в курсе, что у него бабы в гостях. Вот и караулил. Ух, бл*я, сколько же мужиков голодных! Пока до комнаты дошли, меня сто раз глазами раздели поимели. Вова, сука, успел на мою табуретку упасть. А вот х*уй тебе! Вцепилась в Наташку, и мы вдвоём так шмякнулись на кровать, что Сашка чуть на пол не улетел. Поржал над нашим замученным видом и ушел на другую койку. Только проморгалась – перед носом полная стопка.
- Давайте, девчонки. Мы вас так долго ждали, успели накатить. Догоняйте.
- Не, я пропущу, - я отказалась, а Наташка хлопнула.
- Вик, ну чё ты? Давай со мной, - Вовка подсел ко мне на кровать.
- Не буду, - вот чё он вцепился?
- Ну давай, только ты не выпила, - да чё за херня? Подумаешь, пропущу разок!
- Ой, отстань ты от неё! Ей только что плохо было – пусть отойдет малость. А то всё равно не удержит, - Наташка выхватила стопку из руки Вовки и тут же заглотила. Замерла, не дыша и собрав глаза в кучку.
- Так… Я чуть-чуть посплю,.. – выронив стопку, улеглась на кровать и тут же уснула.


     Все замерли в молчании глядя на неё. Я попыталась разбудить. Дохлый номер! Это тело даже не мычало. Сашка вдруг начал ржать. И чё смешного?


     И тут, как призрак возмездия, в дверях комнаты возникла коменда. Матерясь как сапожник, начала выставлять нас из комнаты, грозя ментами и выселением. Пришлось собираться на выход. И тут обнаружилось, Что Наташка не просыпается. Вот вообще. Никак. Пришлось Вовке с соседом по комнате тащить её на выход на руках. Выползя из общаги, стали решать – куда дальше. Наташка-то в отключке, домой её дотащить нереально.
- Чё, пошли в цех, где я работаю. Там тепло – пересидим до утра. К утру-то очнется, - шмыгнул носом Вовка.


    Пошли. Верне, мы с Сашкой пошли, а Наташка поехала на руках. На улице погода была просто рай. Похолодало, и мерзкий дождик, что шел вечером, превратился в снег. Белый, пушистый… Красивый. Огромные хлопья медленно кружились, мерцая в свете редких фонарей, и укрывали землю пушистым одеялом. Стало светло. И тихо. Только маты двух придурков, тащивших Наташку, нарушали тишину. Что они вытворяли! Тащили её по очереди на плече, брались за руки – за ноги, пытались нести прилично… Не, Наташка худая, даже тощая. Но она же сейчас в отрубе – абсолютно безвольное инертное тело. А они пьяные… Короче, она у них из рук постоянно выскальзывала. И падала. Но даже это не приводило её в чувство. Мужики матерились, тащили, тянули… Пару раз даже пытались катить… Но Наташка не далась – раскидывалась на снегу и переворачивать себя ни капли не помогала. Сашка, глядя на этот беспредел, ржал до слёз. Заметив мой осуждающий взгляд, сказал:
- Ничего, пусть тащат. Сами виноваты, что она в отключке. Вот пусть и стараются.


    Интересно. Сашка вроде вместе со всеми бухал - почему именно они виноваты? Уже потом, утром, когда шли домой, оклемавшаяся Наташка объяснила мне что к чему. Оказывается, мужикам не понравилась моя устойчивость к бухлу, и они решили принять кардинальные меры. Один из соседей Вовки наблюдался в психушке, но лечился на дому. Вот у него-то они и выпросили пару таблеточек. Развели в спирте, пока мы с Наташкой ходили в сортир и…  В общем, от этой психотропной смеси у нас должны были полностью отказать тормоза – никаких норм и запретов бы не осталось.
- А Сашка?
- Что Сашка?
- Он тоже?..
- Не. Он просто не стал останавливать.
- Но…
- Ой, да ладно тебе. Подумаешь, оторвались бы. Ничё бы с тобой страшного не случилось, - легкомысленно отмахнулась от меня Наташка. – По общаге Сашка всё равно не дал бы пойти, а Вовка с друганом – нормальные мужики. Ну замутили бы групповушку, делов-то…
- Но ты проныра та ещё, - помолчав, рассмеялась Наташка. – Как учуяла. Уперлась и ни в какую – не буду пить, и всё тут! А мне двойная доза… Я ж наркоманка, хоть и в завязке. На меня такие вещи действуют не как на нормальных людей. Вот и отрубилась с концами.
Но это утром. А пока…


    Доползли мы, наконец, до цеха. У Вовки даже ключи от ворот были! А в цеху тепло… Уложили Наташку на какой-то верстак, Вовкин сосед ушёл обратно в общагу, а мы остались дожидаться Наташкиного пробуждения. Не, я могла, конечно, уйти домой -  мне оттуда напрямки минут сорок идти. Но топать одной, по холоду, в темноте… Я уж лучше утра подожду. Уселась на лавку возле станка, прижалась к нему и задремала…


    … Руки ласково, но уверенно тянут меня вниз, где тепло. Такое уютное тепло. Подчиняюсь, склоняясь всё ниже… Губ касается горячее, упругое, но такое нежное-нежное. Скользит по губам, согревая, мягко уговаривая… Здесь холодно. Я сплю? Или нет? Да какая разница! Не могу отказать немой просьбе о тепле. Раскрыв губы, позволяю головке скользнуть во влажный жар рта. На секунду замираю в страхе – вдруг гость обратится в захватчика? Но нет, он всё так же вежлив. Послушно ждёт, позволяя решить – впускать ли дальше. Успокоившись, склоняюсь ниже… Завороженная скольжением, впускаю до предела, до самого корня. Боже, как же приятно ощущать эту живую упругую бархатистость, заполняющую рот! Замурчав от удовольствия, трусь носом о мягонькие волоски. Но этого мало. Втянув сладковатый теплый запах, нежащий лицо, начинаю двигаться… Ласкаю рот чудным лакомством, чтоб всему досталось – щеки, нёбо… Выглаживаю все уголочки нежным теплым бархатом. Вылизываю, исходя слюной… Вкусный! Словно лижу бархатистую кожицу согретого солнцем персика в предвкушении сладкого нектара, что изольётся, вязко заполняя рот. Чудесно!.. Ох*уительно… Губы зудят... Стараюсь унять этот зуд, плотнее сжимая упругий горячий ствол. Попутно вылизываю каждую пульсирующую венку, нежно скользящую по языку, терзаю его агрессивно натянутым лезвием уздечки, утешаю тесной шершавостью бороздки под головкой… Я – инопланетянка! Млею от ласк языка, словно это клитор. Всё моё существо сосредоточенно сейчас во влажной мякоти рта. Нет ничего, кроме наслаждения, пойманного мягкими тисками опухших губ…  Втягиваю сильнее… Хочу больше… Головка проезжается взад-вперед по ребристому нёбу, отчего искры удовольствия рассыпаются по всему телу – соски напрягаются и трутся об одежду. Поджимаются пальцы ног… Раскрыв губы, изгибаю шею, направляя вниз, накрыв сверху языком… Купаю в истекающей слюне там, где от нежной ласки гладкой головки слёзы наворачиваются на глаза… Отстраняюсь и тут же снова заглатываю, успев поймать губами ручеёк стекающей по стволу слюны. Сглатываю… Ещё раз… И вот резкая шероховатая ласка осушенного языка, терзающего ствол, уздечку, головку вознаграждена сладкой капелькой из нежной дырочки на вершине, что снята игривым кончиком и растерта по нёбу… Ещё… Хочу ещё…
- Да-а-а… Давай…


    Стоп! Резкое пробуждение рассудка подобно глотку ледяной воды, от которого серебристая боль звенит в мозгах и переносице. Выплюнув х*уй, вырываюсь из рук и смотрю на Вовку безумными глазами резко разбуженного человека. Молча отпихиваю его, не слушая бормочущие уговоры продолжить. Натыкаюсь взглядом на Сашку… Горячая тьма его глаз жадно впитывает представшие пред ним зрелище. Замираю, словно под гипнозом, ощупывая взглядом напряженные скулы, прошитую жилами шею, побелевшие костяшки сжатых в кулаки рук. Снова смотрю ему в глаза… Я не понимаю! Тьма постепенно смягчается улыбкой, выпускает меня из своих тисков… Оттолкнув Вовку вскакиваю и отбегаю в сторону. Перевожу взгляд с одного на другого. Меня трясёт так, что еле держусь на ногах…
- Уйди, - приказ падает неподъемной глыбой, и Вовка, судорожно сжимая стоящий колом член, выбегает из цеха.


    Сашка поднимается, проходит мимо меня и садится на моё место.
- Иди сюда, - голос теплым мехом нежит натянутые до предела нервы. Иду на зов, как зачарованная. Усадив рядом, обнимает, прижимая к груди. Гладит второй рукой по голове, ерошит волосы…
- Ну, что ты, девочка моя… Испугалась?
- Я же не хотела… Я спала… А он!.. – жалкий лепет судорожно срывается с губ.
- Тихо! Он больше не будет. Он извинится, что полез без разрешения.
Продолжаю пыхтеть Сашке в грудь, постепенно успокаиваясь.
- Но тебе же понравилось, - дергаюсь и снова замираю в усилившейся хватке. – Тшш… Я видел… Тебе было хорошо. И мне очень понравилось смотреть на тебя…


    Вернувшийся Вовка, присев на корточки берет меня за руку:
- Прости, Вик. Я не буду больше лезть… Просто ты такая… А я… И Сашка промолчал!
Щекой ощущаю Сашкин смешок от такого перевода стрелок. Выдергиваю руку и бурчу гадости Сашке в плечо. Вовка уходит в другой конец цеха и там затихает. Сашка продолжает меня обнимать. А я думаю…


    … Мне и правда понравилось. Первый раз я сосала, доставляя удовольствие себе, а не хозяину х*уя. Б*ля, как же это оказывается классно!.. Надо же, такой… ох*уенный х*уй и у такого… Несмотря на извинения, Вовка мне всё равно жутко не нравился – не люблю таких, когда из подтишка… А х*уй его очень понравился. Вот как так? Хочу Вовкин х*уй, но без Вовки!.. Истерически похихикала над собой… Интересно, а мне бы понравилось, если бы я с самого начала знала, что Сашка смотрит?.. Покрутила мысль так и сяк… Представила… Поерзала… А понравилось бы! Ох, бл*я-а-а… Ладно, подумаю об этом завтра…