Семейный портрет на 1-13 площади. Том 1. 1. 9

Автобиография должна быть вымышленной как у Сальвадора Дали а вымысел должен быть автобиографичен

Нет всемирной истории – есть всемифная история
Нет филологии – есть маниология, мания к слову со всеми вытекающими отсюда перверзиями аффектами и дефектами

Оморфные омонимы
Сюммистические синонимы
Антилогические антонимы
Много пишешь из ничего

Смотрел военный парад. Вот уж почти тридцать восемь лет смотрю я одни и те же парады. Сперва они были под красными знамёнами, теперь – под жёлто-голубыми. Я повторю несколько избитых фраз, но не повторять их невозможно. Сколько всего наворочено для убийства человека. Сколько умственных, материальных, природных ресурсов, энергии, времени, эмоций, вдохновений затрачено для создания антропоцидного пантеона.

 Сколько усилий для обожествления смерти и разрушения! Эти бы килокалории, джоули излучений тел, эти мегабайты памяти, эти бы экстаиды озарений да направить на создание произведений искусства, на творчество – все вселенные превратились бы в радостно вечную феерию. Пусть я вонючий сексуальный пацифистик, антипатриотический экстремист и аполитичный маньяк – обзовите как хотите, но весь этот милитаристский мусор, какими бы патетическими фразами он не прикрывался, не стоит одного самого заурядного афоризма самого серенького писателишки или одного минета.

 Идёт военный парад: эти тупые, не знающие ничего кроме смерти, глыбы техники прут безличной массой и подавляют массу, толпу, трепещущую в мазохистской лихорадке своей бездушной тьмой. А диктор базарит: «Нам, гражданским лицам, хочется только одного, чтобы это оружие не применялось на практике». Но как раз применить его на практике всем очень хочется и не терпится. Прежде всего тем, кто управляет этой техникой. У них руки чешутся применить всю эту мерзость не на учениях, а в настоящих боевых условиях, против живых людей, а не манекенов, набитых тырсой. Тысячи лет человечество работает на войну и на смерть и наслаждается этим тайна и явно.

Понятия наши о добре и зле довольно субъективны и произвольны. По большому счёту в этом мире, то есть материальном мире вообще нет добра. Джайнисты считают, что убийство даже самой мельчайшей твари уже есть зло. Но покажите мне того, кто этого не делает! Что такое зло? Если садист пытает, мучит, унижает или даже убивает мазохиста, есть ли это зло? Ведь и для того и для другого это трудно назвать злом. Можно возразить, что и тот и другой больны, а болезнь это зло. А кто из нас не болен в этом материальном мире? Материя это уже болезнь. В таком случае что же, всё позволено? И «да» и «нет» имеют одинаковую силу и тождественный смысл. Именно ими-то как раз и пользуются. Но в том-то всё и дело, чтобы не пользоваться ими. Ни «да ни «нет». Здесь должно быть самосознание.

 Самосознающая личность не любит вторжения в себя и не любит вторгаться в иную личность без её ведома и согласия. Но коль согласие дано, любые концепции и преграды рушатся. Религия и социология слишком резко разграничивают то, что вообще не разграничивается и где границы вообще смутны и и приблизительны. Самосознание вообще ничего не предполагает и не предлагает – оно просто действует. Для него нет традиций. Каждый момент жизни оценивается по-новому и только с точки зрения сознания и самосознания Закон, наказывающий преступника, сам превращается в преступника.  Но «закон» и «преступник» понятия слишком абстрактные. За ними стоят конкретные люди, и у каждого индивидуальная неповторимая душа и  свой уровень самосознания. И своя степень страха и его оттенок. И ещё вера. Однозначно определить в это мире добро и зло невозможно. Но его определяют. Я от этого отказываюсь, не знаю, благодаря ли своему ослиному упрямству или невыразимой широте мировоззрения.

Когда мне говорят, что всё это уже было в смысле футуризм абсурд абстракционизм сюрреализм etc., и что, я мол ничего нового не привношу в литературу или в антилитературу, то я ответствую, что мол, да всё это уже было, было, было, но не со мной. А теперь будет со мной. Классический реалистический текст имел целью отразить действительность и описать её, человеческие чувства, отношение к миру и себе.

 После футуристической революции текст имеет самодовлеющее самодостаточное значение, он удовлетворяет самого себя. Настало время нарциссической литературы или нонсенслитературы – как хотите. Вне зависимости от того выражает текст что-то или нет, он живёт автономной и автаркичной жизнью для себя и в себе. А кто с этим не согласен, тот с этим не согласен – здесь уже ничего не поделаешь. Вы скажите всё это пижонство? Возможно. Но пижонство тоже имеет право на существование. И вообще, что; не имеет право на существование?!
- Ну как вам Памела Андерсон?
- Ну как? Голову помыла и стала похожа на Памелу.

Подсмотреть в мимолётно открывшуюся подмышку в вырезе платья и дальше вниз в сторону груди и ещё дальше вниз там где что-то смутное теряющееся в неразличимом. Или случайно обнажившееся бедро. Именно случайно. Высокий задний разрез на юбке – взгляд метнуть снизу вверх и под...

Когда одного узбека во времена Хрущёва спросили а будет ли коммунизм на планете всей, он, ткнув пальцем вверх, сказал: «Это одному ... Гагарину известно».
Однако, ближе к нашим баранам, как говорил персонаж фильма «Свинарка и пастух».

 Моя благоверная, а иначе я и не называю половину своей души, потому что не люблю слов «жена» или «муж» - от них пахнет казенной штемпельной краской. Так вот, моя благоверная купила мне книгу «Всё для мужчин» и читает её сама. Никаких движений к домашнему хозяйству и какому-либо хозяйству вообще у меня нет. Технику я, мягко говоря, терпеть не могу. Моя нелюбовь к технике вызвана не тем, что у меня нет сил и ума её освоить, а тем, что глядя на все эти шестерни, колёса, валы, гайки, шатуны, подшипники, я ощущаю их мёртвые холодные движения в себе и по мне пробегает судорога смерти. Я каменею от их неживой энергии, становлюсь вялым, болезненным, убитым. Мне становится скучно, я теряю всякий жизненный интерес, будто покрываюсь плесенью. Техника меня совершенно не возбуждает, а напротив угнетает и нет во мне ни одного грана радости и восхищения.

 Радость испытываю от созерцания живого, от создания бессмысленных невероятных экстремистских текстов, от секса, от любви, от познания, от веры, от творчества. Имеет значение только миг всепобеждающего экстаза и радости. Радость! Я испытываю радость там, где нет закона, логики, смысла, связи, цельности, ясности, постижимости. чёткости, правильности, вторжения, суждения, оценки, наставления, похвалы, контроля, упорядоченности, одобрения, почитания, возвеличения, традиции и догмы. Где есть взаимоприятие, уважение, непосягание и суверенитет. Где есть любовь, не требующая никаких гарантий и страховок. Где есть фантазия, не знающая понятий «грань» и «цензура». Где есть вера, которую не поколеблет ничто.

Что лежит глубже глубокой мысли? – Бессмыслица. Это только на первый взгляд бессмыслица имеет негативное значение. Но погрузись в неё, живи в ней и увидишь, что она глубже глубокой мысли. Г. Миллер пишет, что между глубиной и бессмыслицей можно обнаружить неожиданное сходство. Более того, скажу я, бессмыслица глубже глубины. Но это не бессмыслица психбольного или пьяного идиота, тем более не бессмыслица обыденной жизни, но какая это бессмыслица я сказать не могу. честно и откровенно – не знаю. Это полная тьма, непробиваемая, но в ней что-то как раз и есть истинно вечного и очень близкого. Прежде чем написать бессмыслицу надо хоть что-то глубоко осмыслить, чтобы опуститься глубже глубины, иначе получится не бессмыслица, а просто испражнение нейронов из складки между мозговыми полушариями с дополнением метеоризма голосовых связок.