История одного патрона. Глава 6 На Смоленск

Глава 6
«На Смоленск!»

Смешная штука получается. Вот Я. Патрон. Немой свидетель событий. Трагических, к сожалению, но, тем не менее, событий, меняющих всех. Да всех, абсолютно всех и живых и уже мёртвых. Да как бы это смешно не звучало, события, которые происходят в настоящем и те, которые произойдут в будущем, меняют отношения к людям уже ушедшим. Героизируя или наоборот опорочивая. Более того рано или поздно Я стану их непосредственным участником и внесу свой вклад в историю, косвенно конечно, не я сам, по своей воле возьму и выпущу свой смертоносный заряд в кого ни будь, а солдат возьмёт и выстрелит мною…
Но вот интересный момент выходит, против своего же совершенно немого молчания я стану причиной смерти человека… а может быть и не стану. Кто знает. В жизни бывает всякое, совершенно непредсказуемое, случайное или же наоборот совершенно сознательное, но вся эта сознательность или несознательность приводит к другим событиям случайным или нет, и опять же к сознательным или бессознательным, дело в другом. Вся наша жизнь это череда совершенно разных событий, абсолютно разных. Одно событие влечёт другое, а другое третье. И так везде и всегда и всё намного сложнее. Каждый день происходят миллиарды и миллиарды событий, одно цепляется за другое и так может происходить до бесконечности, каждое столкновение событий будет рождать новые и новые и новые…
Весь наш мир похож на матрицу событий и все мы одушевленные или нет, живые или мёртвые осознано или нет, являемся частью этой матрицы и будьте уверены, что все мы, так или иначе, являемся, хоть на маленькую капельку, виновниками всех трагических событий…

***

Шёл дождь. Он смывал осевшую пыль со старых обветшалых бетонных военных зданий, пропитывал бревенчатые стены маленьких домиков, размывал размытые и размазанные грязно-коричневой краской широкой кистью дороги, смачивал и освежал траву. Туманная пелена окутывала зелёные поля, дороги, вершины и низины. Всё озираемое пространство плавало в молочной пенной и становилось таинственно завораживающим. В него хотелось окунуться. Казалось, оно может спрятать, укрыть, утаить, завернуть в своё одеяло и усыпить…  Очнулся. Пелена рассеялась. Прохладная зелёная травка с капельками свежей россы, приятно обволакивает тело. Синий ручей перетекает и перебегает через камушки. Мягкое тусклое утреннее солнце чуть касается макушек деревьев. Там далеко на горизонте рассеиваются приземистые облака. Удивительный контраст. Сочные цвета на фоне нежной и даже сероватой голубизны поражают. Наверное, созерцание того, как удивительно просто и в тоже время невообразимо сложно устроена природа, устроен наш мир, самое ценное, что есть у всего человечества. Солнце, всходившее за миллионы лет до нашего появления и которое будет всходить ещё миллионы лет после нашего исчезновения…
- А будет ли? – Неожиданно вырвалось из уст солдата
- Что? – Удивлённо, построив брови домиком и вопросительно посмотрев на солдата, спросил политрук
-Ой, да я просто размышлял, просто вырвалось, мысли вслух – беглыми отрывками фраз ответил солдат
-Что ты там пишешь?– настойчиво поинтересовался политрук и косым взглядом заглянул в тетрадь солдата.
- Разное, совершенно разное, но знайте, порой все эти совершенно разные мысли, отрывки, наброски выстраиваются в определённую последовательную логическую цепочку. И получается что-то интересное. Знайте, наверное, мне так проще понять себя, отрефлектировать, ну то есть обдумать, разобраться, критический осмыслить. – Солдат вздохнул и закрыл потрёпанную тетрадь, положил карандаш в нагрудный карман своей гимнастёрки и застегнул его на пуговицу.
Офицер стоял молча. Он глядел в рассеивающейся утренний туман. Очевидно, он пытался всмотреться во что-то, но у него это не получалось. Плотная молочная пелена расползалась по равнине и прижималась к земле, а чудь поодаль, зацеплялась за ветки деревьев и закрывала лес от пристального внимания сторонних наблюдателей.

Утро, впрочем, как и вся ночь, было мокрым промозглым и противным. В здании склада, где хранились боеприпасы, протекала крыша и на наши ящичка капали маленькие капельки дождевой воды. Время от времени к нам заходили солдаты в серовато-зелёных дождевых плащах и проверяли, не сильно ли заливает нас вода. Отсыревший боеприпас – негодный боеприпас, говорил начальник тылового обеспечения, поэтому к обеду, когда дождь почти стих, несколько солдат заделало брезентом течи в крыше.
Дни тянулись один за другим, томительное ожидание чего-то столь непонятного угнетало, угнетало оно, как оказалось не только нас. Прибывший после обеда корпусный комиссар собрал в штабе всех офицеров и объявил о том, что все, кто покинут или попытаются покинуть расположения своих формирований, а так же те, кто будут подстрекать и агитировать к сдаче в плен или оставлении своих позиций, должны быть преданы суду военно-полевого трибунала и расстреляны. Многие офицеры были в недоумении, поскольку фронт от нашего расположения был далеко, да и пораженческих настроений не наблюдалось, но все согласно покачали головой и разошлись. Целый день прибывали всё новые и новые колонны солдат, машин, продовольствия, боеприпасов и вооружений. Новости с фронта были довольно удручающие. Армия отступала, безуспешно пытаясь проводить контратаки. Фронт уходил вглубь и категорически быстро приближался к нам. Брест, Минск, Львов, Витебск и многие другие города были взяты уже к началу июля. Киев был окружён, и всем уже было понятно, что он падёт под натиском вермахта. Следующей целью на центральном направлении был город Смоленск. Смоленск был можно сказать воротами к Москве, воротами и ключом.

- Подъём! – В расположение роты вбежал капитан – Все быстро, быстро, быстро – Его красная шея была испещрена вздутыми синими венами, а лоб покрылся новыми морщинами.
Прозвучали взрывы, а потом еще и еще, и вскоре звуки приблизились к нам вплотную. Где то вдалеке раздались звуки моторов тяжёлых бомбардировщиков.
Солдаты выстроились перед штабом, они были заспанные и ошарашенные.
Кто-то ещё не успел нацепить ремень, кто-то спешно застёгивал пуговицы на гимнастёрке. Из штаба вышло несколько человек с озадаченным видом. Один из них, сухой, небольшого роста человек в тёмно зелёном или даже скорее коричневом кителе с полковничьими шпалами на петлицах поднялся на две ступеньки перед штабом, поправил фуражку и хриплым, но уверенным голосом принялся воодушевлять солдат:   
- Танки Гудериана подходят к Смоленску! Товарищи! Наша задача не дать врагу взять этот древний город, ведь если падёт Смоленск, то падёт и Москва. Отступать нам некуда! Будем биться до конца! За нами Москва! Наше дело правое, мы победим – Затем полковник спустился с лесенки, провёл ладонью по лицу, шепнул что-то другому полковнику, отдал честь и зашёл обратно в штаб. Солдаты стояли молча, наверное, надо было бы прокричать ура или каким-то другим образом выразить солидарность с полковником, но реакция отсутствовала совершенно у всех. У солдат, у офицеров и даже у самого полковника. Он зашёл в штаб совершенно отрешенным и отрешёнными казались и солдаты и, наверное, если бы патроны умели выражать хоть какие ни будь эмоции, то наверно они нисколько бы не отличались от эмоций остальных.

                ***

Началась суета. Солдаты спешно проверяли оружие, офицеры спешно отдавали приказы. Снова закапал дождь. Он оставлял следы на нашей зелёный форме. Дождевых плащей практически не было. Земля превращалась в кашу. Машины шлифовали по мочевине, вырывая из под колёс траву с кусочками земли, и постепенно зарывались. Дождь усилился. Мы стояли под серым унылым небом. Огромные и частые капли срывались с мрачных туч и падали нам на лица. Артобстрел стих на некоторое время. Видимо враг дал нам время на передышку. Через час нам выдали боеприпасы, загрузили в машины и отправили под Смоленск.

                ***

Мою коробочку получил солдат. Пять патронов он сразу загнал в винтовку, а остальные вставил в обоймы. Я был крайним верхним патроном в одной из обойм. Он сложил нас в подсумок, повесил винтовку на плечё и сел в грузовичок, который помчал нас под Смоленск.