Происшествие на уроке литературы

  ПРОИСШЕСТВИЕ  НА  УРОКЕ  ЛИТЕРАТУРЫ

Отрывок из романа «Любовь и месть в стиле Ретро», часть 1, глава 12

     В школе была суматоха первых дней занятий. Пока завуч школы утрясала вопросы с расписанием, пока определяла новеньких по классам, уходили драгоценные минуты урока. Хватая  классный журнал, она бежала на свои предметные часы  литературы  уже далеко после звонка. Так было и на этот раз. Влетев в кабинет, где её ждал 11 «А», она сделала глубокий вдох-выдох и начала вводный урок, посвящённый знакомству с общим курсом выпускного класса и повторению, где она обычно  комментировала  и распределяла темы рефератов на целый год. Класс записал очередную: «Маленький человек в русской литературе». Кто-то делал вид, что слушает внимательно. Кто-то даже конспектировал, что проявление гуманизма и демократизма – основная тема в творчестве русских писателей со времён Пушкина.

     Ожерельев Кирилл тоже слушал, но краем глаз наблюдал за Юлькой, которая пропустила неделю занятий. Со стороны могло показаться, что она - само внимание. Он знал и видел, что Ельская не слушает. Её мысли, действительно, были далеко.
     При словах о «маленьком человеке»  ей непроизвольно вспомнилась ночь, проведённая с угонщиками лошадей в лесополосе. Они величали себя «бунтарями свободы»  и предлагали выпить  «За бунт и всех бунтующих!». Каждого из них можно было назвать «маленьким человеком», а их бунт – «бунт на коленях».  «Маленьким человеком»  была и Федосеева Галина, бывшая одноклассница, ставшая сначала  «заблудшей овечкой», а позже -  «блудливой овцой». Там, в лесополосе, Юля увидела  современную пьесу Горького «На дне». После цивильных европейских впечатлений от такого контраста  особенно содрогнулось сердце. Из памяти не уходила Федосеева Галина, лежащая на голой земле. Её накрыли ветхим одеялом  и трое парней по очереди в тяжёлой обуви вставали ей на живот и танцевали. Это топтание на месте скорее напоминало замес глины. Галина стонала и охала, а потом начала кричать от  боли. Парни, надев наушники, не обращали внимания на крик, потому что так было условлено. Галину необходимо было избавить от пятимесячной беременности. Каждый из троих считался потенциальным отцом ребёнка, поэтому трудились с секундомером в руках: за равные удовольствия и равный труд.

     Юльке тогда стало плохо от всего увиденного, услышанного, узнанного. Она зажала уши, чтобы не слышать, как надрывается в крике Федосеева, но крик давил на сердце, на голову, на подсознание.
     Ельская почувствовала толчок в бок и … очнулась. Класс молча смотрел на неё. Она зажимала уши, а крик продолжался. Кричала Марья Ивановна. Кричала давно, потому что уже лицо и открытая  часть шеи покрылись красными пятнами. В классе стояла мёртвая тишина. Оскорбления сыпались на Юлькину голову крупным градом.

 -Ельская, в тебе когда-нибудь проснётся человек или нет? Ты когда-нибудь начнёшь жить духовной жизнью?  Ты деградируешь с каждым днём! Твои мозги надо посадить на голодный паёк! Они у тебя оплыли жиром от красной рыбы и чёрной икры! Ты в своём хамстве не можешь остановиться!
     Когда Марья Ивановна задохнулась от возмущения и на секунду замолчала, Ельская воспользовалась паузой. Стараясь быть внешне спокойной, она изрекла:
 -Я хоть и «маленький человек», Марья Ивановна, но считаю себя личностью. Я отвечу вам  словами героя Достоевского, спившегося отставного чиновника Мармеладова, который говорил Раскольникову: «Бедность  не порок, нищета – порок». Пусть я, по-вашему, обеднела духовно, но чувство человеческого достоинства ещё не потеряла. Поэтому прошу вас на меня не орать. А вот Вы – нищая. Нищая на доброту и сострадание. А нищий духовно  перестаёт быть человеком, он сам себя унижает. Например, криком …

     Марья Ивановна чуть вторично не задохнулась от  возмущения. Она только открывала рот, глотая воздух,  но произнести ничего не могла. Такого оскорбления за 25 лет работы в школе ей ещё никто не наносил. Она жёстко и хлёстко ударила Юльку по щеке. Класс протестующе зашумел. Пощечина Юльку не остановила:
 - Марья Ивановна, это уровень разборок не деловых интеллигентных людей, а мясника и кухарки, когда кто-то кому-то чего-то не додал!

     Юлька  встала и начала в сумку собирать свои учебники. Учительница словно очнулась и криком проводила Юльку до двери:
 - Вон из класса! К директору! Без родителей в школу не являйся!
     Ожерельев без разрешения выскочил из класса почти следом за Юлькой, догнал её на лестнице, преградил дорогу:
 - Куда ты опять намылилась? Вернись! Не умничай! Она к тебе  раз  пять обращалась, и все пять раз вежливо.
 - Да иди ты!..- Юлька попыталась обойти, но Ожерельев опять преградил ей дорогу.
 - Тебя хотел видеть мой отец! Он просил зайти к нему!
 - Да идите вы оба …
 - Не  пооонял?! – по слогам протянул Кирилл.
 - Где тебе меня понять, как трёх мужчин за ночь принять!

     Юлька хотела усмехнуться, но не успела. Ожерельев наградил её пощечиной. На лице сначала проступили белые полосы, потом красные. Щека загорелась. Юлька тоже. Она замахнулась со всей силы, но Ожерельев увернулся от удара, и Юлька, потеряв равновесие, полетела вниз по лестнице, успев сгруппироваться.
 - Ты, скотина, подай мне руку!- потребовала Юлька.
 - А ты свистни! Может, те трое недалеко ушли и услышат!
 - Ожерельев, если ты не поможешь мне встать, то крупно об этом пожалеешь!
 - Юля, я тебе не лакей!  В следующий раз не спотыкайся так сильно.

     Он поднялся вверх  по лестнице. Стоя на площадке третьего этажа, он видел, что  она пытается подтянуться к перилам, но рука падала плетью, не дотягиваясь до лестницы. Левая нога тоже не слушалась её. Он медленно спустился и протянул руку.
     Ожерельев знал от старшего брата, что женщины – народ коварный, а Юлька – вдвойне. Он вспомнил об этом,  когда она подсекла его левой ногой, и  плашмя упал на каменный пол лестничной площадки. Кирилл осознавал, что отец накажет его за драку с девочкой, но простить Юльке подлости он уже не мог. Кто знает, сколько бы продолжался их поединок, если бы они не скатились с лестницы прямо под ноги  директору школы.
 - Ельская! Этой дракой ты перекрыла все свои подвиги! На малый педсовет!  Сегодня же! С родителями!

     От Ожерельева директор школы отмахнулась, как от назойливой мухи. Она даже не стала слушать о том, что он тоже дрался.
  - Я этого не видела!- сказала Вера Ивановна, как отрезала.- Через три часа я жду тебя с  родителями!- приказным тоном повторила она Юльке.