Разработчик. Часть последняя. Вокзал

        За всю недолгую дорогу я задал всего один вопрос:
- Что после перехода?

Он ответил не сразу и с какой-то грустью. А может, мне показалось.
- По-разному. Если ты способен и готов, можешь пригодиться здесь.  Если совсем устал – выходишь из игры. Я уже говорил о Законе индивидуальной воли – это единственное, что позволяет и способствует рождению личности, условно отдельной от Бога. Каждому такому рождению противится система. Всё слишком сложно для уровня твоего сегодняшнего осознания и понимания, но как-то так… Если во время игры ты собрал “опыта” более необходимого и достаточного, открывается возможность его передачи другому – мгновенной передачи, без болезненного опыта у того крушения псевдореальности.

                ***

На перроне. Запах тлеющего в топках вагонов угля. Очередь к проводнице, проверяющей билеты и паспорта. Как жаль расставаться!

- Что ж. Спасибо Вам! Теперь не придётся учить арамейский и иврит, чтобы понять Библию, - я грустно-грустно улыбаюсь. - И всё равно, мне непонятно, зачем Иисус давал все эти обещания: о скором пришествии, о чудесах, о торжестве справедливости… Две тысячи лет прошло – воз и ныне там… Это разочаровывает, мягко говоря! Страдания миллиардов людей – ради чьей-то игры?

- Что бы ты предпочёл: безальтернативное небытие или возможность, пусть и с микроскопической вероятностью, рождения и Бытия? “Мёртвые хоронят своих мертвецов”, “что тебе и мне, жено?”, “велика жатва, а работников мало”…  Иисус всегда обращался не к трёх- и пятитысячной толпе. Он находил среди множества одного-двух, пусть – двенадцать или даже семьдесят - за всё Свое служение. И не факт, что это – апостолы! По отношению к найденным и пробуждённым Он ни словом не солгал, если ты об этом. Кого из них Он освободил, исправил принесённой с Небес Истиной – никто не знает, кроме Игрока. Прощай!

- Спасибо!
- Ты еще главного не видел. Прощай! - он отвернулся. Ему пора. Мне пора.

Иду по перрону к парковке, протискиваясь через провожающих. Где-то вдалеке, вагонах в четырёх, вдруг закричал ребенок: “Нет! Нет! Тоша! Тоша!..” Кажется, столпились люди. Мне, как раз, туда.

- Человеку плохо! Врача! Скорее! - а это уже ближе. И где-то позади.

Оборачиваюсь. Блин, это у его вагона! Тороплюсь вернуться, но в нескольких шагах столбенею: бездыханный, побледневший, мой недавний собеседник лежит на асфальте платформы. Рот приоткрыт, губы на глазах синеют, в остекленевших глазах отражается свет фонаря… Этот свет и остановил меня. Сначала просто отблеск, потом он стал объемным – заполняет пространство, заполняет и вытесняет, за ним не видно уже ничего, растёт будто огненный шар… Поверхность его сияющая всё ближе, ближе… Касается меня, начинает наполнять… Слепит и жжёт. Течёт во мне. Это теперь мой свет! Мой, и я – его. Свет – это я! Будто над землёй парю. Переполняет. Жжёт. Взорвусь! Сверхновой… Нет! Нет!.. Остаюсь! Игрок! Слышишь меня?! Я остаюсь!!! Остаюсь…

                ***

- ...той вагон. Мужчина! Вы последний? Глухой, что ли? Вы последний?

Первая платформа. Вагоны. Толпа.  Бабка с сумкой на тележке тянет за рукав.

- Нет, я не последний. И я не первый.

Прочь иду. Опять плачет ребёнок, девочка лет восьми. Не каприз, горе: тележка с тюками постельного белья переехала щенка. Её щенка: “Тоша! Тошааа…” Мать закрыла лицо руками, отец девочки смотрит – то, растерянно, по сторонам, то, со злобой, на грузчика… “Тошенькаааа!..”

Останавливаюсь, опускаюсь на колено возле пушистого трупика. Грудина раздавлена колесом тележки. Кладу руки – почти всего накрыл. Холод чувствую и боль в ладонях. Потом опять появляется свет – проявляется в каждой частице пространства вокруг меня и во мне самом. Яркий, но нежный. Как пламя, но ласково-теплый, греет ладони, стекает по ним… Под руками хруст. Потом – пульсация. Еле слышное дыхание. Трепыхается. Скулит… Жив!